— Повторите, — сказал Агостон.
Я попыталась.
Кажется, я не слишком прилежная ученица. Я растерялась, глядя на клавиши… Так, она где-то здесь. Нет. Не она!
— Нет, не туда, — сказал Агостон. — Не туда. Левее… Смелее и левее… Вот здесь… Вот так…
Я смотрела на его руки, на шрам на ладони, который он никогда не показывал. Его движения были плавными, уверенными, но в них чувствовалась мягкость. Он знал, где каждая нота.
Агостон вёл мою руку, и мелодия оживала снова. Я чувствовала, как моё сердце начинает биться в такт с музыкой.
— А теперь — сами, — сказал он. Я услышала, как он отошел немного.
Я попробовала повторить, но снова сбилась, сопя как десять рассерженных ежиков. Агостон поправил меня, затем убрал мою руку и заиграл сам.
Он играл одной рукой, но его мелодия была настолько красивой, что я не могла отвести от него глаз. Это была та самая мелодия, которая когда-то заставила моё сердце биться быстрее.
Та самая мелодия.
С трёх нот, как стук в дверь.
Потом — переход в тёплый аккорд.
— Почему вы решили меня учить? — тихо спросила я, чувствуя, как тяжёлая волна воспоминаний накрывает меня с головой.
Слова застряли в горле, словно невидимая рука сжимала моё сердце, не давая им вырваться наружу.
Я старалась не показывать слабость, но голос предательски дрогнул.
— Чтобы у вас был шанс превращать мою жизнь в ужас и кошмар по утрам и вечерам, — парировал он.
Его голос был ровным, но в нём я услышала что-то, что заставило меня замереть. Это была смесь усталости, боли и чего-то ещё, чему я не могла найти названия.
Он улыбнулся, его улыбка была тёплой и искренней.
— Так вы все еще горите желанием? — спросил Агостон.
— Да, — сказала я. — Я хочу, чтобы вы научили. По-настоящему. Я хочу сама играть её. Возможно…
Я замолчала.
— Возможно… — начала я, но тут же замолчала. Слова застряли у меня в горле. Возможно, это поможет мне. Возможно, музыка станет моим лекарством от боли. Возможно, я смогу выразить её… как-то иначе.
Агостон прищурился, словно не веря своим ушам. Его взгляд стал более внимательным, и в нём мелькнуло что-то новое — интерес, может быть, даже надежда.
— Одну минутку. Я придумал, как вас научить, — произнес Агостон. — Я когда-то так учил играть брата. Будете смеяться, но он не знал названия ни одной ноты.
Он поднялся с места и направился к кабинету. Я услышала, как генерал что-то ищет там, и через мгновение он вернулся с листом бумаги и клеем. Его движения были уверенными, но в них тоже было что-то, что выдавало его внутреннее напряжение.
Потом ушёл в кабинет.
Вернулся с клеем.
Приклеил бумажки с цифрами прямо на клавиши.
— Вот так, — произнёс Агостон, разорвав лист на небольшие кусочки и аккуратно приклеив их на клавиши. — Чтобы вы не путались.
— Это же глупо, — сказала я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Я не ребёнок!
Он улыбнулся, но на этот раз его улыбка была мягкой и тёплой.
— Я знаю, — ответил он. — Но играете пока как ребенок.