Жестокии развод

27. Две недели. Часть 1 Галя

Две недели проносятся так, будто кто-то зажал кнопку быстрой перемотки на пульте. В нашей жизни появляется какая-то стабильность, и самое странное – эта стабильность теплая, веселая и…от нее в душе щекочет.

Я постоянно улыбаюсь.

Олег быстро привык к новой школе. У него не было совершенно никаких проблем, а напротив. На третий день своего обучения он уже рассказывал нам смешные истории про своих новых друзей: про Пашку и Никитку, с которым они, как это когда-то модно было называть, крутили белкам хвосты вместе. Мне еще больше нравилось наблюдать за их с Иваном взаимодействием. Он мягко улыбался, поддерживал, но в нужный момент осаждал. Если истории явно переходили на другой уровень шалости.

Только это было далеко не все, что мне нравилось…

Иван круто сблизился с Артемом. Они нашли много тем для обсуждения, и, как оказалось, у них действительно их было много. Иван совершенно не был похож на Толю, которого мои дети всегда любили и уважали, но никогда не могли вот так сесть и проговорить несколько часов подряд. Он же всегда спешил, большой начальник, и вечно…знаете, что-то строил из себя. Непонятно зачем и почему, правда, но так было. Раньше я совершенно не отдавала себе отчета в том, как он держит на расстоянии «своего позволения» не только меня, но и детей. Как он играет и перед ними, совершенно не допуская определенных, обыденных вещей.

Толя называл это «фамильярностью», и говорил, что так нужно ради сохранения «уважения», но по факту…сейчас я готова сказать, что это было нужно для подкрепления собственного эго.

С Иваном иначе.

Они могут спорить с Артемом часами. Могут даже повышать голос, а через пять минут громко смеяться.

Дружба.

Вот что это такое…дружба. Иван выстраивает отношения по модели «старший товарищ», а Толя «большой начальник». Вот в чем разница между ними…один готов поддержать и быть на равных, а второй требует к себе беспрекословного уважения. Наверно, если бы он мог, то был бы совсем не против, чтобы собственные дети называли его на "Вы".

Тактика Ивана мне кажется лучше. Она органична, и она завораживает.

Мой, обычно тихий и спокойный ребенок, совершенно по-другому раскрывается теперь. Будто бы играет новыми красками, отринув все сдерживающие его стены – и это завораживает…он настоящий притягивает взгляд и заставляет улыбаться.

Артем приобретает уверенность. Думаю, если я скажу, что он находит себя, то не ошибусь.

После того как я отвезла мальчишек в школу, захожу в квартиру и улыбаюсь. Здесь по-привычному чисто. Иван каждый день убирается, пока я отвожу ребят, а потом мы вместе готовим обед, а потом и ужин.

Взгляд цепляется за турникет, который они установили неделю назад. Артем у меня занимается спортом. Хоккеем, если точнее. Олег как-то пошел с ним на тренировку, чтобы посмотреть, и тоже увлекся. Он долго не решался попросить, поэтому за него это сделала мой сын:

– Мам, можно Олег тоже запишется на хоккей?

– Почему ты у меня спрашиваешь, а не у Ивана?

– Так он не против. Осталась только ты…

Конечно, я не нашла причин для отказа, а они сразу же заказали эту палку. Чтобы «держать себя в тонусе». Сколько раз я закатила глаза в тот вечер, когда эта палка, собственно, приехала – не сосчитать. Они сначала втроем ее вешали, а потом устроили целое соревнование: кричали, смеялись, улюлюкали. В тот вечер я мыла посуду, и да. Глаза-то закатывала, но еще больше я улыбалась. В конце концов, у меня даже щеки устали.

Вот так бывает…

Ты внезапно оказываешься в той точке, в которую не ожидал попасть после того, как разрушилась, как тебе казалось, что-то вечное. Я совершенно точно не рассчитывала, что судьба подарит мне семью. Казалось, я сделаю хорошее, доброе дело, а когда все решится – мы разойдемся в разные стороны. Как теперь разойтись, если…

Прикрываю глаза и отталкиваю эти глупости.

