Наглость Макса одновременно восхищала и выбешивала.
Как вообще можно быть таким самоуверенным в девятнадцать лет? Ах да, я периодически забываю, из какой он семьи и кем был его отец. Мальчику всегда было позволено все. Все и даже немного больше.
Ему доставалось все, что он хотел. От самых крутых и дорогих игрушек до техники, часов, телефонов, машин, мотоциклов, брендовых шмоток. Он купался в деньгах с рождения, родившись с золотой ложечкой во рту.
В то время к Ивану перешла компания его родителей, которые скоропостижно погибли в аварии. Какая ирония. Сын повторил их судьбу. Но, как рассказывал Иван, там что-то не заладилось, его долю пришлось продать партнеру, открыть что-то новое.
В течение тринадцати лет он вполне неплохо вел свой бизнес. А вот когда его жена заболела раком и умерла, что-то пошло не так. Иван не любил рассказывать о том периоде своей жизни, я и не лезла. Но, как говорится, на его «счастье» появилась я.
Я помогала, я была не просто приложением к мужчине, а, как я считала, полноценным партнером. Я работала, не гуляла по бутикам и не пила с подружками кофе в элитных ресторанах, у меня и подружек нет.
Но у Макса было все и всегда.
Сколько я себя помню, пока была в их семье, мальчик ни в чем не нуждался. Если он что-то хотел, он просто говорил. Если ему отказывали, он начинал требовать. Если его наказывали, он мог совершить немыслимые поступки.
Даже однажды залез на крышу, на самый конек, и стоял там полчаса. Просто молчал и смотрел вниз. Иван чуть с ума не сошел. Но его сын все-таки добился своего, ему купили какую-то последнюю модель Плейстейшен.
И он успокоился на несколько месяцев, пока не наигрался ей. А потом в одну из ночей просто разбил. Психанул. Что-то там у него не получалось в игре.
Интересно, он так же поступит со мной? Наиграется сейчас, а потом психанет? Хорошо, если просто выкинет. А если разобьет меня?
А если я сама разобьюсь вдребезги? От того, что сейчас происходит между нами. От той тяги, которую я сейчас испытываю. Если я к этому привыкну? Если не смогу без этого жить? Жить без этого мальчика?
Внутри все похолодело от таких мыслей, я поднесла бокал с коньяком к губам, сделала большой глоток, меня саму трясло от поездки, от недавнего срыва в торговом центре и галлюцинаций.
Но Макс совсем не мальчик. Разговоры у него взрослые. Да и поступки. Вот кто бы так сказал, что он будет трахать меня на этом диване, на котором трахал мой муж? Семен бы до такого не додумался. Не могу сказать, что это с его стороны красиво.
Я, наверное, ненормальная, но это даже заводит, возбуждает. Это будоражит. Это что-то темное, порочное, вязкое, горячее, что проникает в меня. Мой пасынок, который вырос во всех местах, накачался, набил себе татуировок и научился идеально управлять женским телом, стал настоящим змеем-искусителем.
Только не в райском саду, мы с ним вместе уже давно в аду.
Он искушает, душит своим хватом, не выпуская, я не дергаюсь. А когда пытаюсь, становится только больнее.
Наблюдаю за тем, как Максим допивает свой алкоголь, ставит пустой бокал на камин, снимает кожанку, толстовку, затем через голову футболку, бросая ее на диван, поворачивается ко мне спиной. А я замираю на месте и, кажется, снова перестаю дышать.
У него идеальное тело, широкие плечи, мускулы играют под загорелой татуированной кожей с замысловатыми узорами. Я даже вижу слева на лопатке, именно там, где сердце, зеленого питона. Он, свернувшись клубочком, приоткрыв свою пасть, высунул длинный красный язык, смотря прямо на меня.
Вот же черт.
Как не обратила на него внимания раньше? Макс действительно змей-искуситель, и я уже попробовала то, что он мне предложил, а значит, гореть мне еще больше в этом аду. А значит, будет еще больнее, чем было, чем сейчас, но я не представляю, куда больше.
Я просто чувствую, что так и будет.
Снова оглядываю знакомую гостиную, уже накрывало не так, я привыкла, и я помню здесь каждый угол, где стояла мебель, стол, какие бокалы были в серванте.
