Сегодня важный день, поэтому особенно важно начать его правильно. Джи даже вышла из дома пораньше, чтобы купить для них с Хёком кофе и свежие круассаны — теперь это их традиция. На территории студии находится практически всё, что может понадобиться во время рабочего дня: от фудкорта до салона красоты. Есть милый сквер, где персонал проводит время в обеденный перерыв, несколько кофеин, книжный магазин, сувенирные палатки, ведь на студию часто приводят экскурсии, и газетные киоски.
Но ещё слишком рано, чтобы все эти заведения были открыты — Джи рассчитывала стать первым клиентом, но просчиталась. Видимо, киностудия всё же не спит даже ночью. Так что приходится ждать, пока испечётся новая порция круассанов, ведь первую уже всю раскупили.
Делать особо нечего, поэтому Джи плетётся к только что открывшемуся газетному киоску. Кажется, что это утро не может стать ещё более особенным, но стоит Тэджи подойти ближе к витрине, как взгляд тут же цепляется за обложку свежего журнала — Джи ведь уже отчаялась его купить. Кто же мог знать, что именно эту версию обложки будет сложнее всего раздобыть.
Недосып как рукой снимает, и вот Джи уже подлетает к окошку, просовывая в него голову:
— Журнал с Ким Джинсо на обложке! — отчего-то сердце бешено колотится, а мысли путаются. Будто она не журнал увидела, а самого Ким Джинсо во плоти. — Там на витрине, журнал, — хватает ртом воздух. — Дайте!
— Закончились, красавица, — пожилая продавщица с досадой смотрит на Джи, на секунду отрываясь от чтения свежей утренней газеты.
— Но там на витрине стоит экземпляр, — не принимает отказа Джи, указывая рукой куда-то в сторону, где стоит заветный журнал.
— Разве? — удивляется женщина, тут же откладывая газету в сторону и поднимаясь с места. — Я думала, что сегодня утром последние два выпуска забрали. Она неспеша снимает с ветрины один журнал за другим, ища нужный. А Тэджи нетерпеливо переминается с ноги на ногу, потирая вспотевшие ладони. — Что-нибудь ещё?
— Нет, только Джинсо, — выпалила Тэджи и тут же краснеет — неловкая оговорочка.
Но женщина лишь усмехается, сканируя штрихкод, и Джи тут же оплачивает покупку, практически вырывая журнал у неё из рук.
— И как же этот паренёк затащил вас в свои сети? — интересуется женщина, подаваясь вперёд, чтобы понаблюдать, как Джи радостно листает журнал, ища статью со своим фаворитом.
— Ой, — неловко усмехается Джи, переводя на женщину взгляд. — Так сразу и не объяснить.
Кажется, что никто Джи не понимает — никто, кроме Ким Джинсо. Его песни доводят её до слёз и эйфории, а от одного только взгляда через экран бабочки в её животе начинают сходить с ума. Но это всё не уместить в один короткий ответ, как и не осознать масштабы её искренней наивной влюблённости в Джинсо.
— Ты уже пятая, кто мне так отвечает, — усмехается женщина, на что Джи только и может, что хмыкнуть и пожать плечами.
У Джинсо много поклонниц, которые сходят по нему с ума. Если бы эта женщина была в кого-то так же сильно влюблена, она бы не задавала таких глупых вопросов.
Держа в одной руке подставку с двумя бумажными стаканчиками кофе и пакет с круассанами, а во второй крепко сжимая заветный выпуск, Тэджи спешит в сторону офиса. На языке уже чувствуется мнимый привкус бодрящего кофе, а в голове лишь мысли о том, как она с любовью будет перелистывать глянцевые страницы, всматриваясь в каждый миллиметр потрясающей фотосессии Ким Джинсо.
День чудесный. Светит солнце, а лёгкий ветер приятно щекочет лицо. Сегодня начинаются съёмки — Тэджи увидит процесс вживую. Это просто мечта. Она ради этого горбатилась в университете — всё наконец-то получится.
Минуя съёмочный павильон, в котором сегодня уже с самого утра работает часть съёмочной группы, отвечающая за декорации и освещение, Тэджи выходит на финишную прямую к стеклянным дверям административного здания. Солнечный зайчик отскакивает от стеклянных входных дверей, и через секунду ей навстречу идёт Кан Тэхён, держа подмышкой стопку бумаг.
— Хумин уже полчаса ждёт финальную версию сценария, — игнорируя все светские приветствия, выпаливает он, настойчиво тыча стопкой бумаг в живот Тэджи и вынуждая её сунуть журнал подмышку, чтобы освободить руку для сценария. — Ты ещё с утра должна была принести её в павильон! — делая акцент на слове «ты», он даже не пытается скрывать раздражение. — Я не собираюсь постоянно прикрывать твою спину.