Мысли об Иване сродни темной стороне Луны, куда лучше не ступать. Слишком много незнакомых переменных, слишком много вопросов. Я думаю, нас тянет друг к другу. Возможно, мы испытываем чувства. Только.

Только…

Все дело в том, что я знаю, какие чувства испытываю я: мне нравится все, что я в нем вижу, а главное, нравится, как я чувствую себя рядом с этим мужчиной. Во мне снова просыпается забытая, потерянная уверенность в себе, смелость, остроумие, и я словно Артем, сильнее раскрываюсь, срывая все замки, которые повесил на меня мой бывший. Но! Что есть его чувства? На чем они базируются? На обычной благодарности, нехватки женского внимания…или на мне?

Много страшных вопросов преследуют меня, словно тени. Мы почти друг друга не знаем, а он вдруг вытеснил собой любые другие переживания, и это тоже очень странно. Может быть, я сама тянусь не к нему, а к возможности сбежать от боли? Чувствую ли я все это из-за него, или он просто хорошее обезболивающее?

Без понятия.

Вполне вероятно, мы с ним друг для друга способ отпустить непростую ситуацию. Опиум для никого.

Вздыхаю, собираю волосы в хвост и подхожу к раковине, где лежит пара тарелок. Я сегодня справилась быстро: Олег моментально выскочил из машины и понесся в сторону Пашки. Артем тоже не стал задерживаться. Он с самого вечера был нервным и расстроенным – поссорился со своей девочкой. Ее, кстати, зовут Настя. Он обещал меня с ней познакомить, но пока до этого не дошло, а вчера они вообще сильно поцапались. Со мной сын постеснялся обсуждать эту тему, ограничившись только рваным дерганьем плечами, а вот с Иваном поделился…я слышала обрывок их разговора, пока они мыли посуду. Стало ли обидно? Немного, но снова: больше тепло. Иван вот настолько расположил сына к себе, что тот не стесняется открывать перед ним душу. Раньше для этого у него был только Артур…но они с ним не общаются. После той сцены в школе, я больше не слышала имени старшего сына.

Они поссорились.

Это тоже определенная давка на внутренности и еще один нарыв, который периодически пульсирует под кожей и заставляет чувствовать себя дрянью, но…я больше себя не обвиняю. По крайней мере, не так, как обвиняла бы раньше.

Из ванной комнаты вдруг раздается громкий: УХ! И я вздрагиваю, роняя тарелку на дно. Оборачиваюсь, жду, а потом начинаю улыбаться: Иван затягивает одну из песен KISS, и это почти забавно. Поет он, конечно, так что уши вянут, но какая разница? Главное, с душой.

Он такой свободный…

Как бы это ни звучало при данных обстоятельствах, но внутри у него словно нет никаких стопов. Иван на вкус, как свобода, и от этого у меня снова кожа покрывается мурашками.

Перед глазами его глаза.

Губы.

Линия подбородка, ключицы. Его руки…

Жар проходит по нутру, а память «услужливо» подбрасывает картину, как он подтягивался под громкий счет моих мальчишек. Господи! И на кой хрен я вышла посмотреть, что они там делают?! В моем возрасте нельзя смотреть на…такое.

Крупные мышцы. Сильные плечи. Узкая талия.

И огонь в сознании, от которого никуда будто бы не спрячешься.

А я психую! Меня раздражают все те чувства, которые этот мужчина вызывает во мне, ведь я точно знаю, что такое чувствовать – неправильно. Мы почти друг друга не знаем, а я уже…вовсю и наотмашь. Разве так можно?! Даже с Толей я за ручку стала ходить через пару месяцев после знакомства! Близкими мы стали еще через полгода. Я жестко держала себя в руках, и у меня все получалось, а тут…

Полный провал.

