Измена. Сквозь осколки прошлого (СИ)

Глава 13

Виктория

Я сижу в кабинете профессора Кузнецовой и смотрю на стопку анализов на её столе. Результаты биопсии костного мозга. Иммунофенотипирование. Цитогенетика. Десятки страниц цифр, графиков, таблиц. Вся жизнь Даши сейчас в этих бумагах.

Рядом Денис. Сидит прямо, руки на коленях. Спокойный внешне. Но я вижу, как дрожат пальцы. Как работает челюсть — сжимает зубы.

Мы оба боимся. Сейчас узнаем приговор.

Кузнецова откашливается. Смотрит сначала на меня, потом на Дениса. Лицо серьёзное, но не трагичное. Это хороший знак? Или плохой?

— Итак, — говорит она, открывая первый документ, — диагноз подтвердился. Острый лимфобластный лейкоз, пре-В-клеточный вариант. Первичная опухолевая масса средняя, первичная реакция на химиотерапию положительная.

Она говорит медицинским языком. Я понимаю каждое слово — врач, в конце концов. Но Денис смотрит растерянно. Кузнецова замечает:

— Простыми словами: тип лейкоза у Даши хорошо поддаётся лечению. Она отреагировала на первый цикл химии положительно — бласты в крови практически исчезли. Это очень хороший знак.

— Но? — спрашиваю я. Всегда есть "но".

Кузнецова кивает:

— Но для полного излечения химиотерапии недостаточно. Нужна трансплантация костного мозга. Без неё риск рецидива слишком высок — около пятидесяти процентов в первые пять лет.

Пятьдесят процентов. Половина. Русская рулетка.

— А с трансплантацией? — голос Дениса хриплый.

— С трансплантацией прогноз значительно лучше. Выживаемость — около семидесяти процентов. При условии, что найдём подходящего донора.

Семьдесят процентов. Всё ещё не сто. Всё ещё тридцать процентов детей умирают.

— Кто может быть донором? — спрашиваю я, хотя знаю ответ. Но нужно услышать вслух.

— Лучший вариант — родитель. Совместимость по HLA-системе. У родителей обычно пятьдесят процентов совпадения, но этого достаточно для трансплантации. У сибсов — братьев или сестёр — может быть полная совместимость, но у Дарьи единственный ребёнок.

Денис смотрит на меня. Я на него. Мы оба понимаем: один из нас спасёт дочь. Отдав ей часть себя. Буквально.

— Что нужно сделать? — спрашивает Денис.

— Сдать анализы крови на типирование. Простая процедура, как обычный анализ. Результат через три дня. Если один из вас подойдёт — начнём подготовку к трансплантации.

— А если не подойдём? — голос мой. Боюсь ответа.

— Тогда будем искать донора в регистре. Но это долго — месяцы, иногда годы. И совместимость не гарантирована. Родители — лучший вариант.

Кузнецова достаёт два направления. Протягивает нам.

— Идите в процедурный кабинет. Сдадите кровь прямо сейчас. Чем быстрее узнаем результат, тем быстрее начнём действовать.

Я беру направление. Смотрю на бумажку. Простой листок с печатью. А на нём — судьба Даши.

Мы с Денисом выходим из кабинета. Молчим. Идём по коридору. Процедурный кабинет на первом этаже. Спускаемся по лестнице. Тишина между нами тяжёлая.

У двери кабинета Денис останавливается:

— Вика.

Оборачиваюсь. Смотрю на него.

— Что бы там ни было, — говорит он, — между нами. Какая бы ни была совместимость. Я отдам ей всё. Понимаешь? Всё, что нужно.

Я киваю. Знаю. Вижу это в его глазах.

— Я тоже.

Входим в кабинет. Медсестра — молодая, лет двадцати пяти — смотрит на направления:

— Типирование на трансплантацию? Родители?

— Да, — говорю я.

— Присаживайтесь. Сначала вас, потом мужа.

Сажусь в кресло. Закатываю рукав. Медсестра накладывает жгут, ищет вену. Я смотрю, как игла входит в кожу. Не больно. Привычно. Тысячи раз брали кровь за годы медицинской практики — на анализы, для исследований, для доноров.

Но сейчас иначе. Сейчас эта кровь решит, смогу ли я спасти дочь.

Медсестра заполняет пробирку. Одну. Вторую. Третью. Четыре штуки — много для типирования. Но точность важнее.