С этой гонкой за журналом и ожиданием кофе, Тэджи совсем забыла, что действительно должна была это сделать. И если бы Кан Тэхён вовремя заткнулся и не стал бы критиковать её работу, то, возможно, он бы даже дождался от неё профессиональных изменений. Это первая «серьёзная» работа Тэджи — так сложно быть снисходительнее? Но у Кан Тэхёна и Мин Тэджи есть одна схожая черта, о которой они и сами не догадываются: оба не умеют вовремя закрывать свой рот. Поэтому все наивные мысли об извинениях перед Тэхёном испаряются сами собой:
— Посмотрите на него, — она театрально размахивает полученными листами, специально делая свой голос как можно надменнее. — Один раз «помог» и теперь что, медаль тебе дать?
В глазах Тэхёна искреннее удивление, а на лице Тэджи — победная улыбка. Что? Думал, только он может позорить её, унижая при каждом удобном случае? Терпеть это Джи больше не намерена. Гордо вздёргивает нос и разворачивается на пятках, собираясь направиться в павильон. Этот павлиний пируэт вполне мог выглядеть весьма эффектно, если бы Мин Тэджи не была самым невезучим человеком в радиусе километра.
Мужчина взялся из неоткуда, и от неожиданности Джи ойкает, резко останавливаясь и пытаясь избежать столкновения, отводя руку с кофе в сторону. Журнал тут же выскальзывает, плюхаясь под ноги, а Тэджи скулит протяжное «не-е-ет», наблюдая за его полётом, будто в замедленной съёмке. Тщетно пытается поймать его второй рукой, отпуская сценарий, листы которого мгновенно подхватывает порыв ветра, распыляя по тротуару, будто перья взорвавшейся подушки.
Плевать на сценарий — можно ещё распечатать. А этот выпуск она так долго искала. Цель уже почти в руках, но вот бдительность подводит. Плохо закреплённый стаканчик выпадает из подставки, когда Джи наклоняется над журналом, беспощадным снарядом поражая глянцевую мишень.
Это настоящая катастрофа. Гладкая страница тут же плывёт коричневыми волнами, а фарфоровое лицо Ким Джинсо, который ещё минуту назад смотрел своим пронзительным взглядом с красивой обложки, приобретает кофейный оттенок. Очередной скулёж вырывается из груди, и Джи оставляет эту целлюлозную кашу беспомощно разлагаться на асфальте. Журналу уже ничем не поможешь, а вот страницы сценария ещё можно спасти.
Пара листов усыпана мелкими коричневыми точками кофейных брызг, но в целом, ситуация со сценарием не такая катастрофическая — журнал только жалко.
…и кофе.
А Кан Тэхён даже не двигается с места. Джи макушкой чувствует, как он стоит, ухмыляясь её поражению и, не отрываясь, наблюдает, как она ползает на корточках, собирая разлетевшиеся страницы, выплёвывая проклятья, которые ждут его в следующей жизни:
— Ты точно переродишься камнем, — пророчит она, осматривая землю в поисках недостающих листов. — Будешь лежать в богом забытом каньоне. Солнце будет нагревать тебя, как сковородку, что ад покажется раем. А Луна…
Она не успевает договорить, так как в метре от себя замечает очередную страницу. И, не вставая с корточек, «гусиными» перекатами семенит к добыче. Зажимает коленями уже и так изрядно помятые листы и тянется к добыче. Но мужская рука с изящными музыкальными пальцами ловко подхватила страницу, поднимая с асфальта.
Неужели сам Кан Тэхён снизошёл и решил всё-таки помочь?
В таком случае, он даже удостоится несвойственного для их общения «спасибо». Джи корчится, выпрямляясь, и уже собирается поблагодарить его в своей манере с лёгким сарказмом — чтобы слишком много о себе не возомнил. Но слова липнут к гортани, словно шелуха попкорна, раздражая слизистую. Если бы не присутствие Кан Тэхёна за спиной, то можно было бы подумать, что это сон. Потому что прямо перед Тэджи стоит сам Ким Джинсо — ну, точно мираж.
Лишь две мысли курсируют в сознании: Ким Джинсо собирал для неё страницы сценария и, кажется, Ким Джинсо действительно настоящий.