Со злости хватаю тарелку, быстро ее смываю, а потом вижу пятнышко на кране и психую еще больше. Вооружившись губкой и пеной от моющего средства, я решаю во что бы то ни стало отмыть это гребаное пятно. Черт, и как же сильно мечтаю НЕ СЛЫШАТЬ его фальшивой песни, от которой у меня нутро искрит…

Сумасшедшая.

Сжимаю кран сильнее. Его песня вопреки всем моим надеждам проникает под кожу. Ее лихорадит, и меня лихорадит.

Пальцы сдавливают кран еще сильнее.

Истерично двигая рукой, сейчас я похожа, наверно, на психопатку, но сознание так жжется, что мне плевать! На! Кого! Я! Похожа!

Ототру это пятно, даже если сдохну! Будто если я его уберу, меня перестанет так колошматить…

На мгновение в голове проносится эта странная мысль, что я с таким же остервенением пытаюсь спрятаться от собственных чувств, а они не проходят. Внутри меня только множатся и растут, потому что он – одни сплошные плюсы для меня, даже если остальные увидят на месте этих плюсов жирные прочерки. Он для меня лучший! А это уже совершенно иной разговор, но…

Я не успеваю развить эту мысль, ведь дальше происходит слишком много сразу. Во-первых, я особенно сильно сжимаю кран. Во-вторых, по ушам проходится не кошачьи песни из ванной комнаты, а железный, противный скрип. Нет, не так. Лязг. В-третьих, через мгновение мне в лицо ударяет фонтан ледяной воды.

Визжу, закрываю глаза, закрываюсь руками. Отступаю. Вся одежда моментально становится мокрой. Футболка противно липнет к коже, которую обжигает. Вода заполняет все вокруг, и у меня от неожиданности и паники перед глазами бьют черные круги.

ТВОЮ МАТЬ!!!

Грохот.

Быстрые шаги.

Бас.

– Что случилось?!

И нелепая я. Все от той же неожиданности поскальзываюсь на мокром полу и уже готовлюсь встретить лицом кафельную плитку, как вдруг ощущаю горячие руки на своих предплечьях. К сожалению, они не смогли окончательно спасти меня от падения, ведь Иван только по голосу похож на кота во время гулек, а по рефлексам он все еще человек. Очень быстрый, конечно, но человек.

Я шлепаюсь на задницу. Повисает тишина.

Иван медленно разгибается.

Фонтан бьет в потолок.

Сгораю со стыда…

– Ау… – шепчу, он молчит.

Злится? Моя истерика свернула кран, Толя бы дико психанул…

Медленно поворачиваюсь, чтобы извиниться и попытаться как-то объяснить, но…застываю. Иван выбежал спасать меня прямо из душа. Куски пены все еще остались на его влажных, больших плечах, но не это самое ужасное. Не то, что я теперь снова буду мучиться от накатывающих, словно жар, снов…

Он выскочил прямо из ванной, чтобы меня спасти, обернув полотенце вокруг бедер наскоро, а теперь…это полотенце валяется на полу. Под моей рукой. А он стоит передо мной…абсолютно голый.

Я смотрю точно туда, куда смотреть не должна.

Прекрати смотреть туда, куда не должна смотреть! Тебя что?! Приклеили?!

Похоже на то…

Кто бы знал, чего мне стоит оторваться…прямо перед моим лицом предел всех больных фантазий, и это…ох, боже, такого даже я себе напридумывать не могла…Понятно теперь откуда он весь из себя такой в себе уверенный и наглый. Все теперь становится ясно…

Пару раз моргаю и медленно поднимаю глаза к его лицу. Иван усмехается, выгнув брови, потом плавно облизывает нижнюю губу. Мне на мгновение кажется, что сейчас он скажет что-нибудь, и я непременно лишусь чувств от наплыва ярких, взрывчатых эмоций, но…нет. Он молчит. Просто присаживается и забирает полотенце, потом выпрямляется и возвращает полотенце на место.

– Перекрою воду, – говорит хрипло, – Крикни, когда перестанет фонтанировать.

Ответить что-то я едва ли смогу, поэтому лишь киваю. Он уходит. Дышать все еще нечем…

***

Он надо мной сжалился, и нашу милую мизансцену мы не обсуждали. Иван перекрыл воду, а потом пришел и занялся краном. Я сбежала в комнату, чтобы переодеться в домашнее платье.

Потом пришлось, конечно же, вернуться…

Кухня утонула не в воде, а в неловкости. В основном, к сожалению, в моей. Иван вел себя обыкновенно, просто сказал, что нужно заказать новый кран. Я кивнула. Он ушел. Тоже слава богу, на самом деле, ведь как бы это по-детски и глупо ни звучало, но говорить с ним сейчас долго было выше моих сил. А он не давил…

Иван не вернулся, позволив мне немного успокоиться. Я принялась за уборку помещения, в основном снова не от воды, а от глупых рефлексий.

Всякое бывает! И да, такое тоже! Хватит вести себя, как дура! Будто бы ты никогда не видела голого мужчину…

Прикрыв глаза и положа руку на сердце, я, конечно, видела, но…сейчас я видела по-другому и то, чего видеть не хотела. При этом страстно желая увидеть…и тут уже плевать, собственно, правильно или нет, но мне сложно избавиться от мурашек и внутренних искр, ведь…такого со мной раньше никогда не было… разве что в первый раз, когда я влюбилась.

Так странно…

Я влюбилась?

Ответ снова не удается нащупать, потому что раздается звонок в домофон.

– Это курьер с краном, – слышу голос Ивана и снова падаю до мурашек.

Мычу себе под нос что-то нечленораздельное, не поворачиваясь к нему лицом.

Он стоит недолго, потом шаги отдаляют его от меня, а мои проклятия только приближаются…

Я не имею права так о нем думать! Я не могу…но думаю…и ничего с этим поделать не могу. Я думаю, ведь впервые в жизни рядом с мужчиной ощущаю себя свободной, живой…такой собой, по которой так сильно скучала…

Снова звучат его шаги, и я снова отодвигаюсь от ощущений, на которые все еще не имею никакого права. Что между нами происходит? Непонятно. И я не хочу знать ответ на этот вопрос – страшно; слишком страшно…

Иван кладет на стол что-то тяжелое, а я убираю волосы с лица и на мгновение застываю. Хватит! Ты должна что-то сказать. Это уже становится просто-напросто ненормальным…

– Прости, что так получилось. Я…эм…хотела оттереть пятно и…

– Не извиняйся, – перебивает меня хрипло.

Я пару раз киваю.

Напряжение на кухне становится еще тяжелее. Пальцы цепляются за тряпку, как за спасительный круг.

Может быть, он снова сжалится надо мной и уйдет? Но Иван стоит и смотрит мне в спину, напрягая душу, как струны, которые натягивают до предела…

Шаг.

Я внутри вздрагиваю.

Еще один.

Еще.

Жар его тела бьет в лопатки, дыхание перебивает. Руки начинают подрагивать. А его ложатся на кухонную тумбу, закрывая меня в капкане.

Шумно выдыхаю. Иван делает последний шаг, и мои лопатки касаются его груди. Чувствую мощное сердцебиение, а потом его дыхание на своих волосах…

Внизу живота резко простреливает. Я хочу дернуться в сторону, нарастить дистанцию, но, похоже, это лишь жалкие оправдания, а не истинные желания…

Не шевелюсь.

Иван медлит всего мгновение, за которое, кажется, проносится вся моя жизнь. А потом резко останавливается. Он становится еще ближе и касается носом волос…

Из груди вырывается непроизвольный, тихий полустон, пальцы сильнее сжимают кухонный гарнитур. Иван шумно выдыхает.

