Карты и сновидения [СИ]

Глава 13

Никуда не пойду, думала Ирина, таща в руках увесистую коробку и щурясь на солнечные блики по мелкой морской ряби. Устала, набегалась. А главное, нужно срочно привести мысли в порядок. Пока совсем непонятно, как. Да елки-палки, такого не случалось с ней, даже в те времена, когда душевные страдания разъедали сердце, а поверх упала тяжкая глыба отцовской болезни. И — похороны. Даже тогда она умудрялась выстроить все в голове, разводя мысли и переживания по степени важности, отпихивая более мелкие дальше, и разбираясь с главным.

А сейчас ощущение, будто свалилась с обрыва, сразу в водоворот, и еще случился, допустим, смерч и пошел дождь, на уже мокрую голову. За что хвататься? И кошка еще эта.

Она заглянула в картонное нутро, прикрытое куском согнутой крышки. Под темным боком белела котеночья шерстка. Неназванная кошка открыла розовую пасть, неслышно мяукнув. И снова уткнулась в детеныша, вылизывая тому спинку.

Ну, хоть с ней все в порядке, успокоилась Ирина, топая по рыхлому песку усталыми ногами. Пока поживет на веранде отельного домика, а там посмотрим. А ей самой нужно лечь, задернуть шторы. И глядя в рифленый потолок, разобраться, что происходит. И что из происходящего — на самом деле, а что налетает из снов, перемешиваясь с реальностью. Вот этот неприятный старик. Он снился? Или на самом деле?

«Красивое тело», снова разозлилась она. Да еще Наташа поддела, насчет мужчин. Глупая толстая Наташа. Ирина с такими сталкивалась на работе. Иногда их приводили подруги, реже являлись сами. Всегда с истеричным вызовом в выражении лица, будто весь мир вокруг осматривает рыхлую фигуру, тыча пальцами в несовершенство. Защищаясь, в первые же минуты общения вываливали приготовленное оружие. В первую очередь получал ни в чем не повинный тренер, к которому за помощью и являлись. Одна козыряла карьерой, другая — деньгами. Третья тыкала в глаза свою образованность. Мол, не смотри, что я внешне такая, у меня богатый внутренний мир. Мама Ирины таких называла — с гонором дамочка.

Ирина уже шла по тропе к дороге, удаляясь от моря. В кустах бурьяна качались на тонких стеблях трескучие воробьи.

Никогда о себе не думала она такого. Насчет мужчин. Но с точки зрения одинокой неумолимо толстеющей Наташи…

Она замедлила шаги, обдумывая и удивленно поднимая брови. А ведь и правда. Наташа живет у родителей, никого у нее нет после исчезнувшего отца Кирилла. И вряд ли кто появится, пока она кривит лицо и впадает в истерики. А Ирка, обжегшись на любви к Артуру, потом встречалась то с одним, то с другим, почти не замечая их, сколько там было до Андрея — кажется, трое. Встречалась просто так, потому что уже взрослая, а еще потому что это самое «красивое тело» не нужно бы, чтоб простаивало, как это ни пошло звучит. Если без пошлости сказать, то прекрасная физическая форма и красота гармоничнее существует, если временами есть секс, а не сохнет, увядая в одиночестве. Секс с физической стороны — очень хорошая и правильная вещь, это Ирина знала, как профессионал фитнеса.

Андрею не изменяла. Пока не разошлись совсем далеко. Когда вдруг поняла, они так отдалились, что случайные случаи, ну там, посиделки в гостях и провести домой симпатичную новую знакомую, вполне могут у него закончиться разовым сексом, и ей самой это будет воспринято, как его мужское право. Которое не меняет их отношений, не вклинивается в них. Их и так уже не стало, усмехнулась она.

Теперь вот Гошка. Она прекрасно понимает, что сама по себе Гошке не нужна. И временами он крутит с молодыми девчонками, которые нынче совсем без комплексов. Когда начали встречаться, Ирка ему сказала четко, никогда без презерватива, и ни в какие свои приключения меня не посвящай. А сам он повернут на здоровье, так что вполне безопасный вариант. Да не так уж часто они и встречаются! С постоянными нагрузками в спортзале Ирке тот секс нужен раз в пару месяцев. Гошка, конечно, мужик, у них все по-другому, но тоже пашет до упора и пьет мало совсем, да и не бабник прожженный.

Она вдруг поняла, что мысленно оправдывается перед Наташей. Хотела возмутиться и перестать, но поняла и дальше. Через старшую сестру оправдывается перед Андреем, будто он способен ее услышать сейчас.

Это все из-за старика с белыми волосами. Который смотрел с такой уверенностью в том, что она — тело. И ничего больше.

Во дворе отеля было пусто. Ирина поставила коробку в угол веранды под густые ветки винограда, выпрямилась, массируя ладонями поясницу. Открыла дверь и направилась к нише, где висели над холодