Карты и сновидения [СИ]

Глава 10

— Нель? Неллет, ты не спишь? — голос Андрея, казалось, зашевелил многослойный кисейный полог, и кенат-пина отступил с испуганным поклоном.

Андрей взъерошил короткие волосы на макушке мальчика, уточнил у него шепотом:

— Точно можно?

— Великая Неллет ждет тебя, элле Андрей, велела, чтоб сразу…

— Какой я тебе элле, — отмахнулся тот, аккуратно откидывая занавес, через который просвечивали его пальцы, — твой элле вон, за конторкой.

— Прости, мне незнакомо слово.

— Шучу. Извини.

Выпутываясь из слоев кисеи, вошел в шатер, миновал ажурные стойки с лианами, точащими свежий дождевой запах, и сел в ногах огромной постели, улыбаясь улыбке на лице принцессы.

— Устал, мой весенний муж?

— Угу. Сильно. Был на нижних витках, где машины. Потом на огородах. Такое у вас тут изобилие, Нель, удивительно. Посреди пустоты.

— У нас, — с улыбкой поправила, шевельнув тонкой рукой поверх узорчатого покрывала.

Андрей приподнялся, с вопросом на лице, но она отрицательно покачала головой.

— Сиди. Не надо ничего. Если хочешь, расскажи, что видел.

— Расскажи, что видел… — вторил за кисеей привычный, уже не замечаемый голос мальчика.

Но Андрей отвлекся, глядя на дальний угол шатра, где ткани меняли цвет, принимая лучи закатного солнца. Неллет засмеялась, тоже поворачивая голову.

— Иди. Омоешься позже, когда наступит темнота.

— Ты хочешь пойти со мной?

Она кивнула. Андрей вскочил, нагнулся, откидывая покрывало. Обнимая принцессу, поднял на руки, понес в дальний край шатра, где занавеси колыхались, открывая выход к внешней террасе с колоннадой.

— Никак не привыкну, — оправдывался, усаживая ее в кресло и накрывая ноги тонким теплым покрывалом, — смешно, да? Кажется, тыщу лет смотрел бы.

Сел рядом на ступени, обхватывая руками колени. И замолчал, в сотый раз потрясенный величавым облачным действом, что разворачивалось, кажется, на расстоянии вытянутой руки. Небо пылало светлыми алыми облаками, расписанными черными змеями облачных прядей. С одной стороны — на еще голубом фоне — облака круглились, зажигаясь огненными точками на нестерпимой белизне, а с другой — набухала ниже их ног тяжкая бесконечная туча, черная на исподе и багровая по верхнему краю. На фоне тучи мерцали еле видные серебряные черточки. Падали вниз, потом взмывали вверх, пропадая на светлом, снова вспыхивали, когда за ними фон становился темным.

— Это они, да? Небесные охотники? — он прищурился, провожая взглядом одну из ярких точек.

— Ты хочешь узнать их поближе?

Андрей пожал плечами. Качнулся, касаясь плечом укутанного в покрывало колена.

— Мне тут все интересно. Но времени, наверное, не хватит. Уже осень. Ты сказала, уйдешь в сон в последние дни последнего месяца осени. Как его?

— Месяц-ноуба, месяц холодных дождей.

— А мне возвращаться…

Он замолчал, снова отвлекшись на облачный балет, следил за тем, как истончаются и набухают формы, переливаясь и меняя цвета. Неллет молчала тоже, не мешая ему смотреть.

За шатром, где неслышно ходили девушки, накрывая стол к ужину, пела флейта, успокоительно произнося две несложные музыкальные фразы. Повторяла их, меняя тональность и ритм, отчего мелодия казалась одновременно и песней, и журчанием тайного лесного ручья.