– Успокойся, – звучит его низкий, хриплый голос, который вроде как просит об одном, но добивается другого.

Мир становится ярче. Горячее возбуждение накатывает огненной лавой, которая плавит кости.

Я не помню себя, и совершенно не помню, когда в последний день чувствовала так ярко…

Его руки медленно соскальзывают со столешницы и ложатся мне на бедра. Я снова давлюсь воздухом и вздрагиваю. Юбка собирается ваше, подушечки вонзаются в кожу…

Боже…

Это похоже на выстрел. Дальше – агония. Иван резко поворачивает меня на себя и по-хозяйски укладывает ладонь на щеку, а потом целует. Он вонзается мне в затылок, словно боится, что я попытаюсь отстраниться, и я бы попыталась. Он хорошо меня изучил. Я боюсь всех этих чувств, боюсь нашего сближения еще больше. Мне бы хотелось чего-то поспокойней, когда я оправлюсь от предательства и вообще захочу чего-то хотеть, но он все мои планы в помойку! Я не могу сопротивляться, отвечаю ему с пылом, с жаром, с готовностью.

Так долго представляла себе это…вкус его губ, силу его объятий, огонь, в котором сама захочу сгореть, а в реальности это еще круче! Даже самые смелые мысли и сны не идут ни в какое сравнение с ощущением, которое появляется во мне сейчас.

И это не я вовсе!

А может, я. Просто доселе незнакомая…

Она знает чего хочет. Она этого не боится. Она идет навстречу, она рискует. Иван придавливает меня к столешнице, углубляя поцелуй. Из его груди звучит тихий рык, от которого все тело лихорадит! А потом он резко подхватывает меня на руки и несет к столу.

С него летят чашки, салфетки, подставки. На нем есть только мы…я и он, два человека, которых искрит друг от друга. Почему? сейчас это почти неважно…лишь на мгновение…лишь на одно мгновение в моей голове оживает страх. Я упираюсь ему в грудь ладошкой, отстраняюсь и шепчу.

– Что мы делаем? Так нельзя…

Будто бы сопротивление ради сопротивления. Я обхватываю его бедра ногами насмерть, и ничто не заставит отпустить! А рукой цепляюсь за голые лопатки, оставляя на них следы своих ногтей. Он продолжает меня целовать, хрипло шепчет…

– Почему?

Откидываю голову назад, чтобы дать больше места для ласк. Его губы такие приятные, такие теплые, такие мягкие…

– Мы…это…мы все усложняем…это…не надо этого…

Иван выпрямляется, заглядывает мне в глаза, а потом кивает.

– Тянет к тебе адски. Больше это сдерживать не могу. Я хочу все усложнить, красивая. А ты?

Глупый вопрос.

Какой глупый вопрос…

Он моему сердцу по вкусу, а моей душе, как то самое «пальто», что было идеально вымерено и сшито именно для тебя. Пусть это даже будет обманом! Иллюзией! Но она так приятна на ощупь, и я в ней себя чувствую…собой.

Не могу ничего сказать. Забываю все слова…но тяну его на себя и снова глубоко целую, а через мгновение снова оказываюсь на его руках.

Он несет меня в спальню. Там я перешагну незримый рубеж, после которого ничего уже не будет, как прежде, но об этом сложно сейчас думать. Вообще, думать – сложно, когда ты пульсируешь изнутри обалденно вкусным притяжением…

Я забываю, что мне сорок пять. Я забываю, что я мать и должна быть ответственной и взрослой. Я забываю вообще обо всем! Сейчас есть только то, чего я хочу на самом деле, и он тот, кто может дать мне то, чего я хочу на самом деле. Возможно, потом я пожалею, но когда он укладывает меня на кровать, а я провожу по ровному ряду кубиков пресса – об этом я тоже не думаю…