Греховная принцесса

16

ИВИ

Вопрос пронзил меня насквозь. Он всегда был рядом, но никогда так часто, как в годы после смерти мамы.

Я просто полагала, что он хороший друг, старается помочь. Он приносил нам еду, а иногда и сладости. Но был ли у Блейк скрытый мотив?

Ответ очевиден. И мне становится не по себе, когда я думаю об этом.

Мы оставались в джакузи, пока моя кожа не приобрела золотистый оттенок, а солнце начало опускаться за деревья.

Несмотря на то что меня тянуло к нему и хотелось, чтобы его руки были на мне, я оставалась по другую сторону джакузи, пока мы перебрасывались вопросами друг с другом, узнавая друг друга так, как нам, наверное, следовало бы сделать в первые несколько раз, когда мы были вместе. Но теперь слишком поздно возвращать все назад. И несмотря на все это, я бы не захотела, если бы мне предоставили такую возможность.

Мы смыли хлорку со своей кожи, руки и губы были повсюду, пока мы делили огромную душевую кабину, но ни один из нас не пошел дальше. Это было идеальное сочетание досады и успокоения.

Не буду врать, я немного испугалась, когда он рассказал историю о Тео и вазелине.

Очевидно, что у него гораздо больше опыта в таких делах, чем у меня, и страх, что я недостаточно хороша, что я слишком нерешительна и наивна, взял надо мной верх.

Но я верила словам, которые он говорил, чтобы успокоить меня. И да, несмотря на то что он был твердым с той секунды, как вытащил меня из джакузи, и до тех пор, пока не натянул на ноги боксеры, он не пытался добиться большего. Он не давил на меня, пытаясь взять больше, чем я была готова дать. Не то чтобы я не хотела. Если бы он прижал меня к стене и обернул мои ноги вокруг своей талии, я была бы полностью согласна.

Я зажмурилась, представив нас, спутавшихся вместе, и воду, льющуюся на нас.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Алекс, его глубокий, звенящий голос вырывает меня из моих грязных фантазий.

Я моргаю, отгоняя мысли, когда он становится между моими коленями и накрывает мои щеки своими мучными ладонями.

— О тебе, — признаюсь я.

После того как мы вышли из душа, Алекс объявил, что мы готовим пиццу, и поднял меня на стойку рядом с тем местом, где он занялся приготовлением свежего теста для основы.

Если раньше я думала, что ситуация с круассанами взорвала мой мозг, то теперь я не знаю, что со мной сделал вид того, как он замешивает свежее тесто. Однако я точно знала, почему он остался без рубашки на этом мероприятии. Он думал только обо мне и моем удовольствии. И мне это чертовски нравилось.

— Вот что мне нравится слышать, — пробормотал он, прежде чем наклониться и впиться в мои губы.

— Ты когда-нибудь готовил для другой девушки? — спрашиваю я, когда он отстраняется.

— За пределами нашей семьи — нет, — честно признается он.

— А ты?

Я не могу удержаться от смеха.

— Что смешного?

— Ну, во-первых, я бы не стала приглашать в нашу квартиру даже своего злейшего врага. Даже если бы это означало, что я могу отравить их своей стряпней.

— Я уверен, что все не так плохо.

— Это говорит парень, который вырос в особняке, а теперь имеет собственную двухкомнатную квартиру в шикарном районе. Да, я понимаю, почему ты пришел к такому выводу. Сколько раз тебе приходилось отбрасывать использованные шприцы в сторону на лестничной площадке, чтобы твой младший брат не вставал на них?

Алекс поморщился и расправил плечи.

— Ты туда не вернешься. Никогда.

Как бы мне ни нравились его слова, я не могу за них ухватиться.

— Это наш дом, Алекс. И что бы я сделала вместо этого, переехала бы к тебе? — шучу я.

— Да.

Я отпрянула назад, почувствовав уверенность в его голосе.

— Ты сумасшедший. Я не могу просто переехать в твою квартиру. Мы… мы едва знаем друг друга.

— Сейчас нас все устраивает.

— Да, но мы как будто… в отпуске или что-то в этом роде. Я не собираюсь вторгаться в твою жизнь.

Он качает головой, как будто это я сошла с ума.

— Ты слишком много думаешь. Я хочу, чтобы ты вторглась в мою жизнь. До тебя моя жизнь была отстойной. — Я поднимаю брови. — Ладно, не совсем отстой, но я был одинок и… — Он вздыхает. — Ты здесь… Это делает все лучше.

Потянувшись вверх, я имитирую его позу, обхватывая ладонями его челюсть.