Наконец, алая скобка солнца скрылась за каемкой тучи, высветила ее, резко очерчивая зубчатый край. Свет побыл еще и угас, разгораясь теперь сбоку, где занималась вечерняя заря, легкая, как прозрачная кисея на шатре принцессы, и такая же многослойная. Заря отыграла свое, медленно и одновременно быстро, и Андрей с ежевечерней грустью дождался, когда яркие нежные краски сменит спокойный сумрак, который незаметно переходил в черноту ночи, зажигая на себе цветные точки звезд.

— Все, — сказал, поднимаясь.

Неллет улыбнулась. Не пропустил ни одного заката, но каждый раз расстраивается, будто забрали игрушку, которой не наигрался. Будто он ребенок.

— Пойдем, Нель? А то замерзнешь.

Она поправила на коленях покрывало. Рука скользнула, повисая вдоль бедра.

— Тебе не обязательно возвращаться, Андрей.

— Что? — он уже склонился, чтоб взять ее на руки, но выпрямился, разглядывая белеющее в сумраке лицо с непонятным выражением, — как это?

— Ты можешь стать моим вечным мужем. Настоящим. Навсегда.

Андрей нахмурился. Стоял, опустив руки.

— То есть, я буду жить в Башне? С тобой?

Белеющее лицо кивнуло, сумрак скрыл выражение. Неллет молчала, ожидая ответа.

— Н-нет, — он неуверенно засмеялся, — это, конечно… Но там у меня родные, мама, отец. И еще…

— Еще кто?

— Неважно. Да пусть даже никого. Там мой мир, Нель. А тут. Кто я тут?

— Царственный муж великой Неллет. И первый из первых наставников пустоты. Знаток небесных светил и облачных перемещений.

— Ну да. Метеоролог, значит. По специальности.

— Ты расстроен? Почему?

Андрей смешался, не зная, как отвечать на прямой вопрос. Снова нагнулся, обнимая принцессу, но та покачала головой, кладя руку на его локоть.

— В шатре нас слушает кенат-пина. Ты должен ответить мне здесь. Или в бассейне, если устал и хочешь сначала омыться. Тебе нужно обдумать мои слова?

Андрей плотнее укутал ее покрывалом. Снова сел, свешивая руки между колен.

— Мои родные, — напомнил снова, — сейчас я как бы в рейсе, я тебе объяснял. Как бы на таком пароходе, где ты появилась в первый раз.

— Я помню. И понимаю.

— Но они ждут. Там дом, они старые, я должен помочь. Я думал… ты проснешься, и я смогу возвращаться сюда. Оттуда. Если ты, конечно…

— Я не говорю, что ты не появишься там никогда. Где твоя пина?

— Что?

— Предмет, тот, для разговоров на расстоянии.

— А… — Андрей сунул руку в нагрудный карман вышитой рубашки.

Он отказался носить традиционные местные штаны из выбеленного льна, предпочитая им свои джинсы, но цветные удобные рубашки ему нравились.

Протянул принцессе маленький смартфон, она кивнула, не беря.

— Он указывает ваше время. Если там не ночь, ты можешь позвать. И говорить.

Андрей нажал кнопку. С удивлением уставился на мерцание экрана. И неуверенно тыкнул в быстрый набор. Прижал мобильник к уху.

— Ма… Мама? Да, я. Добрый вечер, не разбудил? Нормально все. Я не знаю еще. Вы как там?

Отнимая от уха телефон, спросил Неллет шепотом:

— Я смогу еще? Завтра?

И снова заговорил в трубку:

— Мам. Давай я позвоню завтра. Днем. Хорошо? Отец как? Ладно, тут связь. Плохая совсем. Я расскажу завтра. Целую.

Он хотел сказать еще что-то, но умолк, и переспросил с изумлением:

— Кто? Ирка? Вчера? А… Нет-нет, в курсе, конечно. Я рад. Что собралась и приехала. Да.

Отключив мобильник, опустил руку. Потом спросил требовательно:

— Как это? Я не понимаю. Я думал…

Неллет засмеялась.

— Ты говорил, из вашего языка. Утро умнее чем вечер.

— Утро вечера мудренее.

— Да. Я устала, Андрей и уже засыпаю. Отнеси меня в постель.

