Измена. Сквозь осколки прошлого (СИ)

Глава 5

Денис

Я сижу на краю дивана в квартире Инги и смотрю в окно. Москва-Сити светится в вечерних сумерках — башни из стекла и металла, символы успеха. Эта квартира на двадцатом этаже с панорамными окнами стоит сто двадцать тысяч в месяц. Я плачу за неё. Уже восемь месяцев.

— Денис, ну же, — Инга садится рядом, кладёт руку на моё колено. — Не надо так убиваться. Она сама виновата. Ты столько раз пытался до неё достучаться.

Я смотрю на её руку.

— Денис? — Инга наклоняет голову, заглядывает в глаза. — Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Ты же понимаешь, что теперь мы наконец-то сможем быть вместе? Официально. Никаких тайн, никакой лжи. Ты свободен.

Свободен. Странное слово. Я чувствую не свободу — клетку. Только раньше клеткой был брак с Викторией, а теперь... что?

— Тебе нужно выпить, — решает Инга. Встаёт, идёт к бару. Да, у неё есть бар. Я купил месяц назад — она сказала, что любит принимать гостей. Какие гости? Я единственный человек, который здесь бывает.

Она наливает крепкий напиток. Протягивает стакан. Я пью. Горло обжигает, но не помогает. Пустота внутри не заполняется алкоголем.

— Представляешь, — Инга садится, закидывает ноги на диван (босые ступни с тем же бордовым лаком), — теперь ты сможешь здесь оставаться на ночь. Не убегать в час ночи, придумывая отговорки жене. Мы будем завтракать вместе, ходить в рестораны открыто, ездить в отпуск...

Я слушаю её щебет и вспоминаю сегодняшнее утро.

Виктория стояла на кухне. Волосы растрёпаны, лицо без косметики, круги под глазами. Она выглядела на все свои тридцать восемь — уставшей, измученной, постаревшей.

И спросила: "Кто такая Инга Ковалёва?"

Голос ровный. Без истерики. Холодный, хирургический. Она так говорит с пациентами перед операцией: "У вас порок сердца, нужно оперировать, риски такие-то".

Я смотрел на неё и не мог соврать. В первый раз за год не смог. Потому что в её глазах была не боль — пустота. Как будто что-то внутри уже умерло.

— Денис, ты опять думаешь о ней? — Инга надувает губы. Эти губы я целовал тысячи раз. Сейчас они кажутся нарисованными. Кукла.

— Нет.

Ложь даётся легко. Год тренировок.

— Я знаю, это шок, — Инга обнимает меня за плечи. — Но поверь, так лучше. Ты бы всё равно рано или поздно ушёл от неё. Она тебя не ценила. Всё время в больнице, операции, пациенты. А когда она интересовалась тобой? Твоей работой? Твоими чувствами?

Не интересовалась. Это правда.

Когда я в последний раз рассказывал Виктории о своём дне, она слушала? Помню — три месяца назад, я начал рассказывать про сложный проект, квартальный отчёт, нервы. Она кивала, смотрела в телефон, зевнула дважды. Потом сказала: "Извини, дорогой, я очень устала. Две операции подряд. Расскажешь завтра?"

Завтра не было. Я не стал рассказывать. Обиделся молча.

А Инга слушает. Всегда слушает, кивает, задаёт вопросы. Правда, иногда я ловлю себя на мысли: она слушает или делает вид?

— Знаешь, — Инга встаёт, подходит к зеркалу, поправляет волосы (длинные, тёмные, блестящие — она тратит на уход тысяч тридцать в месяц, мои тридцать тысяч), — я так рада. Мы столько времени ждали этого момента. Целый год!

Год. Я вспоминаю, как это началось.

Корпоратив. Виктория отказалась идти — дежурство. Я пошёл один. Инга работала в нашем отделе полгода, я её замечал — молодая, красивая, яркая. Но не более. Женат, счастлив (думал, что счастлив).

На корпоративе она села рядом. Смеялась над моими шутками. Я шутил — она хохотала, как будто это самое смешное на свете. Когда я рассказал историю про клиента-идиота, Виктория бы кивнула: "Угу, бывает". Инга сказала: "Боже, ты так остроумен! Как ты с такими работаешь?"

Мне было приятно. Я забыл, когда в последний раз кто-то восхищался мной.