— Листы немного помялись. Но, вроде, я успел все собрать, — произносит он, сосредоточенно раскладывая страницы в порядке нумерации. — Недостающие, видимо, у Вас, — кивает на смятые листы в руке Джи, а она не знает, что сейчас лучше сделать: поблагодарить или убежать.
Она же сейчас ползала перед ним на корточках и ругала Кан Тэхёна, как сварливая бабка.
…какой позор.
— О, Джинсо! — голос Пак Хумина приводит в чувства. — Я смотрю, ты уже познакомился с нашими сценаристами, — Хумин улыбается во все тридцать два, подходя ближе. — Кан Тэхён, Мин Тэджи, познакомьтесь с нашим ведущим.
Что он сейчас сказал? Джи точно правильно услышала или это очередное помутнение от волнения. Кровь так стучит в висках, что слышно лишь собственный пульс, а всё остальное будто в вакууме.
Всё происходит так быстро, что Джи даже не сразу понимает, что была в офисе менеджера самого Ким Джинсо. Или не так — сам менеджер Ким Джинсо подвозил её до дома. Сумасшествие. Точно, она тронулась умом. Только пока не ясно, это произошло в тот момент, когда она влюбилась в Ким Джинсо или когда согласилась устроиться на эту работу.
— Мы вас уже обыскались, — продолжает Хумин, как ни в чём не бывало. — Джинсо нужен сценарий, — он смотрит на смятые листы в руке Джи, переводит на те, что держит Джинсо и, кажется, понимает, какую комичную сцену пропустил. — О, а вот и сценарий, — усмехается он, явно стараясь не засмеяться. Они с Шиву ведь всё знали с самого начала и хотели поиздеваться над Джи. Как они могли? — Сценарист Мин, можете отдать сценарий господину Киму.
Джи лишь на автомате протягивает Джинсо остатки сценария, а сама смотрит в упор, пытаясь совладать с волнением.
— Это мой отец «господин Ким», — закатывает глаза он. — Для своих я просто Джинсо.
То ли это присутствие Ким Джинсо так смущает, то ли его красота сражает наповал, то ли Джи просто стыдно за свою неуклюжесть. Хотя, может, всё сразу. Она только и может, что стоять молча, боясь пошевелиться, будто этот сказочный сон может рассеяться в любую секунду от малейшего неосторожного действия. Весь диалог проходит мимо её ушей, и Тэджи только и способна, что неотрывно смотреть на своего кумира — точно с обложки материализовался.
— Эй, растяпа! Ты забыла поднять самое главное, — раздаётся ядовитая усмешка Тэхёна.
Всё доходит очень медленно, и Тэджи оборачивается, вопросительно глядя на него в ответ. А Тэхён лишь кивает на валяющийся и всеми забытый журнал, с загнувшимися от влаги страницами.
Вот чёрт. Как она могла настолько облажаться? Джи как ошпаренная срывается с места, чтобы поднять потрёпанный жизнью журнал. Стыд заливает краской лицо, а Джи тщетно пытается спрятать обложку, которую все и так уже видели.
— Я когда это фото увидел, то тоже захотел чем-то прикрыть, — усмехается Джинсо, пока Джи сгорает изнутри, больше не решаясь посмотреть в его сторону.
Хумин прыскает смехом, а Кан Тэхён едко усмехается, поджимая губы и стараясь скрыть змеиную улыбку. Наверное, первый думает, о том, как же жаль, что Шиву всего этого не видит. А второй — хоть бы камеры слежения засняли этот курьёз.
— Я всё же считаю, что на экране лучше всего будет смотреться золотой, — скрещивая руки на груди, заявляет Хумин.
Уже несколько минут Хумин, Тэхён и Тэджи стоят перед кейсом с разноцветными микрофонами и бескомпромиссно спорят. Режиссёр Ан Минхёк, который в идеале сам мог бы выбрать микрофон, который лучше всего будет смотреться в руках ведущего, сейчас слишком занят. А заранее, естественно, такие вещи никто решать не собирался — всё в последний момент. И, как следствие, это ответственное дело легло на плечи самых некомпетентных людей.
— Надо остановиться на розовом, — стоит на своём Тэджи.
— Девчачий цвет, — фыркает Тэхён. — Надо брать тёмно-зелёный. Стильно и лаконично…
— И скучно, — перебивает его Джи, театрально кашляя в кулак.
— А розовый же такой весёлый, — разводит руками Тэхён. — И почему мы вообще этим занимаемся? — теперь обращается к Хумину — он ведь их начальник. — Почему Джинсо сам не выберет тот, который ему нравится больше всего? И вообще, неужели выбор микрофона так важен?
