С каждым днем моя злость только растет. В школе я вижу Артема, который со мной после той сцены показательно не общается. В груди ноет, и я пару раз почти подошел к нему, чтобы попытаться как-то исправить ситуацию, но в каждый из этих разов меня тормозил мелкий, наглый стоп.
И все, блядь.
Я застывал, смотрел в упор на низкорослого сучонка, который долбанул меня в живот! Кто он такой?! Я все еще глубоко в душе не одупляю, да и знать не особо хочу! Мы с ним больше не разговаривали, но пару раз в столовке сталкивались взглядами: я щурился, а он скалился. И будто бы вызов мне бросал! Мол, давай, подойди, я тебе еще навешаю!
И я бы подошел.
Я бы реально подошел, но…как ноги отказывали. Самое тупое, что дело даже не в Артеме! Не потому, что я понимаю, что если сделаю это, то максимально испорчу наши отношения, которые пока…возможно, можно спасти. Все дело было в ней, и в том, как она на этого мальчишку смотрела.
Кто он на хрен такой!
С каждым днем этот вопрос бесил меня все больше и больше. Ее взгляд отпечатывался в голове сильнее, и…это странное ощущение, будто бы меня взяли и выперли из семейной лодки, выбросив в океан, стало бродить за мной дворовым псом. Уродливым таким, с комками грязи на боках и животе, с высунутым языком и до дрожи жалостливым взглядом.
А потом до меня внезапно дошло, что эта псина – и есть я. Домой идти хотелось все меньше. Там стены холодные с новым ремонтом, которые давят до безумия. Там другая женщина сидит в гостиной и целыми днями трындит по телефону. Звук ее голоса бесит до зубного скрежета! Когда я смирился с положением дел, когда понял отца, он казался нежным и прикольным даже, а сейчас…
Я постоянно в наушниках, чтобы ее не слышать. И слава богу, на самом деле, что она тусуется в гостиной или бегает по магазинам, а на кухню почти не заходит. Здесь я могу вспомнить, как все было когда-то. Казалось, так будет всегда, да? Казалось, что и не в ней все дело. Ну, уйдет. Ну, все поменяется. И что дальше-то? Я получу плюшки и возможности. Отец говорит, что это важнее, а мать? Она все равно останется твоей матерью, Артур. Вы не прекращаете общаться, сын. Вы будете видеться. И главная его ложь: ничего по факту и не изменится.
Ага, конечно.
Все изменилось в тот же день, когда она покинула эти стены. Они уже тогда надавили до обрывов дыхания, до хрипа под ребрами. До скрежета в сердце…
Попытки это отрицать закончились еще большей оплеухой. Она выставила нас с похорон, она не звонила, она не пыталась. Она просто ушла, и все изменилось. Дыра в моей душе стала травить изнутри яростью.
Сейчас, кажется, я дошел до ручки.
Меня аж потряхивает! Ты просто понимаешь, что в этом доме ничего не осталось твоего. Бульдозер под названием «эта-гребаная-жизнь» снес все, что было дорого, заменил его на какой-то фантик, и все. Отцу по херу, конечно же. У него карьера и перспективы, которые поважнее моих внутренних срывов. Сегодня они с этой гребной сукой идут на какой-то прием, куда он смог попасть только благодаря ее статусу.
Я смотрю, как отец повязывает галстук, как улыбается, глядя на свое отражение. И сука! Нет в этом всем никакой любви, меня внезапно окатывает ощущение, что всю нашу семью продали за волшебные бобы! А они оказались обыкновенными, тыквенными семенами, твою мать! Не будет никакой «дороги в небо», есть только я – бездомная псина, которая никому не нужна по факту своего существования.
– Настюша, ты готова? – звучит его лилейный голос, от которого хочется волосы на башке своей рвать.
– Конечно, любимый.
Тошнота подкатывает к горлу. Она спускается, как королева, придерживая подол своего платья, а он смотрит на нее, как на свое лучшее вложение.
Нет там никаких чувств, которые можно было бы понять. Ну, хотя бы попытаться. Это просто «лестница в небо», которая оказалась сломанной стремянкой.
Сука…
– Ты выглядишь просто потрясающе, – продолжает накидывать он,
Она, так как персона, не изуродованная интеллектом, улыбается широко и ясно. Верит ему. Идиотка…
Черт, какая же ты тупая.
Жаль ли мне Настасью? Ни хрена. Она, может быть, дура дурой, но в ней есть хитрость и адская сучесть. Очень похожа на Алису. Избалованная, капризная дрянь, которая просто «захотела», и плевать, чего эта хотелка будет стоить. Нет, может быть, она и не такая тупая, как я себе представляю, просто она – капризная. Женщина, что верит в свою исключительность до последней запятой, и тут без вариантов. Никаких сомнений.
