Измена с молодой. Ты все испортил! (СИ)

Глава 27

Подарок был готов еще в ноябре.

Целый месяц я с волнением представляла, как вручу его в феврале на юбилее лично Георгию Кареновичу. Как он обнимет меня перед всеми гостями, тронутый вниманием. А Карен будет смотреть на всё это с гордостью.

Представляла, как потом, когда мы останемся наедине, прижмет меня спиной к стене в прихожей квартиры, которую сам для меня выбрал. Как зароется в моих волосах, будет обжигать нежную кожу дыханием, прокладывая дорожку из поцелуев от мочки уха до чувствительной ямочки на шее. Чтобы после овладеть мной, снова и снова подтверждая свое право на мое тело, мою душу, моё сердце…

Он не всегда нежен со мной. Скорее, это очень редкие мгновения. Чаще он требовательный, жадный, нетерпеливый. Не признающий возражений. Мой первый и единственный.

Но я его люблю.

И если ему нравятся грубый секс, я привыкну к этому ради него. Почти привыкла. Почти научилась получать от него удовольствие.

Но в мечтах о дне торжества я чувствовала, будто наяву, его ласку, заботу. Его желание сделать мне приятно. Его благодарность за то, как я подготовилась к особенному для него семейному мероприятию.

Я хотела дать ему понять, как важен для меня он, и всё, что с ним связано.

Я понимала, что это будет своеобразный обряд посвящения — поэтому подошла к выбору подарка с особым трепетом. Написанный мной лично портрет именинника должен был открыть мне двери в его дом…

В декабре я узнала о том, что Карен пока женат.

«В субботу идешь ко мне домой. Только веди себя нормально, не опозорь меня, там вся семья будет».

Он был уверен, что я знаю о его статусе. Нет. Не знала.

Сама виновата. Надо было больше общаться с коллективом, тогда бы узнала, что за семья у него. Но я не хотела, чтобы кто-то заметил мои чувства к начальнику.

Шок длился недолго. Потому что для меня ничего не изменилось. Ни моя любовь, ни желание стать частью его семьи. И для него тоже всё было, как раньше, пока его Ледяная статуя не влезла снова.

В январе он меня прогнал. Вот тогда мой мир чуть не рухнул. Я не понимала, как он мог так просто отказаться от нашей любви. Я не могла найти в себе силы на элементарные вещи — встать с постели, почистить зубы, поесть… Всё потеряло смысл.

Я просто еще не осознавала, что он это сделал ради меня. Он оберегал меня. Мысль об этом посетила меня внезапно в тот день, когда мы с его бывшей столкнулись в офисе. И тогда всё встало на свои места. Да, он оградил меня от нее и её ярости.

Потому что любит.

И доказал мне это вчера ночью, когда сделал самый лучший подарок на День Валентина — вернулся в мою постель.

Мой любимый так по мне соскучился за долгих и мучительных два месяца, что не мог насытиться моим телом. Набросился на меня с порога. Прихожая, диван в гостиной, кровать в нашей спальне, ванная комната — несколько часов неудержимая, огненная страсть, накрывшая нас, не отступала, оставляя на моей коже жгучие следы сильных рук моего мужчины.

Он снова не остался, ушел.

Но я знаю, что Карен вернется еще. И больше не уйдет.

А я ему помогу.

Настроение — свернуть горы! Чувствую, что мне всё под силу.

Пододвинув табурет к стеллажам в гардеробной, встаю на него, просовываю руку в щель между стеной и чемоданами и вытягиваю оттуда завернутую в крафтовую обертку картину. Спустившись, ставлю ее в сторонку. Подхожу к вешалкам с платьями, перебираю, напевая вслух прилипший с вечера мотив.

Я знаю, в чем пойду — наряд тоже был давно выбран: длинная юбка-трапеция, расшитая золотыми пайетками и в комплекте к ней укороченный топ, открывающий тонкую линию талии. Соблазнительно, но не вызывающе. И великолепно подходит к загорелому цвету моей кожи.

Жалко, что в салон я не попаду, потому что еще вчера вечером не собиралась никуда идти. Даже написала об этом накануне в чате одногруппников, которые тоже готовились к юбилею любимого профессора. Но теперь всё изменилось.

Подхожу к большому зеркалу напротив кровати, распускаю волосы, придумывая подходящую к наряду прическу.

Я знаю, что Карену нравится, когда я собираю волосы в хвост. Он об этом не говорил, но не всё надо озвучивать. Кое-что красноречивее слов: то, как он наматывал их на кулак, прижимая меня к стене архива в офисе, забираясь свободной рукой в трусики.

