Карты и сновидения [СИ]

Глава 14

Ирине снился странный сон. Узкая лощина среди каменных осыпей, поросшая короткой, местами уже подсохшей травой. Она шла по тропе, придерживая рукой висящую на груди тяжелую фотокамеру с длинным объективом. Останавливалась, поднимая к глазу, и нажимала на спуск. Камни в желтом лишайнике, сухие травы, из которых они медленно вырастали, кругля неровные спины. Склоны, казалось, покрытые серым, с зеленью и желтизной мехом. Сверху слышались голоса, негромкие, и во сне она знала, кто это. Много спокойно настороженных людей, что укрылись за камнями и редким кустарником. Кто-то курил, кто-то тихо рассказывал, отвечая на реплики слушателей. Она была тут своя и пару раз ее окликнули, предостерегая. Нельзя выходить на открытые места, знала Ирина. И радовалась, что низкий туман заполняет лощину, ползая у колен белесыми зыбкими клубами. Воздух был тих и влажен, трава глушила звук шагов.

Впереди лощина раздалась, открывая круглую выемку, где на краю тихого озерца, полного прядей подводной травы, стоял старый бетонный бункер с зевами черных окон.

Мужчина у стены бункера ловил рыбу, делал странные, убедительные в реальности сна действия: нагибался с порога, черпая ладонями темную воду и выпрямлялся, выбрасывая ее над озерной гладью. Тускло сверкая, выброшенные рыбы падали на поросший травой склон, лежали там оловянными слитками.

Стоя на берегу, Ирина подняла голову, прислушиваясь к неясному гулу. Опустила фотокамеру, удобнее устраивая ее на бедре, чтоб не колотилась, если придется бежать. И с тревожным раздражением посмотрела на мужчину, увлеченного ловлей. Он что, не слышит? Скоро они прилетят. И может быть, начнется стычка, позади, где прятались люди, уже деловито щелкали затворы, негромкие голоса стали резкими, реплики — короткими и по делу.

Только он один, опуская бледное лицо, на которое при каждом движении падала темная прядь, все черпал свою рыбу, кажется, зачарованный самим действом, а не жадностью охоты.

Она подалась вперед, со стиснутым сердцем, краем глаза уже замечая, как из облачной пелены над верхними скалами мерно выплывает замшелое днище, собранное из выгнутых корабельных досок. Открыла рот — крикнуть сдавленным шепотом, предупредить.

И проснулась, сглатывая и почти оглохнув от сердечного грохота. Села, комкая у груди влажную простыню. Перед открытыми глазами, затмевая тусклый блеск зеркала и полированной мебели, стоял травяной склон, сочного, тревожного цвета, черной с серым зелени, и эта круглая гладкая вода, тоже, как зеркало, положенное плашмя. А еще — ощущение грозной и неумолимой опасности. Там рядом — смерть. И люди в скалах знают об этом.

Не успела, подумала Ирина с досадой. Тряхнула головой, тут же пальцами убирая с влажного лба щекочущую челку. Это всего лишь сон! Но все равно, ужасно, что проснулась не вовремя. Всего пара секунд. Крикнуть ему. А потом уже очутиться тут. Чтоб избежать смерти. Пока они там…

— Тьфу, — перебила мысли хриплым со сна голосом, — прекрати. Совсем спятила?

Она встала, ушла в душевую и открыв на полную кран, с наслаждением умылась, плеская в лицо горсти ледяной воды. Вернулась к столику, и стала делать себе кофе, все еще погруженная в картины, оставленные во сне.

— Надо же, — вполголоса говорила время от времени, качая головой, — ну, бывает же…

Никогда раньше не видела она снов такой яркости и убедительности, какие стали сниться ей после того, первого, с Тоней на обрыве. И оказалось, это интересно. Это волнует. Как будто она попадает в другую жизнь, в новые реальности, хотя, как можно называть сон — реальностью.