Придурок даже не понимает, что такие мелочи, как укладка волос, цвет пиджака или микрофона — создают неповторимый антураж. Нужно придумать изюминку. То, что привлечёт внимание телезрителей. Это не Джи сплошное разочарование — это у Кан Тэхёна нет профессиональной чуйки.
— Конечно же, важен. Он же всегда будет в кадре, — Хумин вот всё понимает. — А Джинсо сейчас занят прочтением сценария. Поэтому хватит ругаться и останавливаемся на золотом, — подытоживает он.
— Никакого золотого, — тут же встревает Тэджи. — Розовый сразу приковывает взгляд. Тем более он весь в стразах! Выглядит небанально.
— Тёмно-зелёный тоже приковывает взгляд, — Тэхён не собирается сдаваться без боя. — Они ведь будут меняться каждый эпизод. Так какая разница, с какого начинать?
— Во-первых, разница есть. Во-вторых, если для тебя её нет, то берём розовый.
И пока они продолжают вести бесполезную дискуссию, какой всё же круче — розовый или зелёный, Хумин устало закатывает глаза, вытаскивая мобильник из заднего кармана джинсов:
— Если вы не можете определиться, тогда пусть этим вопросом занимается его менеджер, — заявляет он, набирая кому-то сообщение.
«Только не Чон Сындже», — вопит внутренний голос Тэджи, и она бесцеремонно хватает Хумина за рукав кожаной куртки, напрочь забывая о том, что на съёмочной площадке он её начальник, а не «собутыльник».
— Золотой тоже смотрится неплохо, — тут же меняет своё мнение Джи. — Давайте оставим золотой и забудем, — нервно хихикает, готовая уступить, лишь бы не пересекаться лишний раз с Сындже.
Он хороший парень, но выдерживать его неприкрытый флирт она сегодня точно не в состоянии. И так вся на нервах из-за встречи с Ким Джинсо. Не хватало ещё и перед Сындже сегодня опозориться.
— Да сейчас прям! Это уже дело принципа, — не унимается Тэхён.
— Пускай Сындже сам выберет для своего подопечного этот чёртов микрофон, — отрезает Хумин, не без труда освобождая руку из цепкой хватки Мин Тэджи. — Хорош, — недовольно смотрит на неё, словно Джи обуза. — Куртку своими клешнями испортишь.
Можно было и не так грубо. В конце концов, они не чужие люди. Срываться не обязательно.
— Всем доброе утро! — голос Сындже слишком весёлый — даже завидно. Джи так-то совсем не весело — она с самого утра в панике. — Что тут у Вас? — он с любопытством заглядывает в кейс с микрофонами, разглядывая новый реквизит.
— Сындже, выбери микрофон сам. А то ещё немного и всё закончится дракой, — Хумин поочерёдно смотрит на сценаристов, будто призывая их немного задуматься о своём детском поведении.
Наивный. Думает, что Кан Тэхён когда-то повзрослеет? Джи уверена, что не бывать этому. Юношеский максимализм из него ещё не успел выветриться, да и Тэджи его тоже не лишена — отсюда и большинство их общих проблем.
Но Хумин не теряется надежды. Как и не перестаёт сохранять субординацию со своими подчинёнными. Джи хочется увидеть их с Шиву вместе в рабочей обстановке. Они ведь лучшие друзья. Очень любопытно, как выдерживает их дружба испытание офисным авралом.
— Хм, — Чон Сындже будто специально протискивается между Тэджи и Хумином, словно другого свободного места нет. — Фиолетовый выглядит очень заманчиво, — четвёртый вариант никак не облегчает задачу. — А ты как считаешь? — теперь смотрит на Джи, а она старательно избегает зрительного контакта, глядя куда-то мимо:
— Мне всё равно, — закатывает глаза, пытаясь показать полное безразличие, хоть это и не так.
— А кто тут пять минут назад доказывал, что розовый микрофон лучше всех? — выпаливает Тэхён, не упуская возможности подколоть напарницу.
— У тебя отличный вкус, — Сындже щёлкает пальца, будто ему только что в голову пришла восхитительная идея. А в следующую секунду разворачивает кейс к Хумину: — Утверждаем розовый!
Кажется, слово звёздного менеджера — закон, и Хумин без лишних возражений достаёт из кейса блестящий розовый микрофон и мастерски прокручивает его в ладони во всех плоскостях. Под конец микрофон подлетает в воздух, а Хумин ловко ловит его на лету, словно все предыдущие годы каждый день только этим и занимается.
Может, он раньше тоже выступал на сцене, а Тэджи этого не знает? Вел две жизни, притворяясь обычным парнем, а сам — звезда к-поп сцены?
