Прошла неделя, но Джи до сих пор стыдно попадаться на глаза Ли Джуну и Сындже. Скандал быстро замяли, Сындже принял решение, что никто не обязан комментировать данные слухи, и они действительно сами затихли. Единственный тираж газеты, где красовались эти снимки, практически моментально сняли с продажи. У Джинсо отличные адвокаты, которые тут же урегулировали ситуацию.
Пока они ехали в машине до Сеула, Сындже не отрывался от мобильника, пытаясь решить возникшую проблему в срочном порядке, а Ли Джун отчитывал провинившихся так, что у Джи стёрся язык от слова «простите».
Последняя неделя съёмок была просто сумасшедшая, и сегодня — последний день, когда Джи может насладиться своим утренним кофе, ведь уже завтра всё будет по-другому.
— Я думаю, что эти снимки были фотошопом, — голос незнакомки отвлекает Джи от выбора десерта в кофейне. — Нужно быть идиотом, чтобы поверить в это.
— А я считаю, что они просто хотели пропиарить Джинсо. Он уже не такой популярный, как раньше, а теперь о нём снова все говорят, — фыркает её подруга, а тон голоса такой, как будто этой девице известна истина. — Хаюн, а ты что думаешь? — теперь она обращается к бариста за прилавком. Похоже, она тоже их подруга.
— Я думаю, что даже если эта девка действительно его охмурила, то их роман не продлится долго, — деловито произносит бариста, а Джи выпрямляется, чувствуя, как теряется аппетит. — Если бы это был кто-то из знаменитостей, то её личность бы уже давно раскрыли. А значит, что это какая-то простушка, которой посчастливилось случайно встретиться с Джинсо. Это мимолётное увлечение. Не больше.
Они так заняты своим диалогом, что даже не обращают внимание на Тэджи, которая готова взорваться в любую секунду.
Кто они такие, чтобы осуждать его? Кто они такие, чтобы делать вид, что всё о нём знают?
Именно из-за таких он и не может быть полностью счастлив — не только в одиноком лесу, но и в многолюдном мегаполисе. Тяжело осознавать, что все и правда видят в нём лишь глянец идеальной обложки, но не доходят до содержания.
— Онни, хватит ревновать его, — хихикает одна из девушек. — Или ты до сих пор надеешься, что в один прекрасный день он зайдёт в эту кофейню и влюбится в тебя по уши?
Подруги смеются, а Хаюн, похож, вовсе не смешно.
— Вот вы ржёте, а ходят слухи, что у нас на студии снимают какое-то шоу с его участием, — гордо заявляет она, как будто это знание даёт ей некое превосходство над подругами, которые сейчас переглядываются. Обе заметно взбудоражены.
— Правда? — глаза одной из девушек практически сверкают. Джи видит только её профиль, но даже по интонации её голоса становится очевиден неподдельный интерес. — А в каком павильоне?
— Ты его уже видела? — подхватывает вторая.
— Он заходил сюда?
— Я больше ничего не знаю, — грустно пожимает плечами бариста, наконец-то пробивая их заказ. — Но если он сюда придёт, то я обязательно с ним сфоткаюсь, — она улыбается своим мыслям, а Джи с трудом себя сдерживает, чтобы не сболтнуть лишнего.
— Сфоткаешь его для нас? — скулит та, что стоит ближе к Джи.
— Естественно, — хитро улыбается бариста. — А вы — смотрите в оба. Если он и правда здесь, то его можно встретить где угодно.
— Надо выяснить, в каком павильоне он снимается.
И только сейчас бариста косится на Джи, как будто та вообще не должна стоять в очереди и подслушивать чужой диалог:
— Выбрали? — интересуется она, а её подруги чуть отходят в сторону, чтобы Джи могла подойти к кассе.
Сегодня последний день, и Джи хотела провести его так же, как и все предыдущие — не изменяя сложившейся традиции. Но личные принципы для неё намного важнее каких-то сладостей и кофеина. В конце концов, у них в офисе тоже есть кофемашина, а у Минхёка наверняка завалялось полпачки недоеденных вафель.
— Я передумала, — Тэджи даже не пытается быть милой. Просто отказывается от заказа и выходит из кофейни, пытаясь совладать с разбушевавшимся негодованием.
Как же стыдно, что когда-то она рассуждала точно так же. Что тоже жаждала получить каплю внимания своего кумира. Ставила свои желания выше комфорта других.