— Ты — что-то нечто, — шепчу я, заглядывая ему в глаза в надежде узнать больше о том, кем на самом деле является этот опасный солдат Чирилло.

Он пожимает плечами.

— Ты — все.

Он снова целует меня, а когда в конце концов отстраняется, то упирается своим лбом в мой.

Таймер, который он установил на своем телефоне, чтобы тесто подошло, пикает, и он отходит, оставляя меня холодной без его прикосновений.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, когда он опускает руку к своей промежности.

— Лучше не бывает, — отвечает он, игриво подмигивая мне через плечо.

— Значит, у тебя нет бывших парней, о которых я должен беспокоиться? — спрашивает он, возвращая наш разговор в нужное русло.

Я смеюсь.

— Ну, был один.

Его позвоночник напрягается от моего признания.

— Да, мы с Лиамом были близки. Мы даже говорили о браке и о том, сколько детей мы хотим.

— Ч-что? — вздохнул он с недоверием.

Я стараюсь держать лицо серьезным. Мне очень, очень хочется, но через несколько секунд моя улыбка вырывается наружу.

— Что? — спрашивает он, хотя это прозвучало совсем не так, как в прошлый раз, когда он спрашивал.

Я непривлекательно фыркаю.

— Да, это было серьезно, — говорю я, теперь не в силах скрыть свое веселье.

— Иви, — рычит он, бросая в меня облако муки. Она покрывает мои голые руки, черную майку и шорты.

— Четвертый класс. Мы встречались всего два часа, пока он не украл мой любимый розовый карандаш и не сломал его.

— Вот болван, — шипит Алекс. — Что ж, его потеря — моя выгода.

Потянувшись за пакетом с мукой, я бросаю свою горсть обратно.

— Это правда?

— О, теперь у тебя проблемы.

Следующая горсть сыпется мне на голову, прежде чем я спрыгиваю со стойки и бросаю одну обратно.

Через несколько минут нас окружает огромное белое облако, и мы оба, похожие на снеговиков, катаемся по полу, так как он повалил меня на него, используя то, что я могу охарактеризовать только как искусный борцовский прием.

Мои запястья скованы над головой, а ноги зажаты между его мускулистыми бедрами, и я не могу сдвинуться ни на дюйм.

— Посмотри, что ты наделала, Лисичка, — говорит он, не глядя никуда, кроме как в мои глаза.

— Я? — задыхаюсь я. — Я думаю, ты осознаешь, что это ты бросил первую горсть.

— Докажи это.

Опустив голову, он проводит носом по моей челюсти, а затем облизывает горло.

— Уф, — жалуется он. — Я облажался.

— Да? — Я стону, наклоняя голову в сторону, чтобы дать ему лучший доступ.

— Надо было бросить сахарную глазурь. Это дерьмо отвратительно. — Но как только он произносит эти слова, жар его языка возвращается.

— Похоже, тебя это не останавливает.

— Ничто меня не остановит, когда дело касается тебя.

Его обжигающие поцелуи перемещаются по моей груди, а затем он снова проделывает путь вверх, захватывая мои губы.

— Фу, — жалуюсь я, когда его язык переплетается с моим. — Мерзость.

— Осторожнее, Лисичка. Обидишь меня слишком сильно, и только один из нас получит счастливый конец.

— Ты не получишь, — шиплю я, когда он садится.

Его грудь покрыта мукой, а загорелая кожа бледна.

Не в силах остановиться, я протягиваю руку и рисую пальцем на муке.

ИВИ.

Его грудь вздымается, пока я медленно пишу каждую букву, его глаза буравят меня, когда я сосредотачиваюсь.

— Моя, — шепчет он.

— Твоя.

Воздух между нами потрескивает от электричества, и ток становится только сильнее, когда моя рука соскальзывает с его бедер, чтобы погладить его длину, которая снова упирается в ткань.

— Иви, — простонал он, сглотнув, отчего его шея запульсировала самым восхитительным образом.

— Что? Ты хочешь, чтобы я остановилась?

Его глаза вспыхивают, серебро становится темно-серым, когда я слегка сжимаю его.

— Я… — Он зажал губы между зубами. — Я пытаюсь вести себя хорошо.

— Хорошо — это мило, и мне нравится милый Алекс, правда. Но сейчас, я думаю, мне нужен плохой Алекс.

В его груди раздается глубокий рык, а его член еще больше увеличивается в моих руках.

Отпустив его, я засовываю пальцы под пояс, а когда он помогает мне, приподнимая задницу, тяну их вниз, обнажая его.

В тот момент, когда мои пальцы обхватывают его ствол без барьера ткани, он резко вдыхает.