Потом она попросила проводить — поздно, таксистам не доверяю. Я проводил. У подъезда она поцеловала меня. Просто так, легко, как будто это нормально. Я оттолкнул: "Инга, я женат".

Она улыбнулась: "Знаю. Но твоя жена не ценит тебя. А я ценю".

Я ушёл тогда. Но через неделю она написала: "Хочу поговорить о работе. Кофе?" Я согласился. Кофе превратилось в обед. Обед — в ужин. Ужин — в её квартиру.

Первая измена была пьяной, импульсивной. Я ненавидел себя утром. Ехал домой, готовился признаться Виктории, попросить прощения. Но она встретила меня на пороге, уставшая после ночной операции, и сказала: "Привет. Я в душ и спать. Разбуди в два, ладно? Ещё одна операция".

И ушла. Даже не посмотрела на меня. Не заметила, что я разбит. Что весь в чувстве вины. Ничего.

И я не признался. Подумал: а зачем? Она не заметит.

Не заметила. Год. Целый год я жил двойной жизнью. Утром целовал Викторию на прощание. Днём трахал Ингу в обеденный перерыв (да, было и такое — дешёвый отель рядом с офисом, час на "встречу с клиентом"). Вечером возвращался домой, ужинал с семьёй, читал Даше сказки на ночь.

Раздвоение личности. Но я справлялся. Потому что с Ингой было легко. Никаких претензий, никакого "ты меня не понимаешь", никаких разговоров об ипотеке, школе, сломанной стиральной машине. Только секс, комплименты, лёгкость.

А дома — быт. Тяжёлый, серый, задушающий быт.

Когда я перестал любить Викторию? Или не перестал, но она стала... другой?

Пятнадцать лет назад. Я вспоминаю её тогдашнюю.

Студентка мединститута, четвёртый курс. Мы встретились на вечеринке у общих друзей. Она стояла у окна с бокалом вина и спорила с кем-то о смысле жизни. Серьёзно, страстно, с горящими глазами.

Я подошёл, влез в спор. Она посмотрела на меня — оценивающе, насмешливо. "И что вы думаете, господин финансист?" Я что-то ответил. Она рассмеялась: "Банально. Но честно".

Мы проговорили всю ночь. О жизни, смерти, медицине, деньгах, мечтах. Она хотела стать хирургом — спасать жизни, быть на грани, держать человеческое сердце в руках. Глаза горели, руки жестикулировали, она была вся — энергия.

Я влюбился в эту энергию.

Мы встречались три года. Она училась, я уже работал. Снимали маленькую квартиру на двоих. Денег не хватало — она студентка, я начинающий аналитик. Но мы были счастливы. Занимались любовью по три раза в день. Говорили обо всём. Мечтали.

Потом свадьба. Потом её ординатура — она пропадала в больнице сутками. Я понимал — профессия такая. Ждал. Потом беременность — Даша. Виктория ушла в декрет на полгода, вернулась на работу. Рвалась, как будто больница была её настоящим домом, а наш дом — временным пристанищем.

Карьера росла. Она защитила диссертацию — я гордился. Стала заведующей отделением — я гордился. Получала награды, публиковалась в журналах, выступала на конференциях — я гордился.

Но где-то по пути она перестала быть той девочкой с горящими глазами. Стала машиной. Эффективной, холодной, всегда уставшей.

А я? Я перестал быть интересным. Финансовый аналитик — скучная профессия для человека, который каждый день спасает жизни. Мои отчёты, презентации, проекты — ничто по сравнению с её операциями.

Я стал фоном. Муж-функция. Приносит деньги, занимается бытом, не мешает.

И я нашёл того, для кого я не фон. Ингу.

— Денис, ты совсем не слушаешь! — Инга стоит передо мной, руки в боки. — Я спрашиваю: куда поедем в отпуск? Мальдивы? Или Бали?

Отпуск. Она планирует отпуск. А я ещё даже не переехал.

— Инга, рано об этом говорить.

— Почему рано? Ты же ушёл от неё!

— Формально нет. Мы не развелись.

— Но разведётесь!

— Да.

Разведёмся. Я дал ей это утром: "Разводись, как планировала". Она не ответила. Просто смотрела. И в её глазах была та самая пустота.

Я впервые за год увидел Викторию — настоящую. Не уставшую, не рассеянную, не холодную. Живую. Страдающую. Человека, которому я сделал больно.

И мне стало стыдно. Так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

— Денис, ты странный сегодня, — Инга садится ко мне на колени, обнимает за шею. — Может, тебе нужно отвлечься?