…не думала о том, что он тоже человек.
Конечно, сейчас ей легко рассуждать — она увидела всё своими глазами. Провела с Ким Джинсо несколько недель в одном павильоне. Гуляла с ним по лесу и ехала три часа в одной машине. Даже успела засветиться вместе с ним на форуме, на котором сама же и сидит. Единственное, о чём она жалеет, — что не успела купить последнюю газету с этой злосчастной фотографией.
…просто на память.
Дверь в офис открывает едва ли не с ноги, отчего Минхёк вздрагивает, выглядывая из-за монитора:
— Боюсь узнать, что уже произошло? — он с опаской смотрит, как Тэджи небрежно швыряет свою сумку на кресло, а затем проходит к кофемашине, заглядывая в пустой отсек для зёрен.
— Какие-то девки в кофейне лишили нас последнего кофе, — недовольно бубнит она, хватая с подставки электрический чайник и подставляя его к кулеру.
— Что они тебе сказали? — серьёзно спрашивает Хёк, будто стоит Джи пожаловаться, как он пойдёт к ним прямо сейчас и заставит извиниться.
— Они обсуждали, как бы подкараулить Джинсо на студии, потому что до них дошли слухи, что тут снимается какой-то проект с его участием.
— Завтра его тут уже, скорее всего, не будет, — обыденно хмыкает Минхёк, не придавая этому никакого значения. — Да и думаю, что им это всё равно бы не удалось. Ты же видела, какая в павильоне охрана. Там муха не пролетит.
— Знаю, но всё равно бесит, — рычит под нос Джи, ставя чайник кипятиться. — Понимаешь, он для них как будто просто манекен, — она разворачивается к Минхёку лицом, скрещивая руки под грудью. — Им наплевать на личное пространство. Им хочется только сфоткать исподтишка знаменитость, чтобы хвастаться подружкам.
— Но ведь ты… — осторожно начинает Минхёк, но Тэджи не даёт ему закончить:
— Знаю, я вела себя точно так же когда-то, — глупо это отрицать. — И это меня бесит ещё сильнее.
— Сейчас ты изменилась, — спокойно произносит он, слегка улыбаясь, что внушает спокойствие. — Они тоже когда-то поменяют своё мнение.
— Или найдут новую жертву для своей охоты, — фыркает Джи.
— Я даже не знаю, что тут ещё ответить, — честно признаётся Минхёк и переводит взгляд на дверь: — Доброе утро! — он здоровается с пришедшим только что Тэхёном, а Джи лишь мимолётно смотрит в его сторону, тут же отворачиваясь к подставке с чашками.
— Что случилось? — шёпотом спрашивает Тэхён, подходя к своему рабочему столу.
— Сдвиг парадигмы, — так же шёпотом отвечает Хёк, вставая с места. — Схожу к автомату за шоколадкой. Хочешь ещё что-то? — спрашивает он у Джи, направляясь к выходу.
— Я просто хотела выпить свой последний кофе, — недовольно бубнит она, даже не поворачивая на него головы и лениво бросая пакетики чая в три подготовленные кружки. Не замечает, как на автомате и для Тэхёна готовит напиток. Слышит, как он копошится за спиной, но не спешит поворачиваться. Пока что в её голове перемалывается утренняя сцена в кофейне — сейчас вовсе не до флирта Кан Тэхёна.
— Надеюсь, это поднимет тебе настроение, — произносит он, стоя уже совсем близки, и Тэджи оборачивается, удивлённо глядя на газету у него в руке.
— Что это?
— Контрабанда, — усмехается он, протягивая ей газету. — Решил, что ты всё же захочешь сохранить себе экземпляр.
Джи опускает взгляд на первую страницу, тут же выхватывая у Тэхёна газету. Это же тот самый тираж, который в последний момент изъяли из продажи.
— Спасибо большое, — искренне благодарит она, не скрывая удивления. — Правда, — поднимает на него взгляд. — Спасибо. Я даже чей тебе заварила, — она кивает на дымящиеся чашки.
— И это вся благодарность? — вскидывает брови Тэхён, будто обижаясь.
— А что ты хочешь? Тысячу вон?
— Я от женщин деньги не принимаю, — коварно ухмыляется он. — Только поцелуи.
— Пусть бабушка тебя целует, — закатывает глаза Джи, пытаясь сарказмом заглушить смущение.
