Моё сердце взорвалось надеждой. Он был здесь. Я не сошла с ума. Он пришёл. Он не забыл меня.
— Ищете кого-то, леди Моравиа? — голос прозвучал за спиной.
Голос прозвучал тихо, с лёгкой насмешкой, но в нём таилось что-то ещё — напряжение, которое Агостон не сумел скрыть.
Я обернулась, чувствуя, как внутри меня поднимается волна разочарования.
Он стоял у дверей, ведущих в его спальню. На нём был халат, небрежно запахнутый, а в руке он держал канделябр с горящими свечами. Его волосы были растрёпаны, словно он только что проснулся, но глаза — нет, они не были сонными. В них читалась настороженность, почти тревога.
Агостон сделал шаг вперёд, и я заметила, как его взгляд скользнул по мне. Он выглядел усталым, но в то же время каким-то сосредоточенным, словно пытался понять, что я здесь делаю.
— Почему вы не спите? — спросил он, его голос был низким и немного хриплым. — Неужели брак с таким убийцей, как я, не даёт вам покоя?
Я не сразу нашлась, что ответить. Его слова прозвучали как издевка, но в то же время в них была какая-то горькая правда. Я знала, что он прав, и это знание царапало меня изнутри.
— А почему вы не спите? — спросила я в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, не выдавая ненависти. — Или вы боитесь, что я найду того, кого ищу?
Агостон усмехнулся, но в его усмешке не было веселья. Я посмотрела на рояль.
— Я слышала мелодию, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Вы её тоже слышали. Не пытайтесь отрицать. Кто-то только что играл ту самую мелодию, которую играл мне мой муж. Ту, что он играл в нашу первую ночь. И после этого вы смеете утверждать, что не слышали её?
Агостон медленно поднял на меня глаза. В его взгляде не было ни насмешки, ни раздражения. В них читалась усталость, смешанная с чем-то ещё, что я не могла определить. Его лицо оставалось непроницаемым, но я чувствовала, что за этой маской скрывается нечто большее.
— Мелодию? — переспросил он, его голос был низким и глубоким, как будто он пытался скрыть что-то.
Я не отвела взгляд.
Я хотела, чтобы он увидел, что я не отступлю.
Но в его глазах не было ответа.
Вместо этого он сделал шаг вперёд, его движения были уверенными и грациозными. Он подошёл к роялю и остановился перед ним, словно сыщик, который хочет найти улики.
— Вот эту? — спросил он, три раза опуская палец на клавишу. От звука у меня внутри всё задрожало. Дыхание перехватило.
Он небрежно сел и заиграл.
Ту самую мелодию.
С трёх нот, как стук в дверь.
Потом — переход в тёплый, грустный аккорд.
Ту, что Анталь называл «нашей» .
Я почувствовала, как сердце сжалось.
Как будто кто-то вонзил нож в грудь и медленно повернул.
Я почувствовала, как моё сердце сжалось, словно кто-то вонзил нож в грудь и медленно повернул его. Боль была невыносимой, и я не могла поверить, что это происходит на самом деле. Как он смеет играть то, что принадлежит не ему? Это не его! Это наше! Это мелодия, которая связывала нас с Анталем, и он не имел права трогать её.
— Как вы смеете? — вырвалось у меня. Мой голос дрожал. Гнев и боль переполняли меня, и я не могла сдержать их. — Как вы смеете играть то, что принадлежит не вам? Это не ваше! Это его! Это наше! Вы не имеете права!
Я шагнула к нему, чувствуя, как гнев и боль кипят внутри меня. Моя рука потянулась к крышке рояля, и я хотела захлопнуть, прижав его руки.
Я хотела стереть этот звук, стереть его присутствие, стереть всё, что прикасалось к этим клавишам, кроме мужа!
Но Агостон не отдёрнул руки. Он продолжал играть, его пальцы двигались по клавишам с уверенностью и грацией, которые меня завораживали и пугали одновременно.
— Я сочинил её, — тихо произнёс он, не отрывая взгляда от клавиш. — И позволил ему присвоить. Потому что она ему очень нравилась. А он хотел, чтобы она понравилась вам.
Я стояла, не в силах пошевелиться. Не в силах поверить.
— Вы лжёте, — прошептала я. — Это невозможно.
— А почему нет? — спросил он, его голос звучал почти безразлично, но в этом безразличии было что-то зловещее. — Вам легче верить, что он был гением, чем принять тот факт, что он мог просто позаимствовать мелодию брата, чтобы очаровать понравившуюся ему девушку.