Жестокии развод

31. О прощении… Галя

Мне совершенно не хочется выходить из комнаты, но вместе с тем, я понимаю, что выйти все равно придется. Я не спрячусь от своих переживаний за закрытой дверью спальни, даже если очень плотно прикрыть глаза и это представить. Бесспорно, такой путь равен простому пути, но просто – это не всегда о правильном. Вообще, чаще всего наоборот: просто – это о простом в моменте, зато потом расхлебывать и расхлебывать.

Я предпочитаю не откладывать на потом и не растить себе долгов.

Одевшись, пару мгновений медлю, а потом все-таки открываю дверь и сразу слышу задорный смех с кухни. Это хорошо, что он звучит. Может быть, и мне стоит по-другому смотреть на ситуацию? Он же пришел, в конце концов. Ко мне. А значит, у меня все еще есть надежда, что когда-нибудь…он вернется непросто, как тень прошлого…

Прикрываю глаза. В квартире стоит аппетитный запах свежеприготовленного омлета и кофе, а смех становится громче. На душе моей теплее…это не одно и то же, конечно, но я благодарна Олегу, Артему и Ивану за то, что они приносят в мой дом эту теплоту. Она же благодаря им живет здесь, и кто бы что ни говорил, думаю, по итогу, все мы были нужны друг другу. Я здесь не герой…мы как будто бы все герои…

Вздыхаю и киваю самой себе. Ничего страшного. Артур ушел, но это не значит, что он ушел навсегда. Возможно…

Прерываюсь на половине произнесенной про себя мысли, когда поворачиваю. Первое, что я вижу – это глаза своего старшего сына, который сидит лицом к двери и пьет чай.

Застываю.

Он тоже замирает, глядя на меня. Как маленький, испуганный котенок…несмотря ни на что, сейчас он выглядит именно так.

Маленьким.

– …а потом я взял и шлепнулся прямо на задницу, – хохочет Иван, после чего кухня снова взрывается смехом моих парней.

Артур бросает взгляд в сторону, будто бы смущается сильнее. Я делаю пару аккуратных шагов к нему. Мне будто бы страшно быть сейчас резкой и спугнуть…словно одно неосторожное движение, и он, как мираж, растает…

Но он сидит.

Он здесь.

Он остался.

И сердце мое сжимается, поет, а на глазах появляются слезы.

– Ты не ушел… – шепчу тихо, а вокруг все затихает.

Будто бы в вакууме…

Всего несколько мгновений я чувствую на себе взгляды присутствующих, а потом они, не сговариваясь, перестают пялиться, но не спешат говорить дальше. Артур откашливается и кивает.

– Да. Не ушел. Ты же не против?

Снова повисает тишина. Вопрос звучит без вызова.

Я знаю, что нельзя смотреть на него, как на священный Грааль, который ты нашел после долгих лет поиска, а теперь поверить не можешь в свое счастье. Я это знаю. Такие взгляды могут раздражать и без того нервную обстановку…Поэтому взяв себя в руки, я хмыкаю и киваю пару раз, а потом сажусь за стол, будто ничего особенного не происходит.

Надо вести себя адекватно. А главное – по уму. Не придавать значения…даже если мне хочется буквально налететь и никогда не отпускать своего ребенка из объятий.

– Конечно, не против, это даже хорошо. Ты должен объясниться по поводу вчерашнего, дорогой. Где ты был? Что ты пил? И какого черта ты это пил!

Придаю голосу деланную строгость, хмурю брови, как приличный родитель. Это адекватная реакция на выходку своего ребенка – я знаю; но она сейчас особенно сложно дается.

Артур пару секунд молчит. Мне кажется, он совсем не этого ожидал, но еще через мгновение я почти вижу улыбку в уголках его губ. Он благодарен за то, что я не стала акцентировать внимание на том, что он остался, будто такой расклад событий для меня стал совершенной неожиданностью. Он, конечно же, стал, и мы об этом оба знаем, только…именно так повести себя было бы правильно, чтобы не добавлять чувства вины, которое и без того его душит. Я же вижу…

– Да, я поступил глупо, – говорит он тихо, – И неприемлемо. Такого больше не будет, прости меня.

Мне достаточно.

Я слегка киваю, а потом тянусь к тостам с авокадо. Изо всех сил стараюсь не заплакать…

За этим коротким «прости меня» стоит гораздо большее, и это чувствуется в каждом звуке и каждом мгновении, которое окутывает нас с ног до головы. Он извиняется не за то, что было вчера, а за все, что случилось задолго «до», и я прощаю. Мать всегда простит своего ребенка – я знаю, но когда она чувствует, как сильно ее ребенка подкашивает и волнует что-то? Ей ничего больше и не нужно слышать. Прощение приходит само по себе, оно искрится под сердце и распространяется по всему телу вместе с кровью.