Идёт к своему рабочему месту, чтобы убрать газету в рюкзак, а сама молится, скорее бы вернулся Минхёк с этой проклятой шоколадкой. Потому что чёртов Кан Тэхён всё ещё продолжает довольно ухмыляться, неспешно сдувая с поверхности чашки полупрозрачный пар.
«Всем спасибо за съёмки! Мне было весело, а вам?» — эти слова из прощальной речи Ким Джинсо до сих пор крутятся в голове Джи, как заезженная пластинка.
Так странно — возвращаться в офис после дня на студии, выключать компьютер, споласкивать чашку, задвигать стул и выходить из кабинета, как будто завтра всё будет точно так же. Как будто ещё сотня дней, точь-в-точь похожих на этот, будто бесконечное количество серий ромкома, идущего по кабельному годами.
Но всё остаётся позади, и Джи уходит последней, выключая свет и закрывая кабинет на ключ. В течении недели им нужно освободить свои столы — такие правила. Сдать бейджики, ключи, вывести накопившиеся за это время бесполезные вещи или попросту сложить их в коробку, а потом выбросить на мусорку с обратной стороны административного здания.
Что-то едва щекочет за ухом, будто шепча «обернись», когда Джи выходит на улицу, направляясь к остановке. Но если обернётся, то действительно поймёт, что это конец. А ей бы хотелось сохранить ощущение незаконченности ещё на какое-то время. Она и так дала волю слезам в туалете, после того как съёмочная группа выпила по бокалу шампанского за успешное завершение последнего дня. Будет ещё официальная вечеринка, но это на выходных — Джи приедет за вещами после неё. Сначала нужно полностью свыкнуться с мыслью неизбежности финала.
Из-за музыки в наушниках совсем не слышно автомобильные гудки, припарковавшейся возле остановки машины. Водитель нервно поглядывает в зеркала, боясь, что сейчас подъедет автобус и ему впаяют штраф, но Джи смотрит только лишь перед собой, всеми силами отгоняя мысли о последнем дне.
— Я больше предлагать не буду! — сквозь музыку пробивается посторонний голос, и Тэджи интуитивно оглядывается, замечая знакомое лицо за опущенным пассажирским стеклом автомобиля.
— Тэхён? — она удивляется чему-то, дёргая наушники за провод и подходя ближе.
— У тебя есть пять секунд, чтобы сесть, — выпаливает он, и Джи даже не осознаёт, как поспешно усаживается на переднее сиденье, понимая, что у Тэхёна будут проблемы, если он прямо сейчас не отъедет от остановки.
— Что-то случилось? — интересуется она, моментально пристёгиваясь, а Тэхён уже перестраивается в соседнюю полосу.
— Подвезу тебя в последний день. Мы ведь, в конце концов, отлично поработали, — едва усмехается он, следя за дорогой.
Удивительно слышать от него такое. Приятно, но всё же неловко. Особенно после того, что было в первый и последний раз, когда Мин Тэджи сидела на этом кресле, хотя сама она очень плохо помнит ту поездку.
— Да не стоило, — если бы знала, что это лишь жест доброй воли, то не согласилась бы. Но уже не удастся отказаться. — Мне даже дышать здесь страшно.
— Вряд ли будет хуже, чем в прошлый раз, — без упрёка произносит он, а Джи следит за эмоциями на его сосредоточенном лице, будто пытается всё же разглядеть подвох.
— Ты сумасшедший, раз согласился отвезти меня в тот раз домой, — серьёзно произносит она, будто до сих пор не веря, что всё произошедшее между ними за последние месяцы является правдой.
Человек, с которым она надеялась никогда больше не встретиться, ворвался в её жизнь, как неизлечимая болезнь, годами поджидающая самый неподходящий момент. Когда-то она терпеть его не могла, а сейчас сидит и смотрит, как предзакатное солнце то и дело выглядывает из-за его лица, вынуждая прищуриться. Как мягкие лучи гладят чёткие линии его профиля, как играют с тёмными завитками волнистой чёлки. Как изящные пальцы поглаживают кожаный руль, а в мыслях невольно всплывают воспоминания о неловких прикосновениях.
— Лучше смотри прямо, а то опять укачает, — Тэхён бросает на неё косой взгляд — Джи поймана с поличным.
— Меня уже укачало, — резкий поворот головы пробуждает пятна светлячков перед глазами. Но, возможно, это лишь от долгого смотрения на солнце.
