Я сошла с ума.
Да, именно так я могу охарактеризовать свое состояние в последние три дня, которые мы провели с Максимом. Да, мой пасынок вырос не только во всех местах, он стал другим, он для меня остается загадкой.
Маринка домогалась, с кем я встречаюсь, обрывала телефон, даже раз приходила, но мы не открыли двери, нам было некогда. Представила лицо подруги, которая увидит полуголого Максима и мои засосы, оставленные им на теле. Маринка не дура, она сложит все факты и начнет свою терапию.
Не хочу. Ничего не хочу слышать.
Я знаю, что потом пожалею о своей слабости.
Но чем больше я погружалась в свои сладкие фантазии, чем дальше от реальности я уходила, позволяя Максиму контролировать не только моё тело, но и разум, тем яснее осознавала, что конец близок. И это будет конец, который перевернёт мою жизнь.
Это будет уже не та история, которая произошла со мной, когда мне было девятнадцать лет, и я оказалась в неприятной ситуации, но тогда я, как мне казалось, легко отделалась.
Живя одна в большом городе, едва сводя концы с концами, я работала, училась, слишком поздно добиралась до дома, что-то ела, приготовленное на скорую руку, чаще всего консервы, падала спать, рано утром вставала. И так по кругу, каждый день одно и то же, но я карабкалась.
Я понимала, что все мои усилия должны закончиться результатом, хоть каким-нибудь успехом, которым я буду гордиться. Я даже познакомилась с соседями, в моем подъезде жили двое парней старше меня на три года. Они не приставали, не делали грязных намеков. Иногда помогали донести пакет с продуктами до моего этажа, спрашивали, как я, вели себя вполне дружелюбно.
За несколько месяцев я к ним привыкла. Они часто устраивали шумные тусовки, к ним приходили девчонки, друзья, слышна была музыка на весь подъезд, соседи жаловались. А я даже немного им завидовала, у меня такого не было никогда. Молодой организм рвался к каким-то безрассудствам, приключениям, я представляла себе первую любовь или влюбленность. Но я не спешила и ни с кем не сближалась, да никто и не рвался, я была слишком незаметна в скромной одежде на фоне своих одногруппниц.
И вот в один из вечеров парни пригласили меня к себе, а я согласилась. У них в очередной раз собралась компания, было много выпивки, даже запрещенные вещества. Я отказалась от алкоголя и даже не помню, когда все зашло слишком далеко, не помню, кто первый начал.
Но эта ночь была самой жуткой в моей жизни. Хотя потом я представляла, что могло быть все гораздо хуже. Я лишь молила того самого Господа, к которому всю жизнь взывала моя мать, о том, чтобы они, можно сказать, пощадили меня.
Не понимаю, почему этот момент возник в памяти так отчетливо сейчас, именно сейчас, когда я сидела в кресле у стилиста, и он создавал мне новый образ. Как-то захотелось перемен, изменить что-то в себе, стать другой, более сильной, уверенной, скинуть с себя, как говорит Маринка, наряд вдовы, почистить перышки.
К тому же Максим уехал в университет, я наконец оказалась предоставлена самой себе, позвонила в офис, проверила почту, дала распоряжения. Семен писал несколько раз и звонил, но к концу второго дня перестал, мне даже было немного неудобно перед ним. Но мужчина, видимо, понял, что у меня сейчас другие интересы.
— Ну как вам? Нравится?
Девушка-стилист игриво посмотрела на мое отражение в зеркале и сняла парикмахерскую накидку. А я удивленно расширила глаза. Разве это была я? Как странно, но мне, безусловно, нравилось то, что я видела.
Немного худощавое лицо, огромные глаза и короткая стрижка. Нет, не под мальчика, конечно, но стильное удлиненное каре, уложенное мягкими волнами, мне очень шло.
— Вам на самом деле к лицу и освежает. Я даже не стала менять цвет. Немного добавили блеска, а так все даже очень хорошо. Единственное, что я добавлю, с вашего позволения, в качестве стилиста — яркую вишневую помаду. Разрешите?
— Да, конечно.
Девушка проделала несколько манипуляций. Когда я вновь взглянула на себя в зеркало, то от удивления даже открыла не только глаза, но и рот. Я была яркой, роковой, соблазнительной, манящей. Да какой угодно, только не той простой Ингой с тусклым взглядом грустных глаз. Вишневый цвет помады мне определенно шел.
— Разрешите, я у вас ее куплю?
— Конечно.
— Спасибо. Я очень довольна результатом.
Вышла из салона воодушевленная, сжимая в кармане плаща приобретенную помаду, мне она нравилась. Наконец-то за те несколько дней, которые мы провели с Максом, над городом рассеялись тучи и выглянуло солнце, но все равно было прохладно.
Затянула пояс на плаще потуже, подняла воротник, быстро зашагала в сторону парка. Через него к квартире было ближе всего идти. Не успела я дойти до центрального входа, как меня окликнули.
— Постойте. Постойте, остановитесь.
— Да, что?
Ко мне быстрым шагом шла девушка. Блондинка с длинными волосами, собранными в высокий хвост. Короткая кожаная куртка, облегающие кожаные брюки, высокие каблуки, через плечо перекинута большая сумка. Девушка подошла, гордо вскинула голову и огляделась по сторонам.
— Я Маша. Девушка Максима.