Мне достаточно. Я не хочу, чтобы он стоял передо мной на коленях, мне не нужны его объяснения. Они лежат между его слов огромным пластом, который находит отклик в моей душе, а главное – я ничего себе не придумала. Артур опускает глаза и будто бы сжимается. Он напряжен. Ему больно. Чего еще мне от него ждать и требовать? Никто себя не накажет сильнее, чем сам человек, а мой сын себя наказывает. Это я тоже чувствую, и это мне уже не нравится…

Дальше завтрак проходит в тишине, а потом в ней же утопает поездка до школы. Я пыталась предложить Артуру не ходить сегодня, но он отказался наотрез. Думаю, ему нужно дать еще немного времени, чтобы все в голове разложить.

Останавливаемся на парковке. Уже по привычке я желаю удачного дня Олегу и Артему, а потом смотрю на Артура. Он молча сидит на пассажирском сидении и ковыряет свои пальцы.

– Я… – начинаю тихо, потом вдруг забываю все слова.

Что я? Не знаю…

– Вы идите, – помогает он мне, – Я вас догоню.

Не задавая лишних вопросов, мальчики вылезают с заднего сидения, но прежде касаются меня. Совсем легко, за плечи, а это такая поддержка сразу – вы бы знали…

Салон снова погружается в тишину. Я медленно провожу ладонями по рулю, как будто бы хочу себя успокоить или найти точку опоры, чтобы начать это разговор.

Судя по всему, он все-таки состоится сейчас. Что скажет мне сын? Боюсь даже прогнозировать. Может быть, совсем и не готова это услышать. Допускаю, что возможно, я согласилась бы сидеть вот так в тишине до скончания своих дней, лишь бы не слышать, что он, вполне вероятно, все-таки решил порвать со мной отношения.

А что?

Такое тоже может быть. Вчера сорвался, но возможности и деньги ему дороже. На трезвую голову.

Черт…

Скажи что-нибудь…

– Я хотел сбежать сегодня утром, – будто слышит мои мольбы и шепчет Артур, я поворачиваю на него голову.

Не ожидала? Если честно, то очень даже ожидала. Для меня скорее сюрприз, что он остался.

– Да. Я догадалась.

– Как? – он поднимает на меня глаза, а у меня душа сразу же смягчается…

Улыбаюсь. Так хочется снова дотронуться до его лица, почувствовать тепло его тела.

Я скучаю по тебе, сынок. Я так по тебе скучаю…

– Ты мой сын, – шепчу в ответ, – Я тебя знаю.

– Ты не злишься.

Это не вопрос, но он не понимает. Недоумение проносится по его лицу, а меня оно только сильнее улыбает.

– Ты мой сын, Артур, – повторяю уже уверенней, а потом набираюсь смелости и касаюсь его ладони, – Я не могу на тебя злиться.

Артур отшатывается. Но руки наши не размыкает…

– А ты должна!

– Артур…

– Нет, я серьезно. Ты должна на меня злиться, потому что я поступил, как…

– Артур, успокойся. Сейчас это уже неважно. Ты же здесь, ты рядом и…

– Ты не понимаешь…

Мягко забрав свою руку, Артур закрывается. Он жмурится, отводит лицо в сторону: дистанцируется. Одни словом – он дистанцируется…

Не понимаю…

– Артур…

– Я все знал, мам, – тихо шепчет сын, не поднимая на меня глаз.

Душу сводит от судороги.

Разломанный вздох.

Еще один.

И он наконец-то смотрит мне в глаза, обретя какую-то больную решимость.

– Я все знал. С самого начала. Видел их в машине вместе. Я хотел тебе рассказать, но не знал, как это сделать, а потом…отец пришел и подсел на уши, что…ну, так бывает. Люди перестают любить друг друга и любят уже других людей…а я…я знал, что это неправильно, но это было просто. Больше не было необходимости подбирать слова и говорить их тебе. Так я ничего не должен был говорить! Так я снял с себя ответственность…

Вот оно что…

Как только Артур произносит то, что его так волновало, частички пазла окончательно встают на свои места. Он винил себя за то, что не рассказал…боже! В этот момент я чувствую прилив дичайшей ярости, которую подпитывает ненависть в моей душе. Клянусь, ее раньше совсем не было. Может быть, лишь на мгновение.

Я ненавижу своего бывшего мужа.

