Удар. Второй. Третий. Еще… Еще…
Методично вколачиваю кулаки, перебинтованные лентами, в боксерскую грушу. Комнату наполняют мои стоны, звуки ударов, хрипы. Пот стекает по вискам, спине, руки почти онемели. Перехожу на ноги, высоко поднимаю, бью голенью.
Удар. Второй. Еще… Еще…
С тех пор, как погиб отец, я переоборудовал одну из комнат квартиры в мини-спортзал. Здесь несколько снарядов, манекен для тренировок, большая прямоугольная груша, по которой именно сейчас я колочу, выпуская пар.
После того, что случилось в кафе, Машка обиделась, заплакала, убежала. Да, Вербина, я полная скотина. Я даже еще хуже, чем ты думаешь, девочка. Потому что мне как-то слишком стало на тебя наплевать. Раньше такого не было. Я хоть немного, но вел себя прилично.
Мне не нравились Машкины слезы, сглаживал обиды, хотя я не считал ее своей девушкой, но все равно встречался и трахал, таскал на вечеринки. По сути, я мог взять любую. Красивую, яркую, скромную, милую замухрышку или супермодель. Я брал. Иногда даже не спрашивая разрешения, но никто не жаловался.
В свои девятнадцать лет я даже не помню, сколько у меня было женщин. Легко и сразу забывал их имена, лица. Все смазывалось и стиралось, превращалось в какую-то грязь под ногами. А вот Инга, она всегда была кем-то особенным.
Последние два года я только и делал, что возвращался в своем сознании к ней. Было легче, когда она не была рядом, но когда появлялась, меня накрывало дикое желание, разрывающее изнутри. Я с ним как-то боролся, отрывался на Машке, на других девчонках, а сейчас не могу. Что-то во мне переключилось, щелкнуло, появилось то, с чем я уже не могу бороться.
Думал, после первого раза, того, что случился вчера, остыну, все пройдет, но он только разжег аппетит. Он стал зверским, диким, хочу ее везде, всегда, брать медленно и нежно, брать грубо и резко.
Я не просто хочу трахать свою мачеху, я хочу, чтобы она принадлежала только мне, не какому-то там мужику, который дарит ей цветы, поит вином и куда-то возит. Только мне. Слышать ее стоны, крики, смех, знать, как она смотрит и сходит с ума от сильного желания так же, как я.
Утром, видя, как она уходит, хотел снова устроить погром. Разбить чашку о стену, что-нибудь сломать. Домработница отмыла пятно после того раза, но если сделаю так снова, то это уже какая-то система, это уже бзик, это пора лечиться. А эти слова Инги, что, мол, она съедет, что это все было глупостью? Вот это задело.
Решил отвлечься, съездил в универ, пора бы начать учиться, но даже часа там не смог пробыть, съездил в пару мест, встретился с друзьями. Потом посидел в баре с Машкой и Арнольдом. С другом там чуть не подрался, но Арни знает, что со мной махать кулаками — себе дороже выйдет. Не понравилось ему, что Машка плачет, а как сам вытирает о девок ноги, он не замечает.
Когда вернулся домой, Инги еще не было. Но помню, как днем написал ей сообщение, что оторву ноги этому коню, если он притронется к ней. Не отреагировала, но прочитала. А потом прислал фото, сделанное после ее ухода утром. Себя. Голого со стояком в ее ванной. Был готов, как фетишист, кончить на ее трусики.
Хотел видеть такое же фото от нее, максимально откровенное, горячее, но знал, что не пришлет, скромная девочка, но только голодная. Неужели так за эти два года и не было у нее никого, неужели так сильно на самом деле любила отца? Даже странно, не думал, что так бывает.
Папаша мой тот еще был ходок по бабам и матери изменял, я хоть и маленький был, но все слышал и видел даже больше, чем надо. Ненавидел его за это, а сам, считай, стал таким же. Парадокс.
Немного покружил по городу, купил пиццу, но даже не прикоснулся к ней, как, зайдя в квартиру, замер на пороге, чувствуя тонкий аромат духов Инги, но ее не было, а я пошел тренироваться.