Он нес ее через огромное пустое пространство, гармонизированное ажурными ширмами, цветочными вазами, каменными чашами с прозрачной водой, над которой на ветках спали птицы, опустив маленькие головки. Далекая флейта вторила осторожным шагам. Принцесса, казалось, дремала на его руках, но перед самым шатром открыла глаза. Лицо, освещенное мягким светом, процеженным через слои кисеи, было наполнено терпеливой грустью.

— Ты должен вспомнить. Одну вещь. Андрей. Она все поставит на свои места. Я буду спать, а ты постарайся. Хорошо?

— Конечно.

Он стоял, не входя в шатер, где каждое слово их будет поймано кенат-пиной и передано для записи. Принцесса устала, но ему нужно спросить, давно собирался, но все не успевал.

— Нель? Я спрошу? Одну вещь.

— Спроси, мой весенний.

— Ты сказала, я стану твоим настоящим мужем… значит… То есть…

— Да. Мы будем ложиться в одну постель, и заниматься любовью. Тебе неприятно это?

— Н-нет. Нет, что ты.

— Я калека, Андрей. Я не могу тебя принудить любить меня.

— Подожди. Это другой разговор, и он глуп. Потом его. Я не закончил. Элле Даэд.

На светлом лице широко открылись глаза, в зелени которых — ни капли сна. Неллет ждала, не говоря ничего.

— Даэд, — повторил Андрей, — он точно меня ненавидит. Так?

— Ты уверен, что это одна вещь?

— Что?

— Ты сказал, хочу спросить, об одной вещи. А спросил о двух. О плотской любви женщины-калеки и красивого сильного мужчины. И о старом наставнике, страже часа элле Даэде.

— Да? — удивился Андрей, удобнее укладывая ее на руках, — и правда. Ответишь? Про Даэда?

— Утро вечера мудренее, весенний. Отвечу. Завтра.

Уже укладывая Неллет в постель, и говоря всякие пустяки, Андрей наклонился, поцеловать ее в прохладную щеку. Заметил, вспоминая ответы Неллет:

— Какой же он старый. Старики вовсе другие.

Неллет улыбнулась, не открывая глаз.

— Завтра, весенний. Тебе пора спать.

Посреди ночи Андрей проснулся в своей комнате на витке наставников, сел в узкой постели, всматриваясь в густой сумрак. Сглотнул и потянулся к столу, взял стоящий на нем простой кубок без украшений, отпил воды, привычно в который раз удивляясь ее вкусу — вроде бы никакому, но одновременно освежающему до легкого головокружения. Бережно вернул кубок на место и лег, уставясь в невысокий потолок.

Одна вещь, сказала она. Ты должен вспомнить одну вещь…

И он ее вспомнил. Вернее, увидел во сне, только что. Так ясно, будто все снова произошло. Будто ему снова двенадцать, или нет, тринадцать лет, голову печет дневное яркое солнце, ветерок гуляет по голым ногам, теребя широкие шорты. В опущенной руке — яркий расписной воздушный змей, из полупрозрачной бумаги, смирный, устал, налетавшись. А другая рука обнимает талию девочки, и ее кожа такая горячая, нежная. Купальник в цветные горохи, лицо с полузакрытыми глазами, поднятое к его опущенному лицу. Губы с трещинками от соленой воды и летнего зноя.

Они поцеловались, и медленный мед неловкого поцелуя наполнил его целиком, так что пальцы на ногах поджались, по локтям сбежали мурашки, а голова закружилась. Качнулись вместе и она, засмеявшись, сказала, словно извиняясь:

— Голова. Ой.

— У меня тоже, — голос был хриплым, не слушался. А еще совсем непонятно, что же теперь делать.

Андрей бережно опустил руку, на которой, казалось ему, навсегда останется память о коже, нагретой солнцем. Нашел пальцы, легонько сжал.

И молча они стали спускаться, она по узкой тропинке, он — рядом, проскальзывая сандалями по жестким кустикам полыни и соломенным ковыльным пучкам.

На середине склона, не сговариваясь, остановились, глядя на дымчатую линию горизонта.

— Ты видишь? — шепотом спросил он.

Девочка кивнула, глаза ее стали широкими, совсем зелеными, пальцы крепче сжали его руку.

— Я люблю тебя, — прошептал он еле слышно, надеясь, что она услышит. И боясь, что услышит.

Дальше он сказал имя.

Андрей снова сел в постели, потирая ладонью лоб. Он же помнил, то, что было когда-то. И ему казалось, память сохранила имя, обычное девичье, — Оля. А сейчас, когда вынырнул из сна, в голове истаивал шепот.

— Нель, — сказал он.

А она не успела ответить, только посмотрела, поворачивая к нему небольшое лицо с большими глазами, затененными выгоревшими до светлого золота ресницами.

Это была она? Там, на расстоянии двадцати лет от этой ночи, в беззаботном летнем дне, полном жары, сверкания, плеска волн, далекого смеха, и бесконечного шума жаркого ветра, который толкал по небесной пустоте горы облаков, белоснежных и прекрасных. Одно из них, на линии горизонта, на глазах вытягивалось, сминаясь и выравниваясь, превращалось в прекрасное воздушное строение, собранное из зыбких дисков и сложных спиралей. Башня принцессы Неллет. Сказка, которая оказалась реальностью. Об этом рассказал ему сон.

Андрей нашарил рукой плоскую кнопку в изголовье, и комнату заполнил мягкий свет, показывая строгую мебель, большую гравюру на стене (выбрал сам, самый огненно-алый закат из увиденных за полгода, запечатленный рисовальщицей по велению Неллет — для него), плотный занавес, отделяющий умывальный покой. Открытый шкаф с полками для одежды. И большой стол, занимающий почти все свободное пространство. На столе лежала незаконченная карта, прижатая по краям фигурными склянками с песком и цветными чернилами.

Натянув джинсы, он сунул голову в вырез просторной рубахи, наспех пригладил рукой волосы. И вышел, не выключая свет. Быстро пошел по витому коридору, ступил в шахту ближайшего подъемника, забыв о том, что днем вечно был не уверен, получится ли прыжок.

Сходя с невидимой воздушной подушки, ощутил под ногами гладкие плиты. И наткнулся глазами на холодный взгляд черных глаз под густыми бровями, чернота которых была смягчена сединой. Брови слегка поднялись, демонстрируя удивление, руки шевельнулись, удобнее ставя перо над развернутым свитком.

— Великая Неллет спит, — сухо сказал страж, пристально глядя Андрею в глаза, — да будут осенние сны принцессы легки и бестревожны для равновесия Башни.

— Будут, да, — кивнул Андрей, шагнув ближе, — прости, элле Даэд, мне срочно нужно поговорить с Неллет.

Теперь уже не только брови, все лицо Даэда выразило холодное удивление. Будто нерадивому ученику на уроке, он повторил:

— Великая Неллет спит. Никто не смеет нарушать сон принцессы.

— Даже ее муж? — с вызовом спросил Андрей.

Даэд аккуратно положил на подставку перо, блеснувшее чернилами на заточенном острие. Руки опустились, рукава скрыли ладони до самых кончиков пальцев.

— Ты — чужак. И никогда не станешь настоящим мужем. Если не поймешь, что случается, если сон принцессы нарушается извне.

Они помолчали, слушая, как в тишине звонко ударяются капли о бронзовую пластину, толкая время, отведенное Даэду.

Андрей пожал плечами.

— Ладно. Ты прав, элле. Это подождет до утра.

Голос Даэда догнал Андрея, когда тот замялся перед шахтой, прикидывая, не ухнет ли в пропасть, ломая себе все кости.

— По традиции стражей часа, ты можешь поведать свои слова мне. Я передам их принцессе. Если ее пробуждение придется на мой час. Или это сделает следующий страж.