Ненавижу! И не потому, что после столько лет он поступил со мной вот так. Честно, не поэтому. Наверно, в какой-то степени я даже могла бы согласиться: это жизнь, так бывает. Ты влюбился. Окей. Но впутывать в это все моих детей?! Как ты только посмел! Ублюдок…

Артур снова вздыхает и хмурится.

– Мне она не нравится на самом деле. Я соврал. Это тоже было как будто бы проще…врать и злиться. Я обвинял тебя во всем, что произошло, но это лишь прикрытие, мам. Я не злился и не винил тебя на самом деле, но так было проще…чтобы не сталкиваться со всем, что я сделал. Мне было стыдно и…

– Артур, пожалуйста, замолчи.

В салоне опять грозится повиснуть разрушающая тишина. Сын напрягается. Думаю, сейчас он готов встретить любые последствия своих поступков, которые я только сочту нужным на него обрушить, и это легко прочитать по вмиг напрягающемуся телу и потупленному взгляду. Он ждет. Что я прогоню? Не захочу больше слушать? Видеть? Абсурд…

Мягко касаюсь его подбородка и заставляю посмотреть себе в глаза, а потом ласково улыбаюсь.

– Прекрати себя обвинять, хорошо? Это не твоя вина.

– Но…

– Не твоя, – твердо повторяю и когда вижу отклик в его глазах, киваю, – Это было не твое решение и не тебе нести за него последствия, Артур. Так выбрал твой отец…

Черт, кто бы знал, как сложно держать внутри все те эпитеты, которые рвутся наружу…Я заменяю их одним емким, ядовитым «отец», но на самом деле…твою мать, как он далек от этого звания! Отец! Ха! Как же…Вот Иван – отец; он никогда не заставил бы Олега прикрывать свою задницу, а этот?…мудак. И это самое мягкое слово, которое крутится у меня на языке! Если что.

– Это должны были быть его последствия, которые ты забрал на себя.

– Я…

– Да, не спорю. Ты тоже был неправ. Нельзя было вестись на поводу своих страхов, а нужно было быть честным и смелым. Нужно было мне сказать. Но! – смягчаюсь и снова улыбаюсь, – Первопричина не твоя, и я очень надеюсь, что эта ситуация стала для тебя отличным уроком. В жизни «правильно» и «просто» – это часто разные вещи. Нам кажется, что выбор легкий, но это не так. В моменте поддавшись «простому» ты рискуешь огрести попозже. С отсрочкой, но больше. Вот так…

– Тупая жизнь, – тихо отшучивается Артур через несколько секунд, а у меня из груди рвется смешок.

Я обнимаю своего сына и киваю пару раз.

– Да… но это ничего. Она все еще бывает и прекрасной. Спасибо, что сказал все это и пришел вчера…

– Нажрался…

– Нажрался. Не делай так больше. Алкоголь – это такое же «просто» – потом огребешь, только еще больше. Оно тебе надо?

– Нет…мам. Не надо…

Артур

После разговора с мамой мне стало лишь немного легче: конечно, она простила. Мама по-другому умеет? Нет. Она очень многое готова простить и понять, потому что она просто такая. Мягкая…

Вина все еще гложет, прожигая изнутри. Возможно, если бы мама была со мной жестче, стало бы лучше? Не знаю, но так хотя бы какой-то баланс был найден…

Вздыхаю и откидываюсь на холодную стену раздевалки. Я прогулял первый урок и пришел в бассейн, куда всегда прихожу, чтобы подумать. Вода меня немного успокаивает. Обычно. Но не сегодня. Она просто есть передо мной длинными трассами, разделенными красными буйками. А я просто не здесь как будто…

– Так и знал, что сюда притащишься.

Голос брата звучит неожиданно, и я вздрагиваю. Резко поворачиваю голову, он стоит справа и улыбается.

– Испугался?

– А ты еще тише ходи, тогда…

– Замечательно.

Тёма плюхается рядом со мной на скамейку, отчего та противно дребезжит. Я громко цыкаю. Этот лязг прямо по мозгам…

– Можно аккуратней?!

– А что? Головушка бо-бо?

Из груди рвется тихий смешок.

– Придурок…

Снова откидываюсь на стену и закрываю глаза. Тонуть рядом с братом я никогда не умел, и хорошо, что он все-таки пришел…

– Спасибо, что ты здесь, – говорю еле слышно, Тёма делает вид, что не слышал.

За это я тоже благодарен, кстати…

– Так как тебе Олег? Ты не высказался.

– Мелкий сучонок.

– А отец его?

