Измена. Сквозь осколки прошлого (СИ) (Стася Грей) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 8

Виктория

Я сижу в кафе на Тверской и смотрю на входную дверь. Двадцать минут до встречи с Ингой Ковалёвой. Двадцать минут, чтобы подготовиться к разговору с женщиной, которая разрушила мою семью.

Операцию я перенесла — попросила коллегу подменить. Он удивился — я никогда не отказывалась от операций. Никогда. Но сегодня не могу. Не могу резать, зашивать, контролировать, когда внутри всё дрожит от ярости.

"Мне нужно с вами встретиться. Это срочно."

Голос в трубке был уверенный, требовательный. Она не просила — требовала. Любовница требует встречи с женой. Наглость поражает.

Я согласилась. Хочу посмотреть ей в глаза. Увидеть женщину, ради которой Денис предал пятнадцать лет брака.

Официантка приносит кофе. Я не заказывала, но киваю — спасибо. Обхватываю чашку ладонями. Тёплая. Руки ледяные, хотя в кафе натоплено.

Дверь открывается. Входит она.

Я узнаю сразу — те самые длинные тёмные волосы с фотографий, яркий макияж, дорогая одежда. Пальто верблюжье, сумка узнаваемого бренда (тысяч сто, минимум), сапоги на шпильке. Она красива. Молода. Ухожена.

На мои деньги ухожена.

Инга оглядывает кафе, замечает меня. Идёт к столику. Походка уверенная, спина прямая. Она не стесняется. Не виновата. Она победительница.

Садится напротив. Снимает пальто — под ним платье обтягивающее, декольте глубокое. Я в джинсах и свитере. Не собиралась впечатлять.

— Виктория, — говорит она. Не "здравствуйте", не "спасибо, что пришли". Просто имя. Фамильярно.

— Инга, — отвечаю ровно.

Она смотрит на меня. Оценивает. Я делаю то же. Вблизи она ещё моложе — кожа гладкая, без морщин, глаза ясные. Двадцать девять лет. На девять лет моложе меня.

— Закажете что-нибудь? — спрашиваю.

— Латте, — бросает она, не глядя в меню.

Подзываю официантку. Инга заказывает. Мы молчим, пока девушка записывает и уходит.

— Итак, — Инга складывает руки на столе, — я хотела поговорить о Денисе.

— О моём муже, — уточняю.

— Формально, — усмехается она. — Но по факту он уже не ваш. Живёт со мной две недели. Каждый вечер приходит ко мне. Каждое утро просыпается рядом со мной.

Слова как пощёчины. Она специально. Хочет сделать больно.

Получается.

— Зачем вы меня позвали? — спрашиваю спокойно. Голос не дрожит. Хирург контролирует ситуацию.

— Чтобы объяснить: ваше время вышло.

Тишина. Я смотрю на неё. Она серьёзна. Не шутит.

— Простите?

— Ваше время с Денисом вышло, — повторяет она медленно, как для непонятливой. — Пятнадцать лет вы имели шанс быть хорошей женой. Не были. Теперь моя очередь.

Ярость поднимается волной. Я сжимаю чашку сильнее — горячая, обжигает ладони, но я не отпускаю.

— Моя очередь, — продолжает Инга, — и я не хочу, чтобы вы мешали. Поэтому прошу: не звоните Денису по пустякам. Не устраивайте сцен. Не пытайтесь вернуть. Разводитесь тихо, цивилизованно, и всё.

Она говорит это спокойно. Не агрессивно. Почти дружелюбно. Как будто даёт деловой совет.

— Вы серьёзно? — слышу я свой голос. Тихий. Опасно тихий.

— Абсолютно. Денис несчастен был с вами. Годы несчастья. Теперь он счастлив со мной. Разве вы не хотите, чтобы он был счастлив?

Манипуляция. Классическая. Перевернуть всё так, будто я виновата. Будто моя обязанность — отдать мужа сопернице ради его счастья.

— Вы знаете, что он женат был, когда начали роман? — спрашиваю.

— Знала, — кивает она. — Но это не имело значения. Любовь не спрашивает о штампах в паспорте.

— Любовь, — повторяю я. — Вы любите его?

— Конечно.

— А он вас?

Она замолкает. Секунда колебания. Потом:

— Да. Он мне говорит каждый день.

— Мне тоже говорил. Пятнадцать лет.

Инга поджимает губы.

— Это было не то. Привычка. Со мной по-настоящему.

Официантка приносит латте. Ставит на стол. Инга берёт чашку, пьёт. Я смотрю на её руку — на безымянном пальце кольцо. Не обручальное. Просто украшение. Золото, мелкие бриллианты.

Денис купил? На мои деньги?

— Послушайте, Виктория, — Инга ставит чашку, смотрит на меня, — я не хочу конфликта. Правда. Денис и так переживает из-за Даши, из-за развода. Не надо усложнять. Вы же взрослая женщина. Умная. Успешный врач. Найдёте себе кого-нибудь.

— Кого-нибудь, — эхом отзываюсь.

— Ну да. Мужчин много. А Денис... он мой теперь. Простите, если грубо. Но это так.

Я смотрю на неё. На самоуверенное лицо, яркие губы (та самая бордовая помада?), блестящие глаза. Она победила. Отняла чужого мужа и гордится этим.

Встаю. Медленно. Беру сумку.

— Куда вы? — Инга удивлена. — Мы не закончили разговор.

— Закончили, — говорю спокойно. — Я подала на развод сегодня утром. Через два месяца Денис свободен. Делайте с ним что хотите.

— Правда? — она оживляется. — Вы подали?

— Да. По причине измены мужа. С доказательствами. Алименты на ребёнка. Раздел имущества. Всё по закону.

Инга улыбается. Широко, искренне.

— Отлично! Значит, всё быстро решится. Я рада, что вы так по-взрослому.

По-взрослому. Я отдаю мужа любовнице, и это "по-взрослому".

— До свидания, Инга.

Выхожу из кафе. Холодный ноябрьский воздух ударяет в лицо. Дышу глубоко. Руки дрожат — от ярости, обиды, унижения.

"Ваше время вышло."

Сажусь в машину. Кладу лоб на руль. Сижу так минуту. Две. Внутри пустота. Огромная, ледяная пустота.

Телефон звонит. Даша. Я беру трубку:

— Солнце?

— Мам, — голос слабый, — можешь забрать меня из школы? Я плохо себя чувствую.

Сердце сжимается.

— Что случилось?

— Голова кружится. И устала очень. Можешь приехать?

— Еду. Десять минут.

Завожу машину. Мчусь к школе. Паркуюсь с нарушением, вбегаю в здание. Медпункт на первом этаже. Даша сидит на кушетке, бледная, с синяками под глазами.

— Солнце, — обнимаю её, — что болит?

— Ничего. Просто очень устала. И голова кружится, когда встаю.

Школьная медсестра стоит рядом:

— Я измерила температуру — нормальная. Давление тоже. Но она очень бледная. И жаловалась на синяки.

— Какие синяки? — я отстраняю Дашу, смотрю внимательно.

— На ногах. Сама не знаю откуда. Не ударялась вроде.

Закатываю джинсы. На голенях мелкие синяки — петехии. Как от нарушения свёртываемости крови.

Холод пробегает по спине.

— Как давно они появились?

— Неделю назад, наверное. Думала, просто ударилась. Но они не проходят. И ещё появляются.

Я осматриваю дальше. Руки — тоже петехии. Шея чистая. Смотрю в глаза — склеры белые, зрачки нормальные. Пальпирую лимфоузлы — не увеличены.

— Даша, ты часто устаёшь последнее время?

— Да. Всё время хочу спать. Даже когда высплюсь.

— Температура была?

— Пару раз. Небольшая, тридцать семь и два. Я не говорила, думала, простуда.

Простуда. Я врач. Должна была заметить раньше. Но была погружена в развод, измену, собственную боль. Не замечала дочь.

— Одевайся. Едем к педиатру.

— Мам, может, завтра? Хочу домой, полежать.

— Нет. Сейчас.

Голос резкий. Даша вздрагивает, но не спорит. Одевается. Я веду её к машине, сажаю, пристёгиваю. Еду в детскую поликлинику.

Педиатр — Ольга Михайловна, пожилая женщина, наблюдает Дашу с рождения. Осматривает внимательно. Слушает сердце, лёгкие, щупает живот, лимфоузлы.

— Увеличена селезёнка, — говорит тихо. Смотрит на меня. — Виктория Сергеевна, вы же доктор. Видите симптомы?

Вижу. Усталость, петехии, увеличенная селезёнка. Дифференциальная диагностика: анемия, тромбоцитопения, возможно...

Нет. Только не это.

— Нужен анализ крови, — говорю.

— Немедленно. Сейчас отведу в процедурный кабинет.

Даша смотрит на меня испуганно:

— Мам, что со мной?

— Ничего страшного, солнце. Просто проверим кровь. Обычная процедура.

Ложь. Даша чувствует — хватает меня за руку:

— Мне страшно.

— Не бойся. Я рядом.

Процедурная медсестра берёт кровь из вены. Даша морщится, но терпит. Пробирки уходят в лабораторию. Экспресс-анализ — результат через час.

Мы сидим в коридоре. Даша прислонилась ко мне, закрыла глаза. Я глажу её по волосам. Светлые, мягкие. Мои волосы.

Час тянется вечность.

Ольга Михайловна выходит из кабинета. Лицо серьёзное. Смотрит на меня, кивает головой — зайдите одна.

— Даш, посиди здесь минутку, хорошо?

— Ладно.

Захожу в кабинет. Дверь закрывается. Ольга Михайловна протягивает распечатку анализа.

Смотрю на цифры. Гемоглобин — 82 (норма 120–140). Эритроциты — низкие. Лейкоциты — 2.1 (норма 4–9). Тромбоциты — 45 (норма 150–400).

Панцитопения. Угнетение всех ростков кроветворения.

— Виктория Сергеевна, — голос Ольги Михайловны тихий, — вы понимаете, что это значит?