Нет, Джи бы точно о таком знала.
— Выглядит и правда неплохо, — подмечает он, сосредоточенно ковыряя ногтем один из розовых кристаллов на рукояти, за что получает лёгкий шлепок по руке от Тэджи.
Её даже не смущает близость с Сындже, через которого приходится тянуться, чтобы достать до Хумина. Шоу должно получиться идеальным — Джи всё для этого сделает. И ни один кристалл при этом не должен пострадать.
— Зелёный бы смотрелся лучше, — недовольно бубнит себе под нос Тэхён и закатывает глаза, ведь на его недовольство больше никто не обращает внимания.
Обед прошёл спокойно. Не приглашая с собой коллег, Джи и Минхёк поели вдвоём. Хорошо, что Тэхён не горит желанием проводить свободное время в их компании. Без него и еда кажется вкуснее и день наконец-то приносит удовлетворение.
Перерыв ещё не окончен, и съёмочный павильон пустует. Как и стол со снеками, который накрыт, чтобы персонал мог перекусывать по ходу съёмок. Джи выпила лишь пару чашек кофе, а вот все остальные то и дело подходили за печеньем и конфетами. На двенадцатом выкрике Минхёка: «Брак по звуку!», — она перестала считать.
— Боже, хорошо, что эти дьявольские конфеты закончились, — с облегчением вздыхает Хёк, пока Тэджи раздосадовано заглядывает в пустые вазы, где остались только крошки печенья и абсолютно бумажные вафли. — Я думал, что ещё немного и начну швыряться наушниками в каждого смельчака с сахарной зависимостью.
И как по команде — будто издеваясь — барабанные перепонки заскрипели, словно ржавые ворота. У Хёка даже глаз дёрнулся, когда он повернул голову на Тэджи, стоящую в метре слева и причмокивающую той самой проклятой конфетой. Джи уже отчаялась найти что-то вкусное, пока не обнаружила закатившуюся за тарелку последнюю конфету — ну, хоть одну попробует. И теперь стоит и старательно разглаживает складки на скрипящем фантике.
Как ни в чём не бывало она поднимает взгляд на Минхёка, и тут же давится конфетой — этим взглядом можно поджигать факелы. У Хёка на лбу даже выступает вена — теперь действительно не по себе. Видимо, правду говорят: те, кто много улыбается, страшны в гневе.
…а Минхёк любит улыбаться.
— Прости, — сглатывает она, тут же выбрасывая фантик в мусорное ведро под столом. — Это была последняя, я проверила.
На это Минхёк лишь закатывает глаза, отказываясь как-либо комментировать этот беспредел. Просто подставляет стаканчик в кофемашину, нажимая кнопку «двойной капучино».
— После съёмок будет фуршет. Все собираются отметить первый день, — чтобы перекричать шум кофемашины, ему приходится повышать голос. — Ты в деле?
— Меня никто не приглашал, — Джи тоже приходится говорить громче.
— А тебе нужно приглашение? — ломает бровь Минхёк, будто подобная робость для Джи вовсе не свойственна. — Вообще, Тэхён должен был тебе передать. Вы же с ним целый день крутились вместе.
Что? Всех позвали, надеясь, что Тэхён передаст информацию Джи, а он умолчал? Другого от него она и не ожидала.
— Вот свинья! — выкрикивает от возмущения Тэджи, а кофемашина предательски замолкает, что звонкий голос разлетается по всему павильону, точно в режиссёрский в рупор. И только что вошедший в помещение Ли Джун удивлённо смотрит в их сторону, словно делая некие выводы.
Джи и сама испугалась собственного голоса, что теперь прикрывает рот рукой, с сожалением глядя на Джуна. Его представили, как главного по безопасности на съёмочной площадке, но и по совместительству личным телохранителем Ким Джинсо.
Утреннее собрание съёмочной группы проходило прямо в павильоне. Всем представили группу телохранителей, которые оцепили съёмочный павильон, чтобы избежать проникновения назойливых папарацци. А сотрудников, которые имеют отношение к съёмкам шоу, обязали подписать бумаги о неразглашении конфиденциальной информации. За несоблюдение прописанных правил, нарушителям грозит солидная сумма, при пересчёте нулей в которой Тэджи сбилась четыре раза.
Популярность Джинсо сейчас на пике. А запуск шоу находится в строжайшем секрете. Поэтому Тэджи не удивляет, что у айдола есть личный телохранитель. Но что их площадку будут охранять ещё три десятка двухметровых амбалов, конечно, поражает. Они то и дело ходят по территории, пристально следя за каждым, чьё поведение кажется им странным или неприемлемым. А получить такой косой взгляд от самого Ли Джуна — позорно.