Она целует меня. Язык проникает в рот, руки лезут под рубашку. Раньше это заводило мгновенно. Сейчас я чувствую... ничего.

Отстраняю её.

— Инга, не сейчас.

— Что "не сейчас"? — она обижается, встаёт. — Мы не занимались любовью три дня! Ты постоянно придумывал отговорки — жена дома, д устал. А теперь ты свободен, и снова "не сейчас"?

Три дня. Это после того, как я привёл её в нашу с Викторией квартиру. Единственный раз за год — я не планировал, получилось спонтанно. Виктория оперировала до поздней ночи, Даша у бабушки. Я написал Инге: "Можешь приехать ко мне?"

Она приехала. Мы занимались любовью в моей супружеской постели. Она кричала, царапалась, была страстной. А я думал: "Виктория здесь спит каждую ночь. Я привёл сюда чужую женщину".

Но не остановился. Кончил, она уснула. Я лежал и смотрел в потолок. Потом проводил её в пять утра — до того, как Виктория вернётся.

Думал, следы убрал. Ошибся. Помада. Волос. Виктория нашла.

Виктория всегда внимательна к деталям. Поэтому хороший хирург. Замечает то, что другие пропускают. Малейшее изменение в анализах, нетипичный симптом, едва заметное кровотечение во время операции. Она видит.

И увидела мою измену. По помаде и волосу.

— Ты вообще меня слышишь? — Инга почти кричит. — Денис, что происходит? Ты получил то, что хотел! Свободу от этой холодной суки, которая...

— Не смей! — я встаю резко. — Не смей её так называть.

Инга замирает. Смотрит на меня с удивлением.

— Ты... защищаешь её? Серьёзно?

— Она не холодная сука. Она... устала. Я устал. Мы оба виноваты.

— Нет! — Инга топает ногой (инфантильный жест, раздражает). — Виновата она! Ты мне сам говорил — она тебя не ценила, игнорировала, жила работой!

Говорил. Всё это говорил. Лежал с Ингой в постели после секса, жаловался на жену. Как она никогда не спрашивает о моём дне. Как зевает, когда я рассказываю. Как уходит в больницу в шесть утра и возвращается в одиннадцать вечера. Как мы не занимались любовью месяцами.

Инга слушала, кивала, гладила по голове: "Бедный мой, как же ты с ней живёшь?"

Сейчас эти слова звучат фальшиво.

— Я преувеличивал, — говорю я.

— Что?

— Преувеличивал. Она действительно много работает. Но она не игнорировала меня. Я просто... привык обижаться молча. Не требовал внимания. Не боролся. Сбежал к тебе, потому что так проще.

Тишина.

Инга смотрит на меня так, будто я говорю на китайском.

— Ты сейчас что, хочешь вернуться к ней?

Хочу ли?

Я представляю: возвращаюсь домой. Виктория открывает дверь. Я говорю: "Прости. Я ошибся. Давай попробуем заново". Она что? Простит? Обнимет? Или ударит? Вызовет полицию? Плюнет в лицо?

Не знаю.

Знаю одно: сегодня утром, когда она стояла на кухне с пустыми глазами и спрашивала про Ингу, я увидел свою жену. Не функцию. Не машину. Человека. Которого я предал.

— Я не знаю, чего хочу, — говорю честно.

— Отлично! — Инга повышенным тоном. — Значит, я год ждала, пока ты разведёшься, терпела твои "не могу, жена дома", "не могу, дочь заболела", "не могу, годовщина свадьбы" — а теперь ты не знаешь, чего хочешь?!

— Инга...

— Нет! — она почти плачет (тушь потекла, чёрные полосы по щекам — выглядит некрасиво). — Я влюблена в тебя! Я хочу быть с тобой! Официально, открыто! Познакомить с родителями, с друзьями, строить будущее! А ты...

— Я ещё не развёлся, — говорю спокойно. — Формально я до сих пор женат.

— Формально! — она передразнивает. — А по факту? По факту ты год спал со мной! Говорил, что любишь! Обещал, что мы будем вместе!

Говорил ли я, что люблю?

Пытаюсь вспомнить. Кажется, говорил. В постели, после секса, когда эндорфины зашкаливают и кажется, что любишь весь мир. "Я люблю тебя, Инга". Она отвечала: "Я тоже, Денис". Казалось искренним.