…или на Тэхёна.
— В бардачке есть леденцы, — не отрывая взгляда от дороги, он тянется к передней панели перед пассажирским сиденьем, открывая её, чтобы Джи взяла конфету.
Из недавно открытой упаковки высыпалась пара карамелек в голубых фантиках, и Тэджи тут же берёт их, протягивая одну Тэхёну, а потом забирает у него пустой фантик и, вместе со своим, комкает и забрасывает обратно в бардачок, закрывая панель.
— Какой странный привкус, — рот немного вяжет от природного вкуса растительных компонентов, и Тэджи не может понять, откуда она уже знает его.
— Это женьшень, — он причмокивает конфетой, и Джи слышит, как леденец перекатывается за другую щёку, ударяясь по зубам Тэхёна. — Без сахара. Очень полезные, кстати.
— А-а-а, — тянет она, припоминая чай, который ей заварил Ли Джун, когда они были на базе отдыха. — Точно. Женьшень.
Но это не тот момент, который Джи тщетно старается вспомнить. Хочет ещё что-то спросить у Тэхёна, но он резко задаёт свой вопрос, сбивая с мысли:
— Уже решила, чем займёшься теперь? Может, успела получить новое предложение?
— Нет, пока ещё ничего не знаю. А ты? — с досадой вздыхает Джи, чувствуя, как вкус карамели раскрывается всё ярче, заполняя собой всё пространство.
Пахнет лекарствами и аптекой. Чем-то давно забытым, точно из раннего детства. Может, бабушка давала ей настойку из женьшеня во время простуды? Что-то такое наверняка могло быть.
— Есть парочка вариантов. Пока что думаю, — кто бы сомневался. Теперь Джи не сложно это признать — Тэхён действительно профессионал.
Он талантливый, идеи из него так и прут, а сил хватает даже на ночные переработки. Лишь к концу съёмок Джи позволила себе обратить внимание, с каким рвением и интересом он подходит к работе. Как держал под контролем каждую правку, которые то и дело предлагали внести Хумин или Минхёк. Джи всё же стоит быть благодарной, что именно он оказался её напарником. В отличии от неё, у Тэхёна есть уже опыт, и у него есть чему поучиться.
— Да ты прям нарасхват, — усмехается она, отчего-то стесняясь сделать нормальный комплимент.
— Что поделать, — пожимает плечами Тэхён, а губы кривятся в довольной ухмылке. — Талант в землю не закопаешь.
Самодовольный — бесит. Но не настолько, чтобы Джи снова позволила себе обозлиться. Лишь инертно закатывает глаза, отворачиваясь к окну, чтобы посмотреть на мраморные волны реки Хан, поблёскивающие в лучах засыпающего солнца.
— Я начала писать новую книгу, — говорит Тэхён, тут же снова привлекая к себе внимание.
— О чём? — Джи даже не старается скрыть любопытства.
— Банально, но о любви, — обыденно произносит он, лишь на мгновение косясь в сторону Джи, будто ожидая какой-то определённой реакции.
— О любви? — чуть хмурится она, задумываясь о чём-то. — А ты много о ней знаешь?
В общем и целом, большинство произведений искусство написаны о любви: песни, картины, книги. К людям, к природе, к событиям, к животным.
…к жизни.
Но почему-то прежде Тэджи не задумывалась, а на что может быть похожа любовь Кан Тэхёна? Какой он её видит? Страстной или уничтожающей? Нежной или пылкой?
Горький и одновременно сладкий, немного жгучий, но в тоже время согревающий, как лекарство от кашля. На первый взгляд очень странный, но вкусный, поэтому хочется ощущать его снова и снова, чтобы он раскрывался с разных сторон. Привкус женьшеневой карамели такой же непонятный, но притягательный, как и сам Кан Тэхён.
Вопрос задан вовсе не ей, но Джи, похоже, знает, на что похожа любовь Кан Тэхёна и это сводит с ума.
— Звучит так, как будто ты думаешь, что я не умею любить, — он всё же поворачивает на неё голову, глядя в упор.
От этого взгляда хочется провалиться на месте. Или, ещё хуже, податься вперёд и поцеловать.
— Я не знаю, — качает головой Джи, всё же разрывая зрительный контакт. — Поэтому и спросила.
— Я пока тоже не знаю, — не выдерживая паузу, произносит Тэхён, тоже теперь глядя лишь прямо перед собой. — Но собираюсь это выяснить.