— И незачем так орать, — усмехается Минхёк, забирая готовый кофе и подставляя на его место второй стаканчик для Тэджи.
— Ты прикинь, он же даже не обмолвился насчёт фуршета, — возмущается она, наклоняясь к уху Минхёка, чтобы больше так не кричать. — Впрочем, я не очень-то и удивлена.
Эта бессмысленная война будто не имеет конца. Тэхён настоящий маньяк — получает удовольствие, изводя свою жертву. Но Джи не будет его овечкой — она тоже может быть мясником. Кан Тэхён должен пожалеть обо всём, что сделал с ней. В голове уже генерируются бестолковые мысли о подложенных на стул кнопках, и Джи забирает свой приготовленный кофе, с осторожностью делая первый глоток, обжигая нёбо — это боль победы.
— Вы же подписали бумаги о неразглашении? — Джун уже стоит совсем близко, набирая из кулера воду.
Впервые Джи видит его настолько близко. Высокий и в прекрасной физической форме, которую не скрыть под классическим костюмом — чёрная рубашка и пиджак ему чертовски идут. Он делает глоток воды, ставя одну руку на пояс, а Джи тут же подмечает кобуру с пистолетом — всё серьёзно.
У Ким Джинсо даже охранник красивый. С айдолами работают только красивые люди, что ли? Нужно какой-то особый кастинг проходить или они уже в процессе работы хорошеют? Кажется, если это всё же правда, то в музыкальную компанию Мин Тэджи могла бы устроиться только уборщицей. Собственная внешность ей не особо нравится — простовата.
— Да, мы ребята ответственные, — отвечает Минхёк, подмигивая Тэджи.
— Отлично. А то полбеды, если раскроется само шоу, — Джун опирается поясницей о стол, делая ещё один глоток. — Я очень не хочу представлять, что начнётся, если поклонники смогут прорваться на площадку, — его даже передёргивает от одной мысли об этом, а Джи напрягается, стараясь не подавать виду. — Стоит одному фанату пронюхать — всё, на студию мы не попадем. Они оккупируют тут каждый метр. Мы это уже не раз проходили.
Отчего-то Джи становится стыдно. Она же и сама несколько раз была в числе тех, кто дожидался Джинсо в аэропорту, чтобы хоть одним глазком посмотреть на него вживую. Конечно, с того расстояния, где она стояла, видно было только его макушку и край уха, но эмоций осталась уйма.
— А что плохого в том, что фанаты хотят поддержать своего кумира? — осторожно интересуется она, глядя на полумесяц кофейной пенки в своём стакане, будто это просто любопытство — она вообще никогда не фанатела от айдолов. Если услышите обратно, то это враньё.
— В поддержке? Ничего, — пожимает плечами Джун. — Но ведь, скорее всего, придут самые дикие фанатики. Те, кто поджидает Джинсо возле студии звукозаписи или на радио. В аэропорт ещё любят приезжать. Там вообще побоище начинается. Стоит Джинсо только выйти из машины или из зоны прилёта — толпа становится неуправляемой. Мы, конечно же, стараемся всё деликатно делать. Потому что в основном это молодые девушки, — Джун неожиданно смотрит на Джи в упор: — Вроде тебя, — а вот теперь ей точно не по себе. — Но они только кажутся маленькими и хрупкими. А потом как начинают кулаками махать, пихать телефоны Джинсо прямо в лицо, толкать его и всячески пытаться потрогать.
Это так всё выглядит по ту сторону? Неужели всё это воспринимается как стадо диких животных? Всегда казалось, что это должно быть очень мило: когда поклонники ждут часами любимого артиста около отеля, чтобы хотя бы на пару секунд увидеть его. Ведь фанаты тратят так много сил, времени и денег на то, чтобы порадовать кумира. А Джинсо всегда с радостью приветствует своих поклонников. Никогда не отказывает в фото, даже когда бывает «в плохой» форме.
Но для фанатов он всегда идеален.
— А сколько синяков ему загримировали за все эти годы, — продолжает Ли Джун, а Тэджи горит от стыда. Она никогда не хотела, чтобы её так воспринимал любимый айдол — одной из стада. Это до отвращения унизительно. — Ему как-то мягкой игрушкой глаз повредили. Швырнули прямо в лицо со всей силы. Менеджер Чон хотел судиться, но Джинсо не позволил. Сказал, что судебные разборки с фанатами, пусть и агрессивными, плохо скажутся на отношениях с аудиторией, — он тяжело вздыхает, переводя дыхание и допивая воду. Видно, что он действительно заинтересован в благополучии Джинсо и сочувствует ему. — Он даже не может спокойно провести время с семьей, — забивает последний гвоздь в крышку гроба совести Мин Тэджи. — Не может прокатиться на велике в парке или сходить поесть токпокки. Простые человеческие радости теперь для него под запретом.