Надеюсь, однажды с ней это сыграет злую шутку…
– Артур, – отец зовет меня, и я пару раз моргаю.
Он разозлился, когда ушел Артем. Но не потому, что он ушел; даже не из-за того, что выбрал мать. Он взбесился, что брат посмел сказать вслух то, о чем каждый из нас думает: твоя сука просто притворяется ангелом, который принимает твоих детей и тебя. Это не так. Настасья мечтает от нас отделаться -- вот где правда. Это просто игра. Это просто способ получить то, чего она так хочет.
Отец тоже утопает в своей исключительности. Уверенный в каждом слове и своей непоколебимой правоте, он не замечает очевидного. Надеюсь, когда-нибудь это и с ним сыграет злую шутку…
– Скажи, Настя сегодня выглядит просто потрясающе. Правда?
Кривда, блядь.
Я знаю, что он ждет от меня подтверждения. Я должен помогать своему отцу, а не устраивать сцены. Это похоже на инстинкт выживания: матери я больше не нужен, поэтому просто должен делать то, что должен, чтобы остаться в этом доме. А не де-факто стать тем самым бездомным псом…
– Да. Она выглядит шикарно, – цежу сквозь зубы.
Каждое слово – раскаленный уголь. Они внутри меня полыхает, а язык жжет похлеще крутого кипятка.
Настя улыбается. Она чувствует, что победила, и я злюсь только сильнее.
наконец-то они уходят.
Думал, станет легче дышать, но хрен. Я горю только больше! Снова представляю, как она смотрит на этого сучонка. Кто он такой?! И как там Артем, м?! Нормально ему с новым братом?!
Суки!
Предатели!
Они все меня бросили!
Хватаю бутылку виски из отцовского бара, пью прямо из горла. Горло жжет на самом деле.
Какая гадость!
Морщусь. Как они все это бухают?! В фильмах там, в сериалах…невозможно же!
Ай, по хер. не будь ребенком!
Пью снова, а через десять минут голову уже не хило так ведет.
Вы меня кинули?! Бросили?! Выбросили из своей семейной лодки?! И отлично! Ясно! Прекрасно! Значит, уходите вовсе!
Взбегаю по лестнице, залетаю в комнату Артема, а потом грубо сгребаю его шмотки в пакеты и сумки. Их становится слишком много. Черт…
Нет, я столько не утащу! Возьму одну! и ее чемодан! с гребаными игрушками! Пусть валят, раз решили меня здесь в одного бросить! Пусть валят окончательно!!!
Галя
Когда время ложиться спать пришло, я первая удалилась в свою комнату. Находиться рядом с Иваном было сложно. Он на меня не давил, ничего не требовал, и мы по итогу ни о чем не говорили. А сейчас будет совсем плохо: я притворилась, что заснула.
На самом деле, разумеется, ни о каком сне разговора не было вообще. Во-первых, слишком волнительное событие. Во-вторых, как бы стыдно ни было, но мне было мало. Стань я снова немного смелее, или поменять бы обстоятельства всего произошедшего, я едва ли отпустила его из своей постели.
Но отпустить пришлось.
У меня очень много вопросов, а ответов на них – по нулям и прочеркам.
Я допустила ошибку? Не надо было усложнять? Вдруг…он просто хотел секса? Банально и тупо, но разве это не логично? А рядом я, идиотка…
Дверь моей спальни тихо открывается, и я обрываюсь на полуслове. Иван заглядывает внутрь.
– Не спишь, красивая?
Покрываюсь гусиной кожей. Он ждет ответа пару мгновений, но когда понимает, что это без толку, усмехается и заходит внутрь.
А меня опять словно подвесили над обрывом. Я так и остаюсь сидеть у изголовья постели с застывшим в комочках кремом на своих ладонях. Единственное, что успокаивает: Иван тоже нервничает.
Пару раз стукнув кулаком о ладонь, он размашисто болтает руками, притворно осматривая стены. Там, разумеется, взгляду зацепиться не за что. Поэтому нам совсем скоро приходится столкнуться взглядами…
Молчим.
Я не знаю, куда себя деть, а нелепость ситуации заставляет…улыбнуться. Я прикрываю глаза руками и дальше срываюсь на тихий смех, а он ощутимо выдыхает.
Напряжение тут же лопается…
– Прости, я…
– Прости, я…
Замолкаем. Смех становится громче и уверенней, а Иван чувствует себя еще более расслаблено и делает шаг в мою сторону.
