— Макс! Что ты здесь делаешь? — вырвалось у меня, и я инстинктивно отпрянула от Вардана, как будто нас поймали на месте преступления. Щеки пылали огнем, а губы все еще чувствовали мимолетное, но жгучее прикосновение.
— Что я здесь делаю?! — его голос грохнул, как выстрел, заставляя меня вздрогнуть. Он стоял в дверях, его фигура казалась огромной и угрожающей, заполняя собой все пространство. — Да если бы я не зашел сейчас, вы бы тут, наверное, уже начали трахаться, устроив настоящую оргию прямо в роддоме!
— Не неси чушь, идиот, — Вардан поднялся с кушетки с такой спокойной, обдуманной силой, что это было страшнее любой ярости. Он встал между мной и Максом, заслонив меня собой, как живой щит. — Твоя жена только что перенесла серьезнейшую операцию. Она чудом осталась жива, едва не истекла кровью, а у тебя в голове только одно!
— Заткнись! — проревел Макс, его лицо исказила гримаса бешенства. — Ты вообще кто такой, чтобы тут указывать? Варвара, — его взгляд, острый и ядовитый, переключился на меня, — может, ты мне объяснишь, что это за шут здесь торчит?
— Что ты хочешь услышать, Максим? — мой голос прозвучал тихо, но я изо всех сил старалась, чтобы он не дрожал. Я боялась разбудить сына, чей сон был таким хрупким. — Что тебе вообще здесь нужно?
— В смысле, что мне нужно? — он фальшиво рассмеялся, и этот звук резанул по нервам. — Я приехал посмотреть на своего новорожденного сына! Узнать, как себя чувствует моя любимая жена! Разве я не имею права?
— После вчерашнего, после той мерзости, что я увидела в нашей квартире, у меня начались преждевременные роды, — выдохнула я, чувствуя, как снова подступает та самая, парализующая страх боль. — Отслоилась плацента, Макс! Я чуть не умерла! Ты это понимаешь?
— Я-то тут при чем? — он цинично усмехнулся, пожимая плечами. Его равнодушие было хуже любого крика. — Тебя никто не тащил в нашу квартиру на аркане. Так что я не виноват в том, что твоим больным глазам там привиделось.
— А что ты там увидела? — тихо, но настойчиво спросил Вардан, полуобернувшись ко мне. Его спина была напряжена, как у готового к прыжку зверя.
— Ничего, — я сжалась, опустив глаза. Стыд и унижение жгли меня изнутри. Выговорить вслух, что моя собственная сестра была на коленях перед моим мужем… это было выше моих сил.
— Как это «ничего»?! — Вардан резко повернулся ко мне, и в его глазах впервые вспыхнул настоящий гнев. — Что этот ублюдок еще успел натворить?
— От ублюдка слышу! — рявкнул Макс, и я увидела, как его пальцы сжались в белые от напряжения кулаки. В последнее время он стал похож на пороховую бочку — агрессивный, непредсказуемый, вечно на взводе. — И вообще, пошел ты на хер отсюда!
— Я никуда не уйду, — Вардан остался непоколебим. Его голос был спокоен, но в нем чувствовалась стальная воля. — Варя — моя давняя знакомая. Почти с детства. И сейчас, кроме меня, у нее никого нет. Так что я не сдвинусь с этого места.
— Ну, это мы сейчас посмотрим! — прорычал Макс и, с диким взглядом, закатав рукава, сделал шаг вперед.
— Вы что, с ума сошли?! — вскрикнула я, пытаясь не повышать голос, но сердце бешено колотилось в груди. Испуганный крик сына, резкий и пронзительный, прорезал воздух, заставив всех вздрогнуть. — А ну, уходите отсюда! Если хотите драться, найдите другое место!
К счастью, дверь распахнулась, и в палату вошел дежурный врач. Он одним взглядом оценил ситуацию — два разъяренных мужчины, готовые броситься друг на друга, плачущий ребенок и бледная, трясущаяся от нервов женщина на кровати. Он быстро шагнул между ними.
— Немедленно вышли отсюда! Оба! — его голос, привыкший к повиновению, прозвучал как хлыст. — Ясно вам?
— Этот урод лезет к моей жене! Прямо здесь целуется! Я этого так не оставлю! — Макс тыкал пальцем в сторону Вардана, его дыхание было тяжелым и прерывистым.
— Хотите драться — разбирайтесь за территорией больницы, — холодно парировал врач. — Если нет, я сию секунду вызову охрану и мы решим этот вопрос иначе.
— Никто не собирается драться, — Вардан разжал кулаки и сделал шаг назад, демонстрируя мирные намерения. Его взгляд, однако, оставался твердым. — Мы просто… выясняли отношения. Мирно.
— Выясняйте не здесь. Вы в своем уме? Здесь новорожденный ребенок и женщина после сложнейшей операции! Вы готовы взять на себя ответственность, если с ними что-то случится из-за ваших выяснений? Не великовата ли ноша, господа?
— Простите, мы погорячились, — сквозь зубы процедил Макс, тоже отступая. Он бросил на меня долгий, пронзительный взгляд, полный немых угроз, и развернулся к выходу. На пороге он обернулся. — Зря ты так, Варюш. Очень зря. Пока я твой муж, я не позволю тебе быть ни с кем, кроме меня. Я собственник. И это навсегда.
— Слава Богу, мы скоро разведемся, — выдохнула я, чувствуя, как ненависть приливает к горлу горьким комом. — Надоело быть под твоим вечным колпаком. Следи за своими любовницами, а меня оставь в покое.
— Варварушка, — его голос внезапно стал мягким, сладким и оттого еще более отвратительным, — пока мы не развелись, я твой законный муж. Так что советую следить за своим поведением. И за мыслями. Если я захочу, я добьюсь, чтобы тебя лишили родительских прав. И я заберу нашего сына. Благо, воспитывать его есть кому. Янина — прекрасная мать. Ты сама знаешь. Она прекрасно справилась с Маришей, справится и с нашим сыном.
— Ты не посмеешь! — дикий, животный ужас вырвал у меня этот крик. Я рванулась с кровати, забыв о боли, о швах, обо всем на свете, но сильные руки Вардана мягко, но неумолимо остановили меня.
— Не надо, — он обнял меня, его голос был теплым и глубоким. — Не сейчас. Ты слишком устала. Успокойся. Отпусти его. Варвара, не доставляй ему такого удовольствия.
— Послушай своего дружка, женушка, — ядовито бросил Макс, уже стоя в дверях. — Не рыпайся. Не хочу отвечать за твое истеричное состояние и разошедшиеся швы.
— Я ненавижу тебя, — прошипела я, и слезы, наконец, хлынули из моих глаз, горькие и бессильные.
Дверь захлопнулась.
Как только она закрылась, я, обессиленная, униженная, раздавленная, рухнула на твердое плечо Вардана и разрыдалась — тихо, безнадежно, как ребенок. Он не говорил ни слова, просто взял меня на руки — осторожно, как хрустальную вазу, — перенес на кровать, укрыл одеялом, будто пытаясь защитить от всего мира. Его молчаливая забота была мукой и спасением одновременно.
Через несколько мгновений в палату вошла медсестра — видимо, врач ее все же вызвал. Молча, с сочувствующим взглядом, она сделала мне укол успокоительного. Холодок по вене, нарастающая дремота…
Он все-таки добился своего.
Довел до истерики. Выиграл этот раунд.
А через пару дней, как будто по его злому проклятию, молоко, которое я так отчаянно хотела сохранить для сына, окончательно пропало. Оно просто ушло, оставив после себя лишь пустоту и чувство очередного, сокрушительного поражения.