Измена с молодой. Ты все испортил! (СИ)

Глава 7

Каждый год утро тридцать первого декабря у меня начиналось одинаково. Завтрак в постель от любимого мужа и бокал белого сухого вина.

В этот раз что-то явно пошло не по плану.

Вместо сухого вина сухость во рту и тяжелое, давящее чувство вины. И чужая постель.

Что вчера произошло?

Телефон вдали снова пищит.

Голова раскалывается. С трудом фокусируя взгляд, дотягиваюсь до жуткого пойла на тумбочке, подношу поближе. От отталкивающего букета запахов щекочет в носу. Зажимаю пальцами свободной руки ноздри и заливаю в себя зелье, стараясь не думать о том, что там намешано. Мне необходимо прийти в себя и вернуться домой, и ради этого я как-нибудь потерплю. Возвращаю рюмку на место и откидываюсь на спину в ожидании облегчения.

И снова проваливаюсь в забытье.

Подсознание яркими всполохами рисует картины моей семейной жизни. Не успеваю я поймать момент, как кадр исчезает, распадаясь на миллионы крошечных кусочков, чтобы снова воссоединиться в новом фрагменте. И так по кругу, снова и снова я смотрю фильм о своей жизни, финальным аккордом которого становится улыбка мужа через окно его внедорожника.

В этот раз пробуждение дается легче. Голова будто прояснилась, взгляд стал увереннее. Вытягиваю руки перед собой, с облегчением отметив — не трясутся. Однако за внешним мнимым равновесием скрывается абсолютный вакуум внутренний.

Бармен не обманул.

Я не помню ничего, что было после адского коктейля.

И теперь это уже не кажется такой хорошей идеей.

Скинув с себя легкое одеяло, опускаю босые ноги на пол. Из одежды на мне только тонкое кружевное белье. Меня накрывает опустошением, и в тот же миг всю пустоту внутри заполняет леденящий душу страх.

Я не могла…

Не могла же?..

Запрещаю себе о чем-то думать.

Потому что давно поняла. Если нет сил приступать к чему-то глобальному, надо браться за мелкие, рутинные, привычные дела.

Обернувшись все тем же одеялом, медленно иду до ванной. В зеркало смотреться нет никакого желания. Единственное, чего мне действительно хочется — долго стоять под обжигающими струями воды, чтобы смыть с себя всю тяжесть вчерашних событий. Но вместо этого я быстро умываю лицо, убираю темные следы туши под глазами. Запускаю еще влажные пальцы в волосы, возвращая подобие объема. На полке перед зеркалом лежит новая зубная щетка. Вряд ли она для меня, но об этом я тоже не собираюсь думать. Разрываю упаковку, чищу зубы, выкидываю щетку в урну под раковиной.

Возвращаюсь в комнату. Одежда моя аккуратно накинута на напольную вешалку-плечики. Пытаюсь восстановить в памяти хотя бы этот момент, но в голове предательски пусто.

Господи, за что мне это⁈

Спешно одеваюсь.

Нахожу на кухонном столе мой телефон. Полностью заряженный, он оживает в моих руках.

Сообщения.

Много сообщений. От свекрови, от Норы. Я не собираюсь их сейчас открывать. Смахиваю уведомления.

Карен ничего не написал. От него были пропущенные звонки. Последний — полчаса назад.

Закрыв дверь и, замешкавшись, убираю связку ключей в карман куртки.

«Потом вернешь» , сказал их владелец. Получается, мы успели перейти на «ты». И только я поворачиваюсь, чтобы подойти к лифту, как его двери раздвигаются, и оттуда вылетает бармен.

Показалось, будто он облегченно опустил плечи.

— Я думал, ты уже ушла.

Он смотрит прямо мне в глаза, и от этого становится не по себе. Никто, кроме мужа, не видел меня в таком растерянном, беспомощном состоянии.

Еще несколько часов назад он был просто незнакомцем за стойкой бара, а сегодня я проснулась в его постели с худшим в жизни похмельем, а он стоит себе спокойно и бесцеремонно разглядывает меня.

Неловкость и смущение вынуждают опустить взгляд. Но вместо этого я выуживаю из кармана ключи и протягиваю ему. Забирает их, в ухмылке изогнув бровь, и крутит на пальце. Мне до невозможного хочется спросить его, что было прошлой ночью, но я не решусь на это. Спросить — значит признаться с том, что я могла перейти грань.

— Ночью ты была более разговорчива. — Артём убирает ключи в карман. — Пойдем. Я тебя отвезу домой.

— Нет, — отвечаю резко и отскакиваю к стене, когда он пытается дотронуться до моего предплечья. Сумасшедшая! Делаю глубокий вдох и повторяю уже спокойнее, — нет. Я сама.

— Ксюша, тебе нельзя за руль, — говорит менторским тоном и нажимает на кнопку вызова лифта.

Да, мы определенно перешли на «ты». Что еще мы перешли⁈

Будто прочитав мои безумные мысли, он улыбается уголками губ:

— Расслабься ты наконец. Между нами ничего не было. Ты жена и мать, — гримасничает с легкой усмешкой, будто передразнивая. Затем, серьезнее, добавляет, — Ксюша, я хотел тебе вызвать такси, но ты отказывалась называть свой адрес. Я не мог оставить тебя в таком состоянии в баре.

— Как благородно, — выдаю ядовито, но тут же жалею, поймав его разочарованный взгляд. Конечно, я благодарна, что меня не бросили пьяной за стойкой, но вряд ли я первая, кто потерял контроль от его фирменного коктейля.