Почему его слова так откликаются внутри, что сердце бешено стучит под рёбрами, будто птица, желающая вырваться на свободу? Успокоить её вовсе не получается, как и вдохнуть полной грудью, ведь при каждом контакте с кислородом привкус женьшеневой карамели на языке ощущается ещё ярче. Точно взрыв фейерверков прямо под домом. Подойти страшно, ведь это опасно, но любопытство так тянет к распахнутым окнам.
— А у этой истории будет счастливый конец?
— Ещё не знаю, — уголки его губ слегка дёргаются вверх. Как будто он всё же знает, но боится, что не рассчитал своих сил.
— Я бы прочитала книгу о любви, которую написал Кан Тэхён, — произносит Тэджи, даже не подозревая, что уже и так знает сюжет.
— Значит, я её точно напишу, — уверенно произносит он, сворачивая с главной дороги.
— Но я буду рассчитывать на счастливый финал, — щурится Джи, будто угрожает ему. — Тогда эту книгу точно будет ждать успех.
— А я-то как рассчитываю.
И Джи позволяет себе задержать взгляд на уголке чужих губ, едва приподнятом вверх в фантомной улыбке. Странное чувство дежавю никак не покидает, даже когда во рту больше не остаётся ничего, кроме терпкого послевкусия. Автомобиль сворачивает на знакомую улицу, но отчего-то хочется, чтобы Тэхён проехал мимо, перепутав адрес.
Мотор глохнет, и Джи тяжело вздыхает, понимая, что надо бы выйти. Но мышцы в теле точно одеревенели, лишая свободы воли.
— Спасибо, что подвёз, — благодарит она, так и не решаясь посмотреть Тэхёну в глаза. Просто отворачивается, пытаясь отстегнуть ремень безопасности. — Ну давай же, — стонет она, понимая, что из-за заевшего замка их прощание становится невыносимо неловким.
— Погоди, — Тэхён ловко отстёгивает свой ремень и тянется к Джи, нащупывая защёлку возле левого бедра. — Вот так, — он осторожно заправляет ремень обратно в держатель, подаваясь слишком близко, что можно разглядеть маленькие родинки, лениво украшающие его лицо.
Машина. Ремень безопасности. Женьшеневая карамель…
— Что-то произошло в тот вечер? — резко спрашивает Джи, пока Тэхён ещё не отстранился.
— В какой вечер? — он смотрит на неё, застыв в таком положении, что неудобно им обоим. Но пошевелиться как будто не решается.
— Вечер в клубе. Что произошло в машине? — серьёзно спрашивает она, а Тэхён медленно садится обратно на своё место, теперь уже избегая прямого зрительного контакта.
— Ты уже всё знаешь, — бесцветно произносит он. — Я отвёз тебя пьяную домой, потом тебя стошнило на мои брюки. Я остался у вас ночевать, а наутро ушёл, — он молчит, но всё же решает добавить: — Диван, между прочим, очень неудобный. У меня всё тело тогда затекло, — такая манера общения уже больше походит на того Кан Тэхёна, которого Джи выгоняла в то утро из своей комнаты. Но теперь она знает другу его сторону, и это всё меняет.
— Тебе что, жизненно необходимо постоянно язвить? — цедит она. — Я хочу знать, что произошло в тот день. Говори.
Она взгляда с него не сводит, и у Тэхёна просто не остаётся выбора, как всё-таки посмотреть на неё в ответ. Его коричневые радужки кристаллизуются любимым айс-американо, и хочется не столько знать, что же произошло на самом деле, а чтобы он просто был искренен с ней.
А он молчит. Смотрит в упор, а во взгляде читается лишь ранящее сердце «ты не поймёшь».
— Чего ты добиваешься? — слишком спокойный тон его голоса злит сильнее, чем раньше.
— Я хочу знать правду.
— Какую? — он не желает говорить, но Тэджи заставит.
— Ты знаешь.
…они оба знают.
— Нет, не знаю, — наглая ложь, за которую ему хочется вынести приговор.
— Прекрати, — едва не повышает голос Джи, из последних сил сдерживаясь. — Я просто хочу знать, было это на самом деле или это лишь коварная игра моего подсознания.
Он снова молчит, а Тэджи хочется встряхнуть его за воротник рубашки, приводя в чувства.