Воспоминания — то, чем я жила последние месяцы — оживают, обретая запах парфюма и терпкого мужского пота. Я чувствую жар от прикосновения его рук, будто наяву.

От нахлынувшего возбуждения, дыхание сбивается.

Закрываю глаза, представляя его рядом со мной.

Близко.

Провожу ладонями по шее, опускаясь ниже, к ключицам, груди, талии — как он делал вчера. Вчера всё было по-другому.

Скидываю халат, открываю глаза и смотрю на свое обнаженное отражение в зеркале — взгляд, разгоряченный желанием, щеки пылают, грудь часто вздымается, еще помня прошлую ночь, когда он любил меня так, как никогда прежде. Низ живота снова наливается сладкой тяжестью, моля об облегчении.

Ложусь на край кровати.

Раздвигаю бедра.

Медленно провожу по животу, опускаясь всё ниже.

Еще ниже.

Касаюсь пальцами чувствительного бугорка.

Ласкаю себя, как он. Снова представляя его со мной.

На мне.

Во мне.

Забываю дышать. Я — средоточие энергии, ожидающей взрыва. Распадаюсь миллионами искр, достигнув пика.

После сползаю без сил на пушистый ковер и дышу. Легко. Спокойно.

Узнай об этом мама, убила бы меня на месте. Потому что это в её понимании недопустимо. Грязно. Бесстыдно.

Стыд! Стыд! Стыд!

Всю жизнь только и слышала, то стыдно, это стыдно! Надоело!

Никогда не думала, что позволю какому-либо мужчине делать то, что делает со мной он. Что он станет моим первым мужчиной еще до свадьбы…

Никогда не думала, что полюблю женатого.

Но, с другой стороны, это же правда только отчасти — как я могла узнать о его статусе, если ничего на это не указывало?

И ведь мир от этого не рухнул? Да, стал немного сложнее, но не рухнул же… И это только временные сложности.

И, в конце концов, я же должна устроить свою жизнь?.. Не маленькая уже…

Всё, нет больше времени закапываться в бессмысленных размышлениях.

Иду в душ.

Затем одеваюсь.

Не меньше получаса провожу перед зеркалом, добиваясь идеальной прически.

Наношу легкий тон, невесомо провожу пушистой кистью по скулам. Тонкие стрелочки и тушь на кончиках ресниц. Вместо тяжелой помады — бальзам, и этого достаточно. Мне не нужно часами сидеть с косметичкой, маскируя морщины и обвисшие веки — природа и гены мамы, даже на пятом десятке сохранившей упругую кожу, щедро наградили меня красотой…

«Ребят, напомните время сбора?» — пишу в чат, чтобы уточнить, во сколько Григоряны ждут гостей.

«Ритуль, ты же не идешь!» — тут же реагирует однокурсник, Макс, ответственный за сбор денег для общего подарка, за который я также перевела — не убудет.

«Передумала!»

«К четырём…» — пишет он сразу. — «Наш столик номер восемь!»

Улыбаюсь мысли, что всё это временно. Скоро мой столик будет тот же, за которым будет сидеть мой мужчина.

Я больше не езжу экономом, выбирая даже для ежедневных поездок тариф не ниже «Комфорт плюс».

Сегодня я заказала бизнес-класс. Такси приезжает ровно в четыре — я не хочу быть первой и ждать всех в пустом зале. Водитель забирает у меня большой пакет с картиной, галантно открывает заднюю дверь. Устраиваюсь на сидении и включаю на телефоне приложение с медитацией, чтобы окончательно собраться.

Мне понадобится максимальная концентрация.

Максимальное спокойствие.

Машина паркуется перед двухэтажным зданием с претензией на классицизм.

— Мы закрыты на банкет, — говорит администратор, преградив мне вход в ресторан.

— Я в списке гостей, — киваю уверенно. В подтверждение слегка приподнимаю большой пакет с подарком.

Девушка отступает в сторону, и я захожу в светлый, украшенный позолотой и лепниной, холл. Нахожу гардероб, отдаю шубку, меняю ботинки на высокие каблуки, которые предусмотрительно взяла с собой, кручусь перед зеркалом на стене, подправляя складки на юбке. Довольная отражением, иду к парадной лестнице, что ведет на второй этаж — в большой банкетный зал, где уже слышны голоса и звуки музыки.