Это все было связано с Иваном. Но это давно пора забыть, вычеркнуть. Ивана нет, и нет всего остального. Маринка права, надо продолжать жить, брать от жизни все, черпать большой ложкой, иначе можно не успеть. Я так могу оглянуться через пару лет, а мне уже не тридцать, а пятьдесят пять.
Это, конечно, тоже не такой страшный возраст, но все-таки. Я вспоминаю свою мать, когда ей было пятьдесят пять, для меня она была замученной старой женщиной, но я ведь не хочу быть такой. Я не хочу всю жизнь провести в скорби, а для этого надо рушить старые оковы.
Жадно допила свой коньяк, прошлась по комнате, вернулась к дивану, тусклая лампа сбоку освещала пространство, Макс что-то набирал в телефоне, отправлял сообщения, ему приходили уведомления о входящих. Но когда он повернулся и посмотрел на меня своими практически черными глазами, я не отвела своих.
Я уже видела их. Они были разные: как черные дыры — бездонные, как полыхающий огонь — опасные, жгучие, как застывшая черная лава, холодные, не сулящие ничего хорошего. Да, было дело, он и так на меня смотрел. Он не умеет контролировать эмоции.
Макс говорит, что думает, импульсивно, резко, может, даже не понимает, что обижает. Но в этом весь Макс Самойлов. Красавчик и везунчик. В его наглости его сила.
— Успокоилась?
— Да, спасибо за коньяк и что приехал за мной.
— И что это было? Там, в торговом центре?
— Взрыв из прошлого. Показалось.
— Что именно?
— Макс, неважно. Есть что закусить?
— Да, сейчас, — парень свободным шагом ушел на кухню, принес оттуда пару пакетов чипсов, шоколадку.
— Холодильник выключен, продукты не стал привозить. Так, чисто закуска, был еще лимон.
— Как часто ты сюда ездишь? — подошла к камину, сама взяла бутылку, налила себе немного алкоголя, облокотилась, разглядывая своего пасынка.
Он уникален. Мы два дня с ним трахались, не произнося практически ни слова. Я лишь кричала и стонала, он рычал и говорил какие-то пошлые непристойности, от которых я возбуждалась.
— Нечасто… так, иногда, когда хочется побыть одному.
На полных губах легкая ухмылка, в глазах уже появился блеск, он расслаблен. Но все-таки на дне зрачков я вижу напряжение.
— За прошлое, — я подняла свой бокал, отсалютовала. — Пусть оно останется там. Пусть оно не возвращается. Еще вопросы?
— Тебе нравилось?
— Что именно?
— Как мой отец трахал тебя на этом диване?
Чисто детский вопрос, другого можно было не ожидать. Что он хочет от меня услышать: «Нет. Ты лучше своего отца. Твой член толще, длиннее. И вылизываешь ты как надо, доводя меня до оргазма»?
Что? Он реально хочет услышать это?
— Ты хочешь повторить?
— Я тебе уже пообещал.
— А кишка не тонка?
— В смысле?
— А мое согласие не нужно?
— Я возьму сам.
Несколько долгих секунд просто смотрела в его глаза, склонив голову, изучая черты лица. Симпатичный, такой смазливый, что хочется расцарапать ему рожу, чтобы никто на него больше не смотрел.
Я до сих пор помню, как жгло мою ладонь, когда я отвесила ему пару пощечин. Может быть, сейчас проделать то же самое? Эта игра забавляла, я не боялась Макса, сейчас нет, лишь своих эмоций.
Одним большим глотком выпила свой алкоголь. Не стала даже закусывать, жидкость обожгла рот, тепло растеклось в груди. Сосуды расширились, кровь зашумела в ушах. А это будет интересно. Даже забавно.
Облизала губы, сняла свою курточку, бросила на пол.
— Если ты, конечно, меня поймаешь, то, может быть, да, я и соглашусь. А если нет, то можешь идти к черту. Но твой отец отменно трахал меня на этом диване. Мне нравилось.
Это был вызов. Парень заиграл желваками на скулах, стиснул челюсти, сощурил глаза, копируя меня, склонил голову.
— Сучка.
— Тебе ли не знать?
Я, наверное, сошла с ума, если играю с огнем.
Так можно и сгореть.