Понимаю. Не хочу понимать, но понимаю.

— Нужна госпитализация, — говорю механически. — Гематолог. Полное обследование.

Ольга Михайловна кивает:

— Я уже звонила в гематологическое отделение детской онкологии. Вас ждут. Везите немедленно.

Онкология. Слово, которое я не хотела слышать. Не про свою дочь. Не про мою Дашу.

— Подозрение на...? — не могу договорить.

— Острый лейкоз. Но это предварительно. Нужны дополнительные анализы, биопсия костного мозга, иммунофенотипирование. Возможно, апластическая анемия или другое заболевание кроветворной системы. Но с такими показателями...

Она не договаривает. Не нужно. Я сама врач. Знаю статистику. Острый лимфобластный лейкоз у детей — самый частый вид рака в этом возрасте. Выживаемость высокая при своевременном лечении — до восьмидесяти процентов. Но лечение тяжёлое. Химиотерапия, возможно, пересадка костного мозга, месяцы в больнице.

Моя дочь. Моя десятилетняя дочь.

— Виктория Сергеевна, — Ольга Михайловна кладёт руку мне на плечо, — держитесь. Ради неё. Сейчас вы должны быть сильной.

Я киваю. Хирург умеет быть сильным. Контролировать эмоции. Действовать в критической ситуации.

Выхожу в коридор. Даша спит, прислонившись к стене. Такая маленькая. Хрупкая. Больная.

Я присаживаюсь рядом, глажу её по щеке. Она открывает глаза:

— Мам? Что сказали?

— Нужно поехать в больницу, солнце. Полежишь немного, сдашь ещё анализы.

— Я правда заболела? Серьёзно?

Не могу соврать. Не должна. Она чувствует.

— Да. Но мы справимся. Обещаю.

Слёзы наворачиваются на её глаза:

— Я боюсь.

— Я знаю. Я тоже. Но я буду рядом. Каждую секунду.

Обнимаю её. Крепко. Она плачет тихо, уткнувшись мне в плечо. Я глажу её по спине, шепчу что-то успокаивающее, а сама чувствую, как рушится мир. Второй раз за месяц.

Первый раз — измена Дениса, развод, конец брака.

Второй раз — болезнь дочери. Возможно, рак.

Везу Дашу в НИИ детской онкологии и гематологии. Знаю это место — консультировала там несколько раз, когда детям после химиотерапии требовались кардиохирургические операции. Светлое здание, детские рисунки на стенах, но атмосфера тяжёлая. Здесь дети борются за жизнь.

Нас встречает заведующая отделением — профессор Кузнецова. Коротко стриженные седые волосы, строгое лицо, но глаза добрые.

— Виктория Сергеевна, мы знакомы. Консилиум два года назад, помните?

— Помню.

— Это ваша дочь?

— Да. Дарья. Даша.

Профессор присаживается на корточки перед Дашей:

— Привет, Даша. Я доктор Кузнецова. Мы сейчас тебя посмотрим, сделаем несколько анализов, и станет понятно, как тебе помочь. Договорились?

Даша кивает молча.

Нас проводят в палату. Отдельная, светлая, с телевизором и детскими игрушками. Даша ложится на кровать. К ней подключают капельницу — физраствор, витамины, поддерживающая терапия.

Профессор Кузнецова берёт меня за руку:

— Виктория Сергеевна, пойдёмте. Нужно поговорить.

Мы выходим в коридор. Она закрывает дверь, смотрит на меня:

— Я видела анализы. Картина характерная. Завтра утром сделаем стернальную пункцию под наркозом, чтобы ребёнок не мучился. Результат через сутки. Тогда и поставим точный диагноз. Но готовьтесь к худшему.

— К лейкозу, — говорю вслух. Слово вырывается с болью.

— Да. Скорее всего, острый лимфобластный. Но это не приговор. У детей прогноз хороший при своевременном лечении. Мы начнём химиотерапию сразу после подтверждения диагноза. Протокол стандартный — индукция, консолидация, поддерживающая терапия. Два-три года лечения.

Два-три года. Моя дочь будет болеть, лежать в больнице, терять волосы от химии, мучиться от побочных эффектов.

— Выживаемость? — спрашиваю. Врач во мне требует цифр.

— При ОЛЛ у детей — до восьмидесяти пяти процентов полной ремиссии. Это хороший показатель.

Восемьдесят пять процентов. Но есть пятнадцать процентов, которые не выживают.

— Что мне делать? — слышу свой голос. Чужой. Потерянный.

Профессор обнимает меня за плечи:

— Быть рядом. Поддерживать. Верить. И позвонить отцу ребёнка. Ему нужно знать.

Денис. Я забыла о нём. Вернее, вычеркнула из жизни. Но это его дочь. Он должен знать.

Достаю телефон. Набираю номер. Гудки. Раз. Два. Три. Сброс.

Он сбросил звонок.

Набираю снова. Сброс после первого гудка.

Пишу сообщение: "Даша больна. Серьёзно. Подозрение на лейкоз. Приезжай в НИИ детской онкологии немедленно."