— Я не раз слышал от коллег, которые имели опыт работ с айдолами, что происходило на съёмках, — тяжело вздыхает Минхёк. — Доходило иногда даже до такого, что съёмочной группе приходилось жить прямо на площадке и спать в пустом павильоне в спальных мешках. Народ не мог элементарно поехать ночевать домой. Толпа держала «оборону» целыми сутками. Они там как в оккупации сидели.
— Вот, а я о чём, — Джун, возможно, тоже когда-то спал в оккупированном фанатами павильоне. — А теперь представьте, что тут начнется, если хотя бы один такой фанат пронюхает. Всё, нас отсюда на вертолетах придётся эвакуировать.
— А если среди съёмочной группы окажется кто-то из фан-клуба Джинсо? — на плечах Тэджи как будто сидят ангел и демон, и второй на этот раз вырывает победу.
Ей сейчас лучше стоять и помалкивать, будто всё равно. Но чёрт, Джи ведь не всё равно — она и есть та самая фанатка, которых так опасается Ли Джун.
…как же стыдно.
— Тогда… — Джун на секунду задумывается, отводя взгляд в сторону. — Тогда нам остаётся только молиться, чтобы этот фанат был слишком запуган штрафом в случае несоблюдения конфиденциальности. В противном случае, его ждёт не только штраф, но и суд. Дела с преследованиями всегда передаются в вышестоящие органы. Просто огласке не придаются. Это ведь уже, получается, не просто домогательства, а настоящий сталкеринг и вторжение в частную жизнь.
Он говорит это таким простецким тоном, будто уже вычислил всех фанаток на площадке. Джи точно тут не одна такая, но прятаться будет лучше других — нельзя потерять работу из-за глупой влюблённости в айдола. Она не специально устроилась сюда — это Хумин с Шиву всё устроили. Вот они и пусть несут ответственность. А сама Тэджи только сегодня узнала о том, что в съёмках шоу будет участвовать Ким Джинсо — это лишь совпадение, и оно будет стоить ей карьеры.
А если Кан Тэхён узнает? Вот это уже точно похуже позорного увольнения. Коллеги, с которыми они не так уж и близки, вскоре забудут о каком-то сценаристе Мин Тэджи. А вот Тэхён будет помнить её провал вечность.
— Не переживайте сильно, — кажется, Джун замечается беспокойство на её лице. — Это не ваша забота, — он по-доброму улыбается, а Тэджи уже подумывает встать на колени и раскаяться во всех совершённых ранее фанатских грехах. — Если среди нас есть «вредитель», — он театрально показывает кавычки в воздухе, — то мы его быстро вычислим и проведём сначала дружескую беседу в целях профилактики.
Тэджи натягивает непринуждённую улыбку, а внутри всё поднимается от волнения, что сердце колотится уже где-то между ключицами. Сегодня утром как минимум три человека из съёмочной группы уже видели её с Ким Джинсо в руках — при чём буквально. Один из которых противная задница — Кан Тэхён, а второй — сам Ким Джинсо. Но даже если шоу сорвётся, то точно не по вине Тэджи. И при следующем походе в дамскую комнату она сменит заставку телефона, где прежде красовался Ким Джинсо, а теперь будет стандартная картинка из базовых настроек. Джи в могилу с собой этот секрет унесёт. А с учётом того, сколько нервных клеток у неё осталось после сегодняшней встречи с Джинсо, у неё есть все шансы отправиться на тот свет ещё до конца съёмочного процесса.
Она ведь буквально жила последние годы лишь мыслями о нём. Просыпалась и засыпала, а перед глазами видела любимое лицо. Потому что с каждого плаката в её комнате смотрит Ким Джинсо. Каждый сантиметр её личного пространства посвящён ему.
…каждый миллиметр сердца.
— Кстати! — Джун резко выпрямляется, сминая пустой стаканчик и выбрасывая его в ведро под столом. — Пойду ловить всех после обеда. Мы не досчитались ещё нескольких подписей, — всё его внимание уже приковано к группе операторов, только что вошедшим в павильон: — Молодые люди!..
И всё же, несмотря на всю строгость, Ли Джун выглядит как настоящий айдол или кинозвезда. Если он когда-то решит оставить карьеру телохранителя и снимется в боевике, то точно прославится.
— И где они только такие костюмы берут? — бубнит себе под нос Джи, провожая Джуна взглядом. — Сидит как с иголочки.
— На заказ шьют, — чеканит Хёк, и Джи тут же поворачивается на него, чуя что-то недоброе:
— Что-то не так?
— Ты, случайно, не хочешь мне ничего сказать? — он вопросительно ломает бровь, как бы намекая, что если Тэджи сейчас не будет перед ним откровенной, то сделает только хуже.
— На счёт чего? — прикинуться дурочкой сейчас кажется лучшим вариантом. Вдруг она всё же не так его поняла.
— На счёт этого разговора, конечно же, — устало поясняет он, говоря чуть тише, чем прежде. — Ты ведь егофанатка? Да?
Ну всё. Увольнение с позором ей обеспечено. Никакой первой зарплаты. Никаких предложений написать сценарий для дорамы с Ким Джинсо в главной роли. Никакой свадьбы с ним. Сейчас бы за решётку не загреметь, потому что мечты Мин Тэджи уже и так трещат по швам, как ситцевое платье не по размеру.
…размечталась.
— Господи, да не нервничай так, — Минхёк подбадривающе хлопает её по плечу, но пугает этим ещё больше.
— Как ты узнал? — оправдываться тут точно уже бесполезно. Давать заднюю — тоже. Остаётся взглянуть страху в глаза.
Они же с Минхёком вроде как друзья. Он не может сдать её с потрохами вот так на пустом месте. Если бы хотел унизить, то уже бы сделал это, пока Ли Джун стоял рядом.
— Когда Джун подошёл спросить про наши подписи, мне это сразу показалось подозрительным, — пожимает плечами он. — Мы ведь ему лично отдавали договоры. А когда ты начала аккуратно выпытывать у него про фанатов, то мне всё стало очевидно.
Эти двое прочли её как открытую книгу — и Джун, и Минхёк. Неужели Джи такая простушка, что всё написано у неё на лице? Она никогда особо не пыталась контролировать смою мимику, но, кажется, теперь будет учиться этому.
— Господин Ан Минхёк, с таким аналитическим складом ума Вам бы не режиссёром, а следователем работать, — она пытается шутить, но голос всё же ломается под конец фразы, что приходится откашляться. — Раз всё понял, почему не поднял эту тему, пока Джун был здесь?
— Зачем мне тебя подставлять? Профилактической беседы и так достаточно.
— Мне её пока не назначали, — подмечает Джи, и неуместная ухмылка тут же испаряется с её лица.
— Она только что была, глупышка, — качает головой Минхёк, поджимая губы, чтобы не засмеяться.
Спасибо ему за эту тактичность, конечно, но теперь Джи полностью уверена, что он считает её безнадёжной — безнадёжной и тупой.
От ещё большей неловкости спасает звонок, оповещающий об окончании обеденного перерыва. Минхёк уже идёт к своему режиссёрскому креслу, попутно раздавая указания операторам. А Джи так и остаётся стоять возле пустующих тарелок с крошками своей былой уверенности.
Минхёк знает, Джун знает, тридцать двухметровых телохранителей тоже знают. И Ким Джинсо тоже наверняка знает. Это что, теперь за ней будет доскональная слежка? Начнут проверять карманы, отбирать телефон перед входом, отмечать в журнале приходы и уходы?
Но ведь это Хумин устроил её сюда. А он всегда знал о её маленькой любовной зависимости. И был в курсе, с кем именно ведутся переговоры — да он сам, скорее всего, их и вёл. Они с Шиву даже смеялись вчера — теперь ей понятно их поведение. Если бы Хумин не доверял, то никогда бы не подстроил эту встречу, память о которой у Тэджи останется на всю жизнь.
— Работать собираешься или я ещё раз пообедать успею? — голос Тэхёна разрезает пелену мыслей, словно острые ножницы портного. Но скорее кромсает остатки спокойствия, как топор халатного мясника.
Джи даже вздрагивает от неожиданности, резко отшатываясь в сторону и хватаясь за сердце, едва не проливая остатки кофе:
— Тебе не говорили, что нельзя подкрадываться к людям со спины? — восклицает она, не скрывая своего раздражения.
— Кто-то же должен держать тебя в тонусе, — фыркает он, невозмутимо заваривая себе чай.
— Придурок, — только и произносит Джи, допивая залпом кофе и не замечая коварную ухмылку, едва блеснувшую на лице Кан Тэхёна.