— Иви, черт, — стонет он, его член подрагивает от наслаждения.

Медленно я начинаю работать с ним, мои глаза блуждают по его телу, наблюдая за его реакцией.

Его глаза — мрачные омуты, полные губы приоткрыты, но его челюсть щелкает, когда он сжимает зубы. Мышцы его груди и пресса напрягаются и расслабляются, пока я работаю с ним. Затем его член… Я видела всего несколько штук через экран. В реальной жизни — ни одного. Но ни один из них не сравнится с его. Может ли член быть красивым? Если да, то у Алекса точно такой.

Он идеален. Кожа гладкая, длинный и толстый, по всей длине бегут вены, от которых у меня во рту появляется желание провести по ним языком.

— Господи. Это ощущение… — Он снова сглатывает, прерывая свои слова. — Думаю, мне нужно оказать ответную услугу.

— Какую услугу? — произношу я, мой голос хриплый от желания. Он совсем не похож на голос робкой и застенчивой девушки, которой я себя знаю. Мне это нравится.

Мне нравится та уверенная и дерзкая женщина, в которую я превращаюсь, когда нахожусь рядом с Алексом.

Это почти такая же зависимость, как и он сам.

Протянув руку, он стягивает мою майку, обнажая грудь.

— Я собираюсь оставить свой след на твоей груди, как ты оставила его на мне.

Он сдвигается, нависая надо мной, как ужасающая стена силы и мускулов. Он заставляет меня чувствовать себя крошечной, женственной и хрупкой. Мне это нравится.

— Вот так, — хвалит он. — Продолжай.

Я глажу его, подстегиваемая его словами и глубокими вздохами в его груди, пока его член не начинает дрожать. Он откидывает голову назад, и мое имя срывается с его губ, когда его горячая сперма попадает на мою голую грудь.

Я не останавливаюсь. Не могу. Я слишком увлечена наблюдением за тем, как он теряет себя, чтобы даже осознать, что все еще работаю над ним, пока его пальцы не обхватывают мое запястье, останавливая меня.

Опустив руку на пол, он поднимает вторую и продолжает свое занятие.

Он окунает палец в оставленный им беспорядок и начинает писать.

АЛЕКС.

Моя грудь вздымается, дыхание становится неровным, а трусики намокают, когда он требует меня таким плотским, грубым способом.

— Пожалуйста, — хнычу я.

— Нам нужно, чтобы ты принимала противозачаточные, детка. Ты нужна мне, ты нужна мне так чертовски сильно, но я не хочу, чтобы нас что-то разделяло.

Его признание выбивает из меня дух.

— Я… — Я сглатываю. — Я не могу принимать таблетки. Я ненавижу их. Побочные эффекты.

— Я знаю, — говорит он, заставляя меня нахмуриться.

— Мы найдем способ. Либо так, либо у нас будет много детей.

Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, меня поднимают с пола и разворачивают.

Я ударяюсь спиной о холодную стойку и вскрикиваю от удивления. Но как только костяшки его пальцев касаются моих бедер, захватывая шорты и спуская их по бедрам, я забываю обо всем.

Как только одна моя нога оказывается свободной, он бросает ткань, свисающую с моей второй ноги, и смотрит на то, что ему нужно.

— К черту пиццу, — бормочет он, набрасываясь на меня.

— Алекс, — кричу я, хватая его за волосы.

В отличие от предыдущих раз, он не дразнит меня, не заводит, а потом отстраняется. Как только его язык оказывается на мне, он не останавливается до тех пор, пока я не закричу, извиваясь на стойке, пока мое тело не задрожит от силы освобождения.

После этого он снова возвращает меня в исходное положение, встает в полный рост и вытирает рот рукой.

— Я меняю свой ответ. Если бы я мог выбрать что-нибудь на ужин, я бы выбрал тебя.

— Как ты можешь быть таким идеальным? — Слова вылетают изо рта раньше, чем я успеваю осознать, что они прозвучали.

В его глазах мелькает что-то темное, а челюсть напрягается.

— Это не так, Лисичка. Я так далек от совершенства, и я боюсь, что ты узнаешь об этом и отвернешься от меня.

Я качаю головой. — Этого не случится.

— Посмотрим, — грустно бормочет он, помогая мне спуститься со стойки.

— Иди приведи себя в порядок. — Он шлепает меня по заднице и легонько подталкивает к лестнице. — Я разберусь с этим и пойду следом.

Я хочу возразить, но выражение его лица останавливает меня, поэтому я делаю, что мне говорят, и поднимаюсь по лестнице на трясущихся после оргазма ногах.