И вот сейчас уже стемнело, ей пора бы быть дома, но Инга где-то шляется. Она взрослая девочка, может остаться ночевать у этого Семёна. Может, даже в его постели. Может, уже сейчас она раздвигает ноги, а его голова как раз между ее бедер, и он жадно вылизывает ее киску.
— Дьявол… м-м-м…
Удар. Второй. Третий. Еще. Еще…
Боль растекается по мышцам, пульсирует во всем теле, от пота ничего не вижу перед собой, только яркое пятно груши.
Останавливаюсь, трясу руками, вращаю головой, разминая шейные позвонки, пытаюсь отдышаться, сердце гулкими ударами выламывает ребра. Мне хорошо только в таком состоянии, а еще когда Инга принимает мой член, готов душу отдать за это.
И слышу сквозь приоткрытую дверь шум из прихожей, как открывается дверь, щелкает замок. Зажигается свет, шаги. Она пришла. Хочу видеть ее, но не тороплюсь, сдерживаю себя, начинаю медленно разматывать бинты на кистях, выхожу, иду на кухню.
Инга стоит ко мне спиной, на ней облегающие черные легинсы, кофта, она наливает в вазу воду, на столе большой букет белых роз. Вижу, как напрягается ее спина, чувствует меня, но я лишь прохожу мимо, достаю из холодильника бутылку воды, громко хлопаю дверцей. Облокотившись на нее, жадно пью воду большими глотками.
— Зря.
— Что зря?
— Я выкину их.
— Очень взрослый поступок.
Девушка трогает бутоны пальцами, аккуратно ставит букет в вазу и лишь потом смотрит на меня. Что? Я вижу в ее глазах блеск? Мы слишком долго смотрим друг на друга, глаза Инги скользят по моему телу, обнаженному торсу, низко сидящим на бедрах спортивным штанам. По мне все еще стекает пот, волосы влажные, но я уже немного возбужден, член отчетливо выпирает через тонкую ткань.
— Нравится?
— Что?
— То, что ты видишь, тебе нравится? Только не лги, ненавижу ложь.
— Максим, давай не будем об этом. Я все сказала утром, и я понимаю, что смущаю тебя своим присутствием, не думала, что так все выйдет. Но я приняла эту ситуацию, то, что случилось, и сделала выводы. Что… что ты делаешь? Макс?
Задолбала эта болтовня, она сделала выводы и приняла решение. К черту все ее решения и выводы. Допиваю воду, бросаю пустую бутылку в раковину, снимаю штаны, на мне нет белья, они падают к ногам, перехватываю свой уже возбужденный член, провожу по нему несколько раз, двигаюсь на Ингу.
— Так, Макс, прекрати. Ты прекрасно сложен, ты великолепен — все эти мышцы, татуировки, это все оставь для своей подружки, для девочек своего возраста… Макс…
— Ты вроде взрослая, а такая дура.
— Ты невыносим, отпусти… Макс!
— Нет, — прижимаю Ингу своим телом к столу, она пытается вырваться, беру одной рукой ее лицо, заставляя посмотреть на себя. — А хочешь, я тебя трахну на этих розах?
От Инги пахло алкоголем и ягодами, а еще дождем, сдерживал себя, чтобы не накинуться и не начать целовать.
— Даже не думай.
— Ты знаешь, о чем я думаю?
— Да.
— Нет, ты не знаешь и пытаешься быть смелой. Но меня это тоже возбуждает, как и твои губы, — провожу большим пальцем по нижней губе, чувствую, как у Инги участилось дыхание, другой рукой держу за ягодицы, прижимаю ее к своему каменному члену, трусь.
— Макс, не…
Не даю больше ничего сказать, целую, как голодный, захватывая губы, прикусывая, лишая воздуха, опускаю лицо лишь для того, чтобы одним рывком снять с девушки кофту и разорвать топ.
— Макс… постой…
— Тебе не остановить меня, потому что ты сама этого хочешь. Признайся уже. Прекрати играть.
Еще одним рывком снимаю с нее легинсы вместе с трусиками, усаживаю на стол, сдергиваю их с ног, припадаю к груди. На столе падает ваза, я обещал, что буду трахать ее на этих чертовых розах — и я буду.