— Готово. Можете идти.

Встаю. Денис садится на моё место. Я смотрю, как медсестра берёт кровь у него. Как он сжимает кулак, расслабляет, сжимает снова. Как морщится — не от боли, от напряжения.

Четыре пробирки. Его кровь. Моя кровь. Дашина судьба.

— Результат через три дня, — говорит медсестра. — Вам позвонят.

Выходим. Стоим в коридоре. Не знаю, куда идти. Вверх, в палату к Даше? Домой? На работу?

— Кофе? — предлагает Денис.

— Давай.

Идём в больничную столовую. Покупаем кофе из автомата — такой же отвратительный, как ночью. Садимся за пластиковый столик. Молчим.

— Три дня, — наконец говорит Денис. — Как их пережить?

— Работать. Отвлекаться. Быть с Дашей.

— Я не могу работать. Взял ещё две недели отпуска.

Смотрю на него. На этого человека, который бросил карьеру, любовницу, жизнь — ради дочери.

— Денис, — говорю осторожно, — а если не подойдёшь? Подойду я?

Он задумывается:

— Тогда ты спасёшь её. И я буду благодарен.

— А если наоборот?

— Тогда я. И буду счастлив.

— А если не подойдём оба?

Молчание. Страшный вопрос. Страшнее ответа.

— Тогда будем искать в регистре, — говорит Денис твёрдо. — И найдём. Обязательно найдём.

Хочу верить. Но врач во мне знает цифры. Найти совместимого донора в регистре — около сорока процентов вероятности. Для редких типов HLA — меньше.

Допиваю кофе. Встаю.

— Мне нужно к Даше.

— Конечно.

Поднимаемся в палату. Даша не спит. Сидит в кровати, смотрит мультики на планшете. Видит нас, улыбается слабо:

— Привет. Где вы были?

— Сдавали анализы, — говорю я. — Для тебя.

— Зачем?

Как объяснить? Что мы проверяем, чей костный мозг подойдёт, чтобы заменить её больной. Что один из нас отдаст ей часть себя.

— Понимаешь, солнце, — сажусь на край кровати, — после химиотерапии тебе нужна трансплантация. Это когда берут здоровые клетки крови от другого человека и пересаживают тебе. Чтобы твоя кровь стала здоровой навсегда.

— Больно будет? — голос тихий.

— Ты будешь спать. Под наркозом. Ничего не почувствуешь. Проснёшься — и всё уже готово.

— А кто даст мне эти клетки?

— Мы с папой сдали анализы. Проверяют, чья кровь больше подходит. Кто подойдёт — тот и даст.

Даша смотрит на меня. Потом на Дениса. Потом снова на меня:

— А вам больно будет?

Комок в горле. Она боится не за себя. За нас.

— Немного, — признаюсь честно. — Но это неважно. Главное — тебе станет лучше.

— Я не хочу, чтобы вам было больно, — шёпот.

Денис подходит с другой стороны кровати. Берёт Дашу за руку:

— Солнце, слушай. Когда ты родилась, мы с мамой поняли: ты — самое важное в нашей жизни. Важнее работы, важнее денег, важнее всего на свете. И если нужно сделать тебе больно, чтобы тебе стало лучше — мы сделаем. Понимаешь?

Даша кивает. Слёзы на щеках.

— Я боюсь, пап.

— Знаю. Я тоже боюсь. Мама тоже. Но мы вместе. И мы справимся. Обязательно справимся.

Он обнимает её. Я обнимаю тоже. Мы сидим так втроём — испуганная семья в больничной палате. Но семья.

Три дня проходят как год. Каждую секунду я думаю о результате. Подойду ли? Подойдёт ли Денис? Что если никто?

Денис ночует в больнице на раскладушке. Я тоже. Мы сменяем друг друга — один с Дашей, другой в коридоре на кофе. Говорим мало. Только о необходимом. Страх съедает слова.

На третий день в шесть вечера звонит Кузнецова:

— Виктория Сергеевна, приходите в кабинет. Результаты готовы.

Сердце останавливается.

— Сейчас.

Зову Дениса. Мы идём по коридору — я на автопилоте, ноги несут сами. Стучу в дверь кабинета.

— Входите.

Кузнецова сидит за столом. Перед ней распечатки. Она смотрит на нас и улыбается. Впервые за три дня улыбается.