Ах, вот оно что. Вот он — первый звоночек о том, что я начала трогать руками то, что мне не принадлежит.
Промолчала.
— А вы Инга, да? Мачеха Макса. Жена его покойного отца. Ведь так?
— Верно.
— Так вот, я вам хочу сказать… Да вы, наверное, и сами знаете, что вы слишком старая для него, как бы ни прихорашивались. Понимаете? И вообще, это выглядит отвратительно. Если у вас с ним что-то есть, то это почти инцест.
Я даже не знала, что ответить. Как реагировать на слова этой девочки? Если меня поставить на ее место, то я тоже была бы, мягко сказать, расстроена тем, что мой парень увлекся своей мачехой.
— Послушайте, Маша, я не знаю, что вы там себе нафантазировали и какой информацией вы обладаете, но того, о чем вы говорите, не может быть. Да, я старая, как вы сказали. Мне уже тридцать, и вам когда-то тоже будет столько же. И поверьте, вы не будете чувствовать себя именно старой. А еще у меня есть мужчина, взрослый, поэтому Максим в полном вашем распоряжении. А сейчас извините, мне надо идти.
Развернулась на ватных ногах, стараясь выглядеть как можно увереннее, пошла в сторону парка, а в грудь мне словно вбили огромный кол. Я произносила все слова с трудом. Каждое выходило из моего рта, царапая глотку. И про то, что у нас ничего нет, и про то, что у меня есть мужчина, и про то, что она может забрать Максима в полное свое распоряжение.
Нет.
Нет, я этого не хотела, но ничего другого я не могла сказать. Не стоило бы тридцатилетней женщине устраивать скандал посреди улицы девятнадцатилетней девчонке и кричать о том, что это мой парень, а не ее, и она может катиться лесом.
Если бы мне было тоже девятнадцать, то я бы так и сказала, но в свои девятнадцать у меня были другие проблемы. Как-то сразу испортилось настроение. Боль, образовавшаяся у груди, разрасталась все больше. Надо было присесть. Просто сесть и отдохнуть, отдышаться.
Выветрить подружку Максима из головы, потому что я ревновала. Я безумно ревновала. Я никогда никого не ревновала, даже Ивана, потому что у меня не было повода и вообще не было для этого времени. Но то, что сейчас происходило со мной, и была та самая, жгучая, обжигающая, ядовитая ревность, которой я не могла позволить пустить корни в своем сознании и растить ее дальше.
Потому что Макс — он не мой. Он не может быть моим по определению. Он этой девочки или какой-то другой, той, которую он встретит потом, когда ему, может быть, будет двадцать пять или двадцать семь, самое время для создания отношений, семьи, рождения детей.
Но я здесь абсолютно ни при чем.
Села на скамейку, прикрыла глаза, снова погружаясь в прошлое.
После того, как на той вечеринке соседские парни с двумя своими дружками взяли меня силой, я думала, что не смогу никогда быть с мужчиной, довериться ему, открыться, расслабиться или даже получить удовольствие. Иван оказался первым, с которым это получилось, не могу сказать, что я не пробовала потом с другими.
Он не знал о том, что случилось со мной в прошлом, как они издевались надо мной всю ночь, как трахали, как лишили девственности. Они вроде бы и не удерживали силой, но в то же время не давали уйти, не били, не рвали на мне одежду, не связывали.
А я была до такой степени напугана, я была маленьким зверьком, загнанным в угол, которому проще было упасть в обморок и прикинуться мертвым, чем бороться. Потом, когда меня отпустили, я поняла, что они могли действовать жестче, но мне от этого легче не стало.
Я не выходила неделю из дома, боялась каждого шороха, звука, что они придут снова и потребуют продолжения. Но как ни странно, за то время, пока я пряталась, они переехали в другое место. Я не видела их больше никогда, но запомнила имена и клички.
Но тот мой страх, то мое бессилие осталось со мной навсегда.
Надо было бороться, вырываться, царапаться, кричать громче. А я молчала, за меня некому было заступиться. Никто бы не пришел и не наказал их. Идти в полицию тоже было, по моему мнению, глупо, мать не пережила бы такого моего позора.
Я сама пришла. Сама осталась. Значит, сама виновата. Но это не так, сейчас я это понимаю, тогда я была слишком глупа и напугана.
Снова вспомнила тот эпизод. Почему — не знаю. Может быть, потому что, если бы у меня тогда был такой парень, как Максим, со мной бы такое не случилось. А если бы случилось, то он бы их наказал.
Телефонный звонок вывел из задумчивости и негативных воспоминаний из прошлого. На экране смартфона отразился незнакомый номер.
— Алло.
— Здравствуйте. Инга Владимировна? Я правильно позвонил?
— Все верно, я Инга Владимировна.
— Меня зовут Владимир Юрьевич Кольцов. Я адвокат и представляю интересы Ивана Михайловича Самойлова.
— Кого?
— Самойлова Ивана Михайловича.
— Это мой покойный муж. Вы в курсе?
— Я в курсе, да. Нам нужно встретиться, и я все объясню.
— Что вы мне объясните, что? Я не понимаю.
— Открылись кое-какие подробности завещания.
— Завещания? У Ивана не было завещания.
— Я все вам расскажу при нашей личной встрече. Адрес я вышлю сообщением.
Мужчина отключился, а я еще долго смотрела на свой телефон. Иван. Завещание. Что происходит вокруг меня, чего я упорно не замечаю?