И он всех вёз к себе?

Маньяк.

— Да я вообще само благородство. Пошли уже. Тебя дети ждут.

С этими словами Артём тянет меня за рукав куртки прямо к заново открывшемуся лифту. Я послушно шагаю в кабину, он заходит следом.

— Спасибо… — шепчу на этот раз смиреннее, почти губами, но он слышит и только молча кивает.

— Я вспомню эту ночь? — спрашиваю с надеждой, уже когда мы сидим в его машину. Артём завел двигатель и ждет, пока тот разогреется.

Он расплывается в широкой улыбке:

— Вряд ли. Рецепт проверенный, никогда не подводил.

— Хм…

Кажется, он наслаждается моей растерянностью. А я бы предпочла забыть совсем не эту часть вчерашнего дня.

— Отвези меня к бару.

— Хочешь повторить? — смеется он уже в голос, откровенно издеваясь.

Подыгрывать ему нет сил. Я и так прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы оставаться в сознании.

— Хочу вернуться к своей машине.

— Что за упрямство!

— Пожалуйста… — шепчу и с мольбой смотрю на него. Он снова молча кивает.

Я замечаю его издали. Усталый, сгорбленный, Карен стоит у моей машины, локтями на капоте, держит голову в руках. Неужели он провел здесь всю ночь?

Сердце щемит от горечи и нежности одновременно. Сжимаю кулаки, сдерживая накатившие вновь слезы. Я не хочу больше плакать, но… Невозможно за один вечер просто взять и вырвать из себя ту огромную любовь, которая столько лет пускала во мне корни, прорастая в каждую клеточку моего тела. Я не могу перестать на него смотреть. Но уже сейчас понимаю, что забыть то, что случилось, я тоже не в состоянии.

Услышав звук подъезжающего авто, муж выпрямляется и сначала растерянно глядит по сторонам. А потом наши взгляды встречаются. Улыбается, делает рывок в мою сторону и останавливается.

Заметив Артёма, он непонимающе хмурит брови.

Я выхожу и направляюсь к своей машине. Боковым зрением вижу, что Артём выходит вслед за мной. Лучше бы он сразу уехал! Мне не хочется сейчас никаких объяснений.

— Где ты была всю ночь? — цедит Карен и мельком смотрит на него.

— Поговорим дома.

Пытаюсь обойти мужа, но он перехватывает меня, резко и грубо тянет к себе и, стиснув челюсть до хруста повторяет, чеканя каждое слово:

— Где. Ты. Была⁈

— Поехали домой. Меня дети ждут.

— О детях вчера надо было помнить! Сядь в машину! — Он не кричит, но ярость в его глазах оглушает.

Его недоверие жестко ранит. Я никогда не давала ему даже малейшего повода для ревности.

У него нет никакого морального права в чем-то меня обвинять. Тем более после того, что сам натворил.

Это он совокуплялся со своей молоденькой помощницей в день нашей годовщины!

Это он меня обманул!

Это он меня предал!

Это он мне изменил!

Прося моей руки, надевал обручальное кольцо и клялся никогда не причинять мне боль, а сейчас сжимает эту руку с таким остервенением, что костяшки кулака побелели.

— Карен. Мне больно.

Замечаю, как Артем дернулся в мою сторону. Мысленно умоляя его не вмешиваться, пробую вырваться из хватки мужа. Он только сильнее стискивает локоть.

— Убери руку! — слышу голос Артёма. Он обращается к Карену, но смотрит мне в глаза.

— Ты кто такой, чтобы говорить мне, как мне себя вести со своей женой, сученок барный⁈

Господи, Карен, что ты несешь⁈ Я не узнаю в этом огромном разъяренном звере своего мужа, всегда сдержанного, уравновешенного.

— Артем, пожалуйста, уезжайте, — с мольбой смотрю на него.

Продолжает стоять.

— Не уеду, пока не убежусь, что ты в безопасности!

От этой фразы Карен резко налетает на Артёма, выдвинув вперед вторую руку. Воспаленный мозг моего мужа решает, что именно дракой стоит эффектно завершить эту мерзкую, дешевую сцену ревности? Я тяну его на себя, не сводя глаз с Артёма:

— Я в порядке, правда! Уезжайте, прошу!

— Сядь в машину, Ксения! — рычит муж и выпускает мою руку. — Пока я ищу тебя по всему городу, ты перед этим городом ноги раздвигаешь! С кем ещё моя женушка успела покувыркаться за ночь⁈ Ты…

Это не может быть правдой! Это какой-то чертов сюрреализм!

Я не даю ему договорить.

Собрав все силы, всю горесть и обиду, размахиваюсь и даю ему пощечину. Громко. Так, что ладонь пронзает жгучая пульсирующая боль.

— Не суди по себе.

Вырываюсь из его хватки. Осталось вырвать его из своей жизни, из своего сердца.

Надрывно вдыхаю. Воздух будто наждачкой проходится по внутренностям.

Сажусь в машину, закрываю глаза и обессилено откидываю голову назад. Артём прав, мне нельзя за руль.

Мне всё равно, что творится за пределами салона. Путь даже поубивают друг друга.

Всё равно…

Чувствую, как Карен садится за руль.

И уже проваливаясь в беспамятство, слышу короткий гудок, а следом облегченный голос мужа: «Да, пап, она рядом. Едем домой».