– Буйвол.

– Огромный, я согласен. Но ничего, да?

Набираю побольше воздуха в легкие и резко открываю глаза, переведя их на брата.

– Где она вообще их отрыла?!

– Так он же сказал, вроде. Бабушка отрыла. Пусть они будут ее наследием, м?

Замолкаю. При упоминании бабушки сердце сжимается, а я вспоминаю, как она готовила мне прикольные, клубничные конвертики, которые я просто обожал! И с ней рядом тоже любил быть…жаль, что и там я тоже выбрал неправильно…

– Я тоже по ней скучаю, – тихо говорит Артем, – И мне тоже стыдно. Надо было больше времени проводить вместе, а не заступаться за папашу. Он этого совершенно не заслуживает, о чем бабуля…всегда знала.

Горько ухмыляюсь и киваю пару раз.

– Да…и то верно.

– Я знаю, что ты сейчас делаешь, Артур.

– М?

– Ты винишь себя и пожираешь изнутри. Ты всегда так делаешь…

– Она меня простила.

– Она наша мама. Естественно, она нас простила…

– А не должна была. Ты так не считаешь? Я поступил херово. Мягко говоря.

– Не ты один.

– Ой, да брось.

Хочу встать. Мне нужно больше пространства, но Артем не отпускает. Он перехватывает меня за руку и тянет обратно со словами:

– Артур, угомонись. Да, мы оба поступили херово, и да, возможно, мама должна была бы с нами пожестче, ну и что? Это не повод сейчас достать нож с вилкой и жрать себя изнутри. Опять!

– А что я должен делать?!

– Попытаться загладить вину. Это твое самобичевание никому не нужно, Арт. Мы оба должны взять себя в руки и попытаться…быть для нее теми сыновьями, которых она заслуживает. Только так, другого пути нет, пойми ты это!

– Думаешь, я не понимаю?!

– Прекрати себя жалеть, – звучит тихая правда, – Просто прекрати. Она простила и дала шанс, так докажи, что ты достоин этого шанса, окей?

Губы искажает еще одна горькая ухмылка.

– Какая глубокая философия…когда ты успел стать таким умным?

– Не знаю. Как-то так само вышло, – Тёма подхватывает мои попытки увести тему из опасного русла и улыбается, но потом…становится тише.

Во всех планах.

Воздух между нами снова становится гуще…

– Арт, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Поверь. Я тоже это чувствую. Мы не должны были вести себя так, но…мы получили прощение. Это шанс все исправить, и первое, что ты сейчас должен сделать…как бы это ни звучало, но тебе надо простить и себя тоже. Самому. Не опираясь ни на кого, только на себя: простить и отпустить.

– Легко сказать…

– И трудно сделать. Я до сих пор пытаюсь, но это лучше, чем страдать от самобичевания и заниматься самоедством. От всего этого поэтичного бреда никому не будет лучше. Прости себя за то, что ты допустил ошибку, окей? Так бывает. Прости себя, чтобы встать и начать действовать, а не тонуть на месте. Мы ей все еще нужны, и ей все еще без нас сложно. Не ради себя, ради нее. Прости…

Артем мягко улыбается, потом кивает и отпускает мою руку. А потом и встает. Подходит к краю бассейна, оставив меня с правдой, которая звучит, как искрящиеся салюты внутри.

Она разбивает темноту.

С озорной улыбкой обернувшись, Тёма усмехается.

– Что? Наперегонки?

Я вскидываю брови.

– Брось, зассал, что ли? Или не уверен, выплывешь ли?

Это почти забавно, но Тёма всегда знает, как себя надо вести в той или иной ситуации. От нее. Он взял это качество от мамы…

Я снова смотрю на воду и теперь вижу воду, а не бесконечное, белое полотно. Потому что я снова здесь.

Он ведь прав.

От моего самобичевания легче не будет, надо действовать. Мама заслуживает давать вторые шансы не в пустоту, а по делу.

Встаю и подхожу к нему, а потом опускаю глаза вниз и чуть хмурюсь.

– Буйвол и сучонок наследие, говоришь?

– О нет…

– О да. Видел, как он на нее смотрит?

– Не начинай только.

– А что? Я вот заметил, – поднимаю взгляд на Артема и жму плечами, – Надо бы побеседовать с этим буйволом. По-мужски.

– Капец.

– И да. Я собираюсь выплыть, мой золотой. Насчет три?

Артем медленно облизывает губу, но по его взгляду я все понимаю. Мы снова вместе. Мы снова одна команда, и вообще. Едва ли мы ей когда-либо переставали быть…