— Хорошие новости. Денис Михайлович, вы подходите. Совместимость сто процентов по шести антигенам. Идеальный донор.

Я оседаю на стул. Денис стоит, не двигается. Смотрит на Кузнецову, будто не понимает слов.

— Я? — переспрашивает он.

— Вы. Виктория Сергеевна тоже подходит, но у вас совместимость выше. Это увеличивает шансы на успех.

Денис садится рядом со мной. Медленно. Как в трансе.

— Что дальше? — спрашиваю я. Врач во мне требует плана.

— Дальше готовим Дарью. Ещё три цикла химиотерапии — нужно полностью уничтожить больные клетки. Потом режим кондиционирования — мощная химия, которая убьёт её костный мозг полностью. И только потом трансплантация.

— Сколько времени?

— Минимум четыре месяца подготовки. Потом сама трансплантация — это день в больнице, простая процедура. Но потом начинается самое сложное: приживление трансплантата, риск отторжения, инфекций, осложнений. Первые сто дней критические. Потом ещё год восстановления.

Год. Ещё год ада.

— Выживаемость? — голос Дениса.

— При таком совпадении донора — около семидесяти пяти процентов. Хороший прогноз.

Семьдесят пять. Лучше, чем пятьдесят. Но всё ещё двадцать пять процентов умирают.

— Когда начнём? — спрашиваю.

— Следующий цикл химии через неделю. А вам, Денис Михайлович, нужно пройти обследование. Убедиться, что вы здоровы, можете быть донором. Анализы крови, ЭКГ, флюорография. Стандартный набор.

— Я здоров, — говорит Денис твёрдо. — Сделаю любые обследования. Когда?

— Завтра. Приходите к восьми утра, натощак. К обеду будут все результаты.

Кузнецова протягивает список направлений. Денис берёт, смотрит не читая.

— И ещё, — добавляет она, — вам нужно понимать: забор костного мозга — болезненная процедура. Делается под наркозом, но после будут боли. Несколько дней. Возможны осложнения — инфекция, кровотечение. Редко, но бывает.

— Неважно, — обрывает Денис. — Делайте что нужно.

Кузнецова кивает. Смотрит на меня:

— Виктория Сергеевна, вам тоже нужно подготовиться. Не медицински — психологически. Год впереди тяжёлый. Даше нужны оба родителя. Рядом. Вместе. Понимаете?

Понимаю. Она говорит не о медицине. О нас с Денисом.

— Понимаю.

Мы выходим из кабинета. Стоим в коридоре. Денис смотрит на список обследований, но не видит букв.

— Я спасу её, — шепчет он. — Я отдам ей свой костный мозг, и она выздоровеет.

— Да, — говорю я. — Спасёшь.

Он поднимает глаза. Смотрит на меня:

— Вика, ты понимаешь, что это значит?

— Что?

— Год лечения. Год, когда мне нельзя уехать. Нельзя жить отдельно. Даша не поймёт. Ей нужна стабильность.

Я молчу. Знаю, к чему он ведёт.

— Развод, — продолжает Денис, — о котором мы говорили. Его придётся отложить. Снова.

Отложить. Как будто развод — это поездка в отпуск. Которую переносим из-за погоды.

— Да, — соглашаюсь я. — Придётся.

— На год. Минимум.

— На год.

Денис делает шаг ко мне. Мы стоим близко. Между нами метр — и пропасть.

— Вика, я не прошу вернуться. Не прошу простить. Не прошу любить снова. Я прошу только одно: давай сделаем вид. Для Даши. Что мы семья. Что всё хорошо. Год. Пока она выздоравливает.

Сделать вид. Притвориться. Играть роль любящей жены человека, который изменял год. Жить в одной квартире. Завтракать вместе. Улыбаться дочери.

Год в театре.

— Хорошо, — говорю я.

Денис вздрагивает:

— Правда?

— Правда. Но с условиями.

— Какими?

— Мы живём вместе, но спим отдельно. Ты в кабинете, я в спальне. Никаких попыток близости. Никаких разговоров о том, что было. Только Даша. Договорились?

Он молчит. Думает. Потом кивает:

— Договорились.

Протягивает руку. Я пожимаю. Холодное, деловое рукопожатие. Как при подписании контракта.

Мы больше не муж и жена. Мы соседи по квартире. Партнёры в спасении дочери. На год.