— Тебя так волнует поцеловались мы тогда или нет? — его голос больше не похож на спокойный или равнодушный. Он зол, но Джи не уверена, что на неё. — Да, поцеловались. Довольна? — выплёвывает каждое слово, будто это что-то отвратительное.
…как будто это не начало их любви, а её конец.
— Почему ты мне врал? — сейчас только это волнует.
— Потому что ты не хотела об этом вспоминать! — он продолжает злиться, а Джи не понимает, почему.
— Это я тебе сказала?
— Да.
— А что ещё я сказала? — гортань закупоривает горечь слюны, что пропитана остатками женьшеневой нежности. Теперь лишь невыносимое разочарование разъедает всё внутри, что хочется промыть рот ополаскивателем.
— Зачем тебе это? Ты была не в себе, так что не вижу смысла это обсуждать, — раздражённо шипит он, что Тэджи перестаёт его узнавать.
А может, это лишь ещё одна его сторона, которую он просто не показывал?
Они много раз ссорились — перестреливались колкими словами, будто стрелами. Но впервые с тех пор, как они стали видеться каждый день, Джи хочется, чтобы он перестал. Не потому, что ей неприятно. А потому что это разбивает ей сердце.
…теперь уже по-настоящему.
— Почему ты не хочешь мне говорить? Разве случившееся не имеет значения? — голос вот-вот задрожит, и Джи с трудом его контролирует, ведь всё внутри взрывается, точно хоровод мыльных пузырей, целующих свежескошенный газон.
— Как будто, это когда-то имело значение, — выдыхает Тэхён, обессиленно прислоняясь затылком к подголовнику и прикрывая глаза, точно собрался умирать.
Тёджи никак не может докопаться до сути, а Тэхён молчит, как будто от этого зависит его жизнь. Неужели он не понимает, что этой игрой рушит то хлипкое доверие, которое сам так старательно пытался выстроить между ними? И если он надеется, что Джи не выдержит первой и сбежит, как обычно это делала, то он ошибается.
Она решительно открывает бардачок, шурша упаковкой конфет, и берёт ещё одну, жадно раскрывая фантик и запихивая карамель в рот.
— Зато сейчас это имеет значение, — без запинки произносит она, не глядя на Тэхёна, но зная, что добьётся своего.
*Вечер в клубе*
— Только не буянь, — Хумин едва хлопает Джи по щеке и, пока она ещё не успела что-то ответить, закрывает дверцу. — Я рассчитываю на тебя, дружище, — произносит он, кладя руку Тэхёну на плечо. — И буду молиться.
— Вали уже, — шипит Тэхён, закатывая глаза.
Он успел несколько раз пожалеть, что вообще согласился. Но учитывая, что эти клоуны решили, что будет забавно отправить Джи в таком состоянии домой, то кто знает, вдруг вместо Тэхёна они доверят её ещё кому-то. Какие бы не были у них с Джи натянутые отношения, но Тэхён никогда не позволял себе такой халатности, тем более, когда дело касалось пьяных девушек.
Не то, чтобы он часто попадал в подобные ситуации, но всякое бывало. У него тоже есть сестра, и ему бы вовсе не хотелось, чтобы она оказалась в подобном положении. Так что, заталкивая свою гордость поглубже, он уже собирается обойти машину и сесть за руль, как через стекло замечает какое-то копошение.
— Ради всего святого, что ты творишь? — возмущается он, глядя, как Джи уже отстегнула ремень безопасности и теперь пытается перелезть на заднее сиденье. — От тебя только и требуется, что уснуть и проспать всю дорогу, — он заглядывает в салон, не без труда усаживая её обратно. — Неужели, ты даже с этим справиться не можешь?
— Мне не хорошо, — мямлит она, не в силах поднять тяжёлые веки. — Я пешком пойду, а то меня укачает, — говорит еле слышно, что Тэхёну приходится прислушаться.
— Ты точно надо мной издеваешься, — цокает он, открывая бардачок и вытаскивая последнюю карамельку с женьшенем из опустевшей пачки. — Не думаю, что это сильно тебе поможет. Но лучше, чем ничего, — он нервно разворачивает конфету, буквально заталкивая её в рот Тэджи.
Только бы она ей не подавилась. Ещё не хватало попасть из-за этой дурочки в тюрьму.