Я здесь не была ни разу. Раньше не могла себе позволить. Потом — было некогда. Застыв на проходе, с удовольствием рассматриваю интерьер, впитывая роскошь и великолепие. Это всё станет частью моей жизни совсем скоро. Да, с зарплатой, которую мне платил Карен, я и сейчас могу баловать себя многим, что прежде казалось недосягаемым.

Но я так не хочу.

Толпы перед лестницей нет — многие прошли к своим столам.

— Акопян? — раздается за спиной. Оборачиваюсь — партнер Карена смотрит на меня с неприкрытым удивлением и чем-то неприятным, отталкивающим.

Презрение? Ненависть?

Но за что?

— Здравствуйте, Василий Алексеевич, — здороваюсь спокойно, не забывая о субординации. Хотя могла бы просто послать его к черту — я больше не его подчиненная.

— Андреевич, — скривив губы, поправляет он. Никак не запомню эти чертовы отчества. — Ты что здесь делаешь?

— Пришла на юбилей своего любимого профессора.

Он хватает меня за локоть, грубо уводя к пролету.

— Что вы себе позволяете⁈ — возмущенно вырываюсь и отскакиваю в сторону.

— Убирайся отсюда, — цедит он.

— Вы не имеете права так себя со мной вести, — стараюсь не сорваться на крик. — Меня пригласили. И я никуда не собираюсь уходить.

Понимаю, что он обо всём знает. Но мне не нужны сейчас дешевые разборки.

У меня есть план.

И мне нельзя упасть в грязь лицом.

Не сегодня.

Не здесь.

— О! Ритуля! — Макс — низкорослый блондин с круглым лицом и таким же круглым телом — появляется неожиданно, подхватывает меня, и уводит за собой вверх по лестнице в зал, оставив внизу нахмурившегося Грабовского. — Пойдем, я покажу, где все! Ты чё так поздно?

— Такси долго ждала.

— А что от тебя хотел этот?

Оставляю его вопрос без ответа. Приветствую ребят, с которыми не виделась больше полугода, и занимаю единственное свободное место за широким круглым столом — спиной к залу.

Не то, что я представляла себе, конечно.

Надо мной возникает официант и, предложив на выбор напиток, наполняет бокал белым сухим, к которому меня приучил Карен.

На сцене пара музыкантов поёт советские песни — не удивительно, учитывая возраст моего будущего свекра.

— Акопян, мы слышали, ты у сына профессора работаешь? — спрашивает Степанова, с которой мне так и не удалось наладить общение за все годы учебы. Она всегда мне завидовала.

— Да, Ритуль, — подхватывает Макс, — отлично устроилась!

Бесит. То, что я сижу с ними за одним столом, не дает им права копаться в моей жизни.

— А я вот крёстной своей помогаю с разводом. — продолжает бубнить Макс. Она на выпускном была, помнишь её?

Сговорились все, что ли? Сначала Грабовский. Потом Степанова, теперь этот Макс со своей крестной…

Я не отвечаю, загадочно улыбаюсь. Еще не хватало, оправдываться перед этой… Она поджимает губы и начинает ковырять вилкой в тарелке. Так тебе и надо.

Тамада с микрофоном произносит какой-то рядовой тост.

Слышу звуки вспышек фотоаппарата.

Хохот за соседним столом — среди них я различаю знакомые голоса преподавателей из универа.

— А давайте за встречу, народ, — раздается с другого края нашего стола жалкая попытка спасти ситуацию. Все тянутся к своим бокалам.

Перспектива провести несколько часов за этим столом, на отшибе, совсем не радует. Всё это начинает так раздражать, что я уже начинаю жалеть, что пришла. Хочется поскорее вручить подарок и убраться отсюда.

В голову роем лезут тревожные мысли.

Где Карен?

Он уже знает, что я здесь? Наверняка Грабовский рассказал ему.

Что он сейчас думает? Сердится? Волнуется?

Потому что я волнуюсь. Черт!

Я так волнуюсь, что начинаю бесконтрольно потеть. Нервно кусаю щеки. Начинаю ерзать на стуле.

И от этого ненавижу себя.

Повторяю в уме аффирмации из приложения, чтобы восстановить подобие спокойствия, но в этот момент у нашего стола материализуется фотограф и начинает хаотично щелкать, то приближая камеру к лицу, то отстраняя, чтобы проверить кадр.

Нет уж, давайте без меня!

Встаю, поправляю снова юбку, которая прилипла к бедрам и, упираясь взглядом в острые носы брендовых шпилек, иду к лестнице — надо попасть в туалет, умыть лицо холодной водой. Остыть.

Потому что на горячую голову я могу наделать ошибок. А мне нельзя ошибиться.