Я поднимаю глаза.
Он опять застывает.
Прищуривается.
– Ты меня избегаешь?
В лоб. Как прекрасно…
Краснею немного, прикусываю губу и отвожу взгляд в сторону.
– Нет, конечно. Просто…
– Боишься, что не разберемся.
– М?
Еще шаг.
Я снова смотрю ему в глаза, а они искрят салютиками и озорством…
– Сказала, что не хочешь усложнять. Мы усложнили, и теперь ты боишься, что не вывезем? Так, красивая?
Его голос похож на пушистое одеяло, которое окутывает меня с головы до ног. Сердце замирает, и я не знаю, что сказать…
Иван делает еще один шаг.
– Не прячься от меня. Чего ты боишься, Галя?
– Я не могу понять, что это…
– Где? – невинно переспрашивает.
Я тихо цыкаю.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.
Иван усмехается и пару раз кивает, а потом вдруг снимает с себя футболку через голову и откидывает ее в сторону. Я резко расширяю глаза.
– Ты…что делаешь?! – шиплю, он усмехается еще раз.
– Разбираюсь.
– Мы не…так ты не разберешься!
– А как разберешься? Избегая друг друга? Нет, дорогая. Мы только вдвоем все поймем. Двигайся.
– Но…
– Что?
– Ты не можешь…мы не можем! Дети в соседней комнате и…
– У тебя дальняя комната – раз. Два – дети?! Они уже взрослые. Три – не ори просто в голос. Будь потише, или я могу тебе помочь, м? Закрою рот рукой, когда придет время…
От такой наглости я немею. Нет, вы его слышали?! Еще улыбается так широко и обаятельно. Гад! Соблазняет меня…его предложение ведь звучит просто дико соблазнительно…
– Брось, красивая, – хрипло шепчет он и подходит к постели впритык, – Если серьезно, я просто полежу с тобой. Мы поговорим. Ты расскажешь мне обо всем, чего так сильно боишься, а я расскажу тебе все, о чем думаю сам. Ничего кроме. Если ты, конечно, выдержишь и снова не согласишься услож…
Мастерское соблазнение заканчивается очень необычно. Настойчивым звонком в дверь.
Я резко хмурюсь. Иван оборачивается и напрягает плечи. Время позднее – мы никого не ждем, и обычно такие вот внезапные звонки в дверь среди ночи – это плохо.
– Ты ждешь кого-то? – вмиг став серьезным, спрашивает Иван.
Я молчу.
Тогда он оборачивается, смотрит мне в глаза и все понимает.
– Ясно.
Это все. Он подхватывает свою футболку и выходит из комнаты, а я бегу за ним. Слышу тихое:
– Идите в комнату.
Когда я выбегаю в коридор, Олег и Артем стоят у дверей и тоже хмурятся. Квартира в этот момент погружается в тишину и напряжение…
Наверно, каждый из нас думает об одном: что-то пошло не так. Что-то изменилось. Ивана сейчас заберут…
У меня в этот момент сердце обливается кровью. Его крепко сжимает тисками, и до дрожи…
На глазах появляются слезы.
Сами по себе! Но мысли такие жгучие, токсичные, что в этом, пожалуй, нет ничего удивительного: я боюсь внезапно лишиться Ивана, в котором так же внезапно нашла плечо, на которое совсем нестрашно опереться…
Он оборачивается перед самой дверью. Сначала смотрит на Олега, потом на Артема, потом на меня. На его губах слабая улыбка, но в глазах боль. Кажется, он думает о том же самом…
Я делаю непроизвольный шаг вперед, а он проворачивает замок.
Через мгновение все закончится, да? Весь мир снова разлетится на части?…Я была так беспечна и совсем забыла про топор, который все еще висит над нашими головами…
Сердце глухо и быстро стучит где-то в горле. Пальцы немеют. Я стою, смотрю в его огромную спину и не понимаю, что происходит. А потом слышу…
– Ты еще кто на хер такой?!
Осознание бьет резко. Иван издает смешок и медленно поворачивается.
– Галь. Кажется, это твое…
– Это?! Охерел, что ли?!
Пьяный голос Артура разбивает тишину на части. Иван отходит в сторону, и я вижу своего старшего сына. С одной стороны его куртка вся в грязи, он еле стоит на ногах, смотрит максимально зло. Его оскал ожесточает черты лица, а когда он переводит взгляд на меня, то его фраза снова разбивает мое сердце…
– Так вон оно что…променяла меня на хер?! Огонь!