Поэтому Тэхён тут же закрывает дверцу и поспешно обходит машину, плюхаясь на водительское сиденье. Вытаскивает мобильник из кармана, ища присланный Хумином адрес, и устанавливает его в держатель на передней панели. Чем быстрее они доберутся, тем скорее Кан Тэхён сможет сбросить груз со своих плеч.
…и буквально, и фигурально.
Но справа опять какое-то копошение, и Тэхён с ужасом понимает, что Джи опять пытается сбежать, отстегнув ремень безопасности.
— Пристегнись обратно, — требует он, глядя, как она теперь дёргает ручку заблокированной дверцы.
— Я не могу здесь сидеть, — стонет Тэджи и теребит блокиратор на двери, тщетно пытаясь его отковырять. — Мне нужно выйти.
— Я отвезу тебя домой, просто сядь ровно, — на удивление спокойно произносит он, всё ещё наблюдая лишь со стороны.
— Почему даже твоя машина меня ненавидит? — хнычет она, ударяя кулаком по неподдающейся двери. И этот жест полон такого отчаяния и обиды, что Тэхёну даже становится её жаль. — Что я такого сделала? Чем заслужила твою ненависть?
Её слова звучат так отчаянно, искренне и пьяно, что даже не закрадывается сомнений — она не знает. Она до сих пор ничего не знает, и Тэхён не уверен, что стоит ей рассказывать. Тем более, не сейчас, когда она еле языком шевелит, а в её и так местами бестолковой голове, наверное, полный бардак.
— Угомонись, — в своей манере отвечает он. — Никто тебя не ненавидит. Но если испортишь мне машину, то я высажу тебя посреди трассы.
Он тянется к её ремню безопасности, чтобы пристегнуть обратно, но руку перехватывают холодные пальцы, впиваясь в предплечье с такой силой, будто желая вырвать кусок плоти.
— Повтори, — требует Джи, всё же открывая глаза и не без труда глядя на Тэхёна.
Она такая пьяная — стеклянные зрачки блестят, то ли от слёз, то ли от усталости. Запах женьшеневой карамели хорошо перебивает алкогольное амбре, и начинает казаться, будто Тэджи действительно стоит принять настоящее лекарство. Конечно, если есть такое, которое способно излечить разбитое когда-то сердце.
— Я тебя не ненавижу, — серьёзно отвечает он, не прерывая зрительного контакта. — И никогда не ненавидел.
Это то, что ему стоило давно ей сказать. Но из-за своей гордости он так и не решился. А теперь сидит с ней в одной машине, а неприлично маленькое расстояние между их лицами накаляется, точно проволока в лампочке, которая вот-вот перегорит. Появляется странное ощущение, которое Тэхён не может сразу идентифицировать, но как только Джи подаётся вперёд, неуклюже целуя его в губы, всё встаёт на свои места. И от осознания происходящего становится так неловко, что даже нет силы воли отстраниться в ту же секунду.
Кажется, Джи пытается сказать что-то ещё. Но продолжает всё так же прижиматься к губам Тэхёна, нелепо шевеля своими и бубня что-то неразборчивое. А поцеловать её в ответ будет совсем неправильно — она ведь практически без сознания.
Как Тэхён посмотрит на себя в зеркало, если воспользуется этим моментом? Он не имеет такого права — он не должен даже задумываться о том, чтобы продлить этот бредовый сон, похожий на нелепый сценарий романтической комедии, но не как на его собственную жизнь.
Он отстраняется, и хватка на его руке ослабевает в ту же секунду. Джи будто и не понимает, что вообще сейчас сделала: смотрит куда-то сквозь Тэхёна, а когда он и вовсе садится обратно на своё место, самовольно включает радио, промахиваясь с волной, и теперь попсовая песня едва пробивается через завесу шуршащего фантика радиоэфира. Тэхён осторожно убирает её руку от панели, настраивая приёмник, а Джи обессиленно откидывается на спинку кресла, снова закрывая глаза.
— Какой ужасный сон, — бубнит она, а Тэхён неосознанно слизывает со своей губы привкус женьшени. — Надеюсь, что утром я его не вспомню.
Пьяные слова отрезвляют, возвращая в реальность. И Тэхён ещё каких-то несколько секунд смотрит на Джи, засыпающую практически моментально.
— Ты не вспомнишь, — обещает он, принимая решение, больше никогда не покупать эти чёртовы конфеты. — Я позабочусь, чтобы ты не вспомнила, — даёт два обещания, которые он не сможет сдержать.