Искушение

Глава 25

Через сорок минут я была в офисе Владимира Юрьевича — того самого, кто мне звонил и представился адвокатом Ивана.

То, что я услышала, не укладывалось в голове. Завещание? Какое вообще могло быть завещание? Неужели Иван на самом деле его написал перед гибелью? Когда успел? Я не слышала, чтобы он с кем-то говорил на эту тему, тем более со мной. Авария стала для всех шоком.

Офис Кольцова располагался в историческом центре города, что говорило о дороговизне его услуг. Нашла нужное здание, зашла в широкую парадную. Меня встретил администратор, сказал, куда надо идти. А уже когда постучалась в двери и зашла после приглашения, немного даже растерялась от количества антикварных вещей, которыми был практически набит кабинет.

Справа высокие, до самого потолка, полки с множеством книг. Слева антресоль с керамическими фигурками. Здесь же на стенах висело холодное оружие: кинжалы, клинки, несколько мечей, сабель. Иконы, картины, бюсты. Большая люстра под потолком, ее лепестки переливались в свете искусственного освещения. Красный бордовой ковер под ногами. А вот мужчину я даже не сразу заметила. Он сидел за широким столом, заваленным бумагами. В терракотовом бархатном пиджаке, белоснежной рубашке и шейном синем платке. Лысый, круглое лицо, пухлые губы. Этакий Шалтай-Болтай, но на стиле.

— Здравствуйте. Еще раз здравствуйте, Инга Владимировна. Пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Наш разговор не займет очень много времени. Я уверяю вас, — он оторвался от своей работы и посмотрел на меня.

— Да вы знаете, я как-то никуда и не тороплюсь. Хотелось бы поподробнее узнать, что происходит. И о каких бумагах, завещаниях вы говорите.

Прошла, села на предложенное кресло, в воздухе летал аромат корицы и кофе. А вот мужчина меня очень внимательно рассматривал.

— Вы изменились, вам идет такая стрижка. Стали еще красивее, в вас появилась загадочность.

Изменилась? А он видел меня до этого?

— Разве мы знакомы? Я бы обязательно запомнила, если бы где-то мы с вами встречались.

— Нет, мы не встречались, не напрягайте память. Господин Самойлов показывал мне ваше фото.

Ах, вот оно как. Но не стала уточнять этот вопрос.

— Значит, Иван воспользовался вашими услугами перед гибелью и написал некое завещание? И почему именно сейчас, а не тогда, после его гибели, вы нашли меня и решили показать эти документы? Я, если честно, не понимаю, что происходит, и даже боюсь делать какие-то предположения, потому что они все окажутся слишком фантастическими.

— Отчего же вы так считаете, милая девушка? Каждый человек может в любом возрасте и положении написать завещание, потому что он заботится о том, в какие руки перейдет его бизнес либо имущество.

— Ладно, хорошо. Давайте приступим сразу к делу Я немного устала жить в неведении, и такое чувство, что все принимают меня за дуру. Когда Иван пришел к вам? Какого это было числа, когда он решил написать завещание?

— Знаете, к сожалению, я не могу вам открыть все детали этого процесса, есть условия, которые я не могу нарушать, это профессиональный этикет. Единственное, что вы должны знать, вы прочтете сейчас.

— Почему? Разве на правах его вдовы я не могу знать всех деталей? Или мы можем пригласить сюда его сына, прямого наследника.

— Максиму пока не стоит знать некоторых вещей.

Меня удивил ответ мужчины, он лишь откинулся на широкую спинку стула, наверняка тоже антикварного, сложил пальцы домиком и внимательно посмотрел на меня через тонкую оправу очков.

Его взгляд мне не понравился. Он изучал, что-то взвешивал внутри себя, делал какие-то выводы. Хотя, по сути, мне должно было быть на него все равно. Но в последнее время я слишком остро все чувствую и воспринимаю.

В кармане плаща завибрировал телефон, даже не глядя, поняла, что звонит Максим, не стала отвечать. Звонок прекратился, следом пошли сообщения, точно Макс, только он мог быть таким нетерпимым. Сердце в груди сжалось от боли в предчувствии чего-то плохого.

— Ознакомьтесь, это копия документа.