С горячей чашкой села на кровать, подпихивая под спину подушку. Отхлебнула, но тут же поставила чашку на тумбочку. Сползла пониже, складывая на груди руки. Старательно закрыла глаза. Открыла снова.

— Совсем с ума сошла? — осведомилась у себя шепотом, криво улыбаясь. Но при этом понимая, все равно попытается заснуть, вернуться туда. И предупредить ловца об опасности.

Лежала, уверенная в том, что ничего не получится, боролась с желанием встать, одеться. И вообще пора уезжать, какого лешего она тут торчит, обрастая кошками, девочками и тягостным общением с почти уже бывшими родственниками.

Потом загадала, вот досчитаю до ста, нет, лучше до пятисот, и, если не засну, встану. Продолжу нормальную жизнь.

«Еще можно выпить снотворного, купить потом, в аптеке»…

— Эй, — крикнула вполголоса, сама отступая в жиденькие кусты шиповника и стараясь не цепляться за острые шипы на гнутых ветках.

Он обернулся, не разгибаясь. Увидел, как она делает знакомый жест, показывая вверх и после резко маша ладонью в сторону. Кивнул, улыбаясь и скрылся в бункере, оставив взгляду черные проемы окон и неподвижную гладь воды.

Присев, Ирина внимательно осмотрела склон, но там не было выброшенной добычи. Хорошо, подумала, успокаиваясь, успели убрать. Тем, кто спасется, нужна будет еда. Пусть мы спасемся все.

Потрепав по мягкой спине Иссу, почти легла, заползая под изъеденный ветрами камень, напоследок посмотрела вверх, уже зная, что увидит.

Днище флагманского корабля, казалось, заполнило небо над лощиной, нагоняя внутрь темноты. В полумраке, полном скрипа снастей и шорканья дерева об выступы камня, почти над ее головой проплывал короткий массивный трап, укрепленный вдоль борта, — несколько деревянных ступеней, на нижних — двое вооруженных мужчин в черных доспехах. А выше их, держась рукой в латной рукавице за канат, стоял он — великий воитель Вест, тоже в черной кольчуге, накрытой до пояса пластинами металла, над невидимым в сумраке лицом белели короткие волосы.

Ирина закрыла глаза, чтоб не позвать его взглядом. Старый урод. Тех, с кем он беседовал хотя бы раз, он может найти не глазами, сердцем.

Ее сердце билось быстро, мешая дышать. А вот теперь совершенно необходимо проснуться, испуганно думала она, ощущая себя неповоротливой и огромной, как набитый тюк, который виден всем, даже в темноте, созданной движением небесного парусника. Проснуться!

— Ты, — упало сверху насмешливое слово.

— Исса, — прошептала Ирина, шаря рукой в траве, — Исса!

Пальцы нащупали короткий мех. В уши ударил мерный стук.

— Ира! Ты спишь все?

— Я, — голос пискнул, срываясь, она откашлялась, садясь и взмахивая рукой. С хлюпающим звоном брызнула об пол уроненная кофейная чашка.

— Сейчас… я…

Открывая двери, даже улыбнулась оживленном улицу Натальи.

— Ну, ты горазда дрыхнуть. Вчера перепила, что ли? У тебя мобильный звонил, я испугалась, может, думаю, случилось что. Новости не знаешь? Васька наш с катушек съехал. Загнал Ленку в скалы и поранил ножом, пытался скинуть в воду, там, в камнях, где тягуны. Упала бы, расшиблась в момент. Ты чего?

Ирина быстро одевалась, натягивала джинсы, суя ноги в кроссовки. Кидая на плечи куртку, вышла, тесня удивленную хозяйку.

— Он еще там? Или увезли уже?

— Да кому нужен. Домой увели, проспится, оклемается. А Ленку отправили в медпункт, у нас там сестричка молодая, аж разревелась, руки трясутся, но ничего, справилась, швы наложила. А тебе он зачем? Куда ты?

— Кошка, — сказала Ирина уже у ворот, — Наташ, присмотри, чтоб никто не обидел, ладно? Я их заберу, в город.

— Ладно, — Наталья с удивлением смотрела, как за распахнутыми воротами, позолоченными закатным солнцем, быстро удаляется спина в наброшенной куртке. Пожала плечами и направилась в сторону кухни, отрезать для кошки с котенком пару кусков курятины. Раз уж гостья так за них переживает.

В большом неуютном дворе было именно так, как представляла себе Ирина — много старого хлама, сваленного неопрятными горами. Ржавые части автомобильных корпусов, пробитая стиральная машина без дверцы, какие-то шестерни размером с колесо, и тут же завалы облысевших резиновых шин, загаженные птичьим пометом — среди ветвей старой акации трещали, перекликаясь, воробьи. На штакетнике, украшенном фестонами ржавой проволоки, болтались связки пластиковых бутылок с мутными донцами. Но сам домишко был аккуратно побелен, вокруг двери выведены синькой крупные неловкие завитушки. И внутри было жалостно чистенько, не потому что совсем бедно, а видимо, Ленка постоянно убиралась за вечно пьяным мужем, истирая полы и жесткие вылинявшие паласы.

Васька лежал на продавленном диване, мрачно смотрел в побеленный потолок, не стараясь освободиться от тугой веревки, которой кто-то не слишком умело стянул ему кисти рук и ноги над грязными ботинками. У окна, загораживая свет, стоял сутулый мужчина, покашливал, временами чертыхаясь. Еще двое, пропустив Ирину, вышли на крыльцо, слушали там, не закрывая дверей.

— Доктор, что ли? — мрачно спросил стоящий у окна.

— Из города, — кивнула Ирина, подтаскивая шаткий стул и садясь. Дернула куртку, чтоб прикрыть мятую футболку.

— Ты же Андрюхи Корсака жена! — узнал собеседник, но не возмутился, а наоборот, заулыбался с облегчением, — ну, слава Богу, дочка. Ты уж поглянь, опамятует или придется в дурку идиота ложить. Ленку жалко, конечно, но сама виновата, давно б уже послала его, алкаша, а все вожжается. Вот увидишь, как встанет, прискачет снова спасать. Что?

— Я говорю, ну и глупо, — перевела Ирина свой короткий и злой эпитет.

Мужчина кивнул, возя рукой по подоконнику.

— Соглашуся. Но то ее дело. Так?

— Чего хочешь? — мрачно вступил в диалог плененный Василий, — шо, порадоваться пришла, да? Как вы нас, мужиков, до позора доводите.

— Водка тебя доводит, — возразила Ирина, щупая пульс под стянутой веревкой и пальцами другой руки приподнимая веко над налитым кровью глазом.

— Ну? Пришел в себя?

— А я и не выходил, — огрызнулся пленник, отворачивая небритую рожу к стене.

— И зря. Если не в состоянии аффекта, посадят тебя, красавчик, и будешь ты пару лет в камере себя жалеть и на жену жаловаться.

Она замолчала. На лице Василия расползлась ухмылка, которая Ирине совсем не понравилась. Морщась, она слегка нагнулась, чтоб расслышать невнятный шепот, сдобренный вечным перегаром.

— Ебал я тебя, — шептал Василий, явно веселясь, — и в манду, и в сраку, нашлась мне тут учителка. Еще и до тебя доберусь, сучка городская.

— Ах ты… — Ирина взялась за грязную руку, почти нежно переплела свои пальцы с чужими, сдавила, сама пугаясь своей радости от того, как сморщилось, кривясь, небритое лицо, и ноги дернулись, снова падая на диван.

— От. ебись, кур-ва, — простонал шепотом, дергая связанными ногами.

Ирина выпрямилась, прижимая его к дивану рукой.

— Вы не выйдете? Мне кое-что у больного спросить надо. Чтобы милицию не вызывать.

— Вась, — посоветовал мужчина, — ты это, ты полегче, а? А то ведь, правда, загремишь. Я там, на дворе постою.

Он вышел, на этот раз плотно закрывая двери, через форточку послышался его голос и голоса других.

Василий попытался вскочить, но Ирина сильно толкнула его руками, и он снова упал на продавленный диван, забарахтался, пытаясь выбраться.

— Не боишься. Понимаю. Но пока не свалил, ты же тут? А я только спрошу. Ответишь, не стану писать заяву. И побои с травмами. Ленка твоя. С-нимать не-бу-дет. Лежи, блядь! Дай спросить!

За окном голоса стихли после ее выкрика. Василий лежал, неловко извернувшись, косил на нее налитым кровью глазом.

— Ты почти трезвый, — сказала Ирина, — я вижу. Так зачем ножом размахивал? Убить хотел?

И снова на мужском лице расползлась хитрая ухмылочка.

— Соображаешь. Тока не все. Зачем мне ее дуру убивать. Забрать хотел. С собой. А там вот, там уже поглядел бы. Как она на Давидика своего. Ну и, там мне ж все можно. Поняла? Ментами пугать не будешь. Там-то. Не достанете.

Он захихикал, всхлипывая. Повел плечами, задирая подбородок с колючками серой щетины.

— Там я большой человек. Сам великий воитель слушает мои слова! И ценит. А не то что вы тут. Мрази болотные.

Ирину тошнило. Не только от старого, въевшегося в кожу запаха перегара, а и от мелких всхлипывающих слов и гаденькой улыбки, с которой похвалялся. Но среди болтовни ей нужно было услышать и понять, как можно больше. А как выдержать, не сидеть же над ним вечно! Мужики во дворе встали под самым окном, молчат, прислушиваясь.

— Почему сегодня? Сейчас почему? Ты, говорят, не трогал раньше. Жену.

— Ну, было разок, съездил по морде. Не помня себя то было. Я ж ее люблю дуру. Ты рази поймешь.

— Почему сейчас? — с расстановкой переспросила она.

— Время пришло, значит! Великий воитель, всех, кто дождался и верен, всех призывает. К себе. Наградить, за верность и службу.

Бормотал, перемешивая ругань и заветные желания, детские сказки и грязные мечты из порно-журналов, поводил связанными руками, закатывал глаза, цокал и цыкал, плюясь слюной, и пару раз оценивающе глянул на Ирину совсем трезвым и пристальным взглядом, от которого ей стало не только противно, а неуютно.

— Вест? — спросила внезапно, прерывая поток слов.

Василий умолк, коротко дыша открытым ртом. Глаза шарили по лицу Ирины, будто пытаясь прочитать, что именно она знает и думает.

— Ты… — он пошевелил губами и вдруг заговорил совсем по-другому, — ты женщина, достойная ласк доблестного воина, ты — одна из жен великого воителя Веста? Или бывшая в пленницах? Или ты видишь горячие сны о том, как берут тебя настоящие жеребцы, а? Вот для чего пришла, со своими вопросами! Но я тебя не возьму. Хотя…

Взгляд опять упал на мятую футболку, и Ирина снова ощутила, что бюстгальтер остался в комнате отеля.

— Будешь слушаться. Так и быть. Возьму. Подарком великому Весту. А ты уломай Ленку, идет? Шо нормально все, — закончил уже обычным своим тоном.

Упал головой на диван, задирая подбородок и выпячивая кадык на жилистом горле.

— Засну. Сказать, мы успеем. Совсем скоро уж будем. С подарком.

— Эй, — она толкнула вывернутый локоть, беспокоясь все сильнее, — не спи, слышишь? Да не спи, зараза!

Но Василий всхрапнул, открывая щербатый рот. Мелко задергалось веко, опускаясь на глаз, а другой уже был зажмурен. И пальцы связанных рук вяло раскрылись, будто готовились что-то принять.

Ирина встала, одергивая футболку под курткой. Мужики за окном топтались, тихо говорили, умолкали, прислушиваясь к происходящему в комнате. Ветер тонко завыл, и форточка захлопнулась.

Спит. Это ее пугало. Из-за ухмылочки, с которой молол свой бред, насчет подарка великому Весту. Это она — подарок. Красивое тело, вспомнила унизительные слова и плотнее запахнула на груди куртку. Что теперь? Не кидаться же на него, пытаясь растолкать. И почему-то была уверена, не проснется.

— Ну, чо? — мужские лица повернулись к ней, стоящей на крыльце.

— Заснул, — коротко отчиталась Ирина, сходя по ступенькам.

— К Ленке-то зайдешь? — ее недавний собеседник ввинчивал подошвой в утоптанную землю окурок, — вы ж бабы, скажешь чего, для спокойствия.

— Да, — машинально кивнув, она обошла стоящих и направилась к калитке, — зайду, конечно.

Но уйдя из переулка, пошла от домов на берег. Ленка давно для себя все решила. Что потерять, за что держаться после потери. И если васькин нож перевернет ее решение, то это будет ее решение, а не Иркины уговоры.

Солнце величаво присаживалось на край воды, сбоку, у дальнего края бухты. Вокруг встала покойная, мирная закатная тишина, такая прекрасная, полная перламутровых бликов по гладкой воде и рассеянного розового света в пустоте неба, без единого облачка.

Проваливаясь ногами в рыхлый песок, Ирина медленно шла к скалам, усмехнулась разок, что ж тянет в одно и то же место, как медом намазанное. Но поймав себя на том, что все действия старается комментировать, словно извиняясь сама перед собой за нелепость поступков, вдруг обозлилась и решила дальше обходиться без реверансов. Надоело потому что.

Надо мне туда, думала мрачно, шагая по неудобному песку, значит надо. И пошло оно все. Лесом. И морями.

Перед самой скалой повернулась, оценивая мягко наступающий вечер. Теперь даже фонарика нет. А через полчаса стемнеет. Вздохнула и ступила в черные тени, изрисованные красными бликами низких солнечных лучей.

В сумраке, испятнанном верхним тающим светом, падающим в проломы и дыры, шла медленно и потому казалось ей — намного дольше, чем раньше. Испугалась, заблукала в торчащих камнях, но все же сориентировалась верно, и вышла к той самой скале, откуда смотрела на песчаную прогалину. На это раз совершенно пустую. Сеялся сверху бледный, уже умирающий свет, ничего не было в нем сказочного. И вокруг все было обыденно, насколько это возможно закатным вечером в скальных лабиринтах у воды. Валялся поодаль смятый пакет от чипсов, даже надпись была видна — «Лэйс» и кусок аппетитно нарисованного грибочка.

Из-за дурацкого пакета ей расхотелось делать то, к чему готовилась, когда шла. Войти в центр, подставить себя верхнему свету, вызвать этих, что отвечали на вопрос. Спросить. И может быть, сразу загадать желание.

Сбоку пронзительно дуло. Ирина присела на круглый камень, поерзала, подпихивая под себя подол куртки. И прислоняясь к другому камню, повыше, прикрыла глаза. Что спрашивать, если она не знает, что именно спрашивать? И с желанием та же петрушка. Один вопрос, сказал тот, кого смуглый назвал джентом. Одно желание. Такое правильное, что от него могут содрогнуться миры. Кажется, зарыдать, так сказал. Господи, всю жизнь она понимала, что и как надо делать. Пусть не всегда правильно. Даже когда случались горести и наступали проблемы. И вдруг ступила на странные территории, где руки и ноги кажутся связанными, как сегодня связали их алкашу Василию.

Пакет лежал, зияя рваным боком, насмешливо доказывая — ничего странного не было, алкаш плел свой пьяный бред, больше слушай, тебе и про чертей расскажут, после местного самогона. А все прочее — сны. Мало ли что приснится.

Она открывала глаза, удивляясь тому, что вокруг становится все темнее. И закрывала снова, стискивала зубы, сдерживая зевоту, потом все же зевала во весь рот. Рука лежала локтем в выемке камня, щека покоилась на сгибе запястья.

Всего лишь сны. Всего лишь.