Мужчина протянул мне бумаги, я начала читать с первой страницы, внимательно ища дату, хотя бы год, но чем дальше изучала, тем больше понимала, что ни число, ни дата не имеют значения. Два года я жила и поднимала его компанию, два года я пропадала в командировках, не вылезая из переговорных и банков, выплачивая кредиты и беря новые. Я справилась, я все вывезла и вынесла, несмотря на все скептические ожидания и нежелание со мной работать.

Но все верно, да, я всего лишь управляющий делами, бизнес не мой, даже если я жена, принадлежит все Максиму Самойлову — так я считала и готова была все передать в его руки, если он этого захочет. Но все-таки в то же время я была полноправным партнером, мой долг был не дать бизнесу умереть после гибели его владельца. Но оказывается, все обстояло не так.

Судя по бумагам, Максим должен был вступить в право собственности по достижении двадцатилетнего возраста. Двадцать ему исполнится в начале ноября, до этой даты чуть меньше месяца.

— В чем суть? Я не поняла.

— Суть в том, что до двадцатилетия Максима вы должны передать все дела новому управляющему.

У меня реально раскалывалась голова от непонимания ситуации. Зачем это непонятное завещание? Я бы и так все передала Максу, если бы он был заинтересован в бизнесе отца. Или, может быть, он вообще решит его продать и заняться чем-то другим.

Перевернула бумаги, ища что-то еще, но информации было мало.

— Это все? Вам не кажется, что это все скверно пахнет? Какое-то левое завещание моего мужа, всплывшее через два года после его гибели? Я не вижу подписи Ивана, и вообще, можете катиться к черту.

Резко встала, хотела уже уйти, не веря ни единому слову этого человека.

— Сядьте и послушайте. Ваш покойный муж хотел, чтобы вы это знали.

Оборачиваюсь, мужчина смотрит на меня, и в его взгляде уже нет дружелюбия, которое он излучал несколько минут назад. Не двигаюсь с места, пусть говорит, я послушаю стоя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Скажу прямо, без витиеватых фраз: вы должны сложить все полномочия в управлении бизнеса в ближайшее время. Вы не будете ни на что претендовать, в том числе на недвижимость. Максим не единственный наследник.

— Что?

Это какой-то розыгрыш?

— Да, Инга Владимировна, у Ивана Михайловича есть еще дети.

— Дети? Много?

В груди разрасталась огромная дыра, словно кто-то воткнул туда лопату и начал рыть яму. Расковыривая, доставая внутренности, вытряхивая их на поверхность. Я хотела детей три года, пока мы были вместе с Иваном, я говорила ему об этом, я намекала.

Но Иван отвечал уклончиво, говорил, что еще рано, что нам надо пожить для себя, что мы еще все успеем. К тому же были проблемы в бизнесе, и на работе мы пропадали сутками, не вылезая из командировок. Я соглашалась со своим мужем, я считала, что мы с ним одно целое, что смотрим в одном направлении и должны иметь общие цели и желания.

Но за месяц до его гибели я сильно заболела, перестала пить противозачаточные, цикл сбился, и я забеременела. Господи, моей радости не было предела, я плакала от счастья. Я считала, что муж разделит со мной радость, но, так и не успев сказать ему об этом, уже плакала от горя. Двойного горя. Я потеряла еще и ребенка.

— Сколько? Сколько лет новому наследнику? — оперлась руками на стол, наклонилась, заглянула в глаза мужчине. — Это я имею право знать, раз уж не могу ни на что претендовать? Или это великая тайна?

Владимир Юрьевич поморщился, видимо, сомневаясь, отвечать мне на этот вопрос или нет.

— Нет еще и четырех лет.

Все. Последние внутренности были вынуты и брошены на стылую и мокрую землю.

Нет и четырех лет? Если посчитать, то получается, этот ребенок родился, когда мы уже были в браке? Может быть, даже был зачат в этот момент, и Иван знал о нем, если включил к некое завещание. Информация обрушилась на меня тяжелой лавиной, с каждой секундой заваливая всё новыми подробностями.

— Я вас услышала.

Сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу, чувствуя боль снаружи, а не внутри. Вышла, хлопнув дверью, пошла по коридору. Не помню, как оказалась на улице, я просто шла, глядя вперед, по тротуару неизвестно куда. Очнулась лишь в каком-то парке на скамейке, не чувствуя холода, под тусклым фонарем.

Меня использовали.

Методично, тонко, мастерски, но меня использовал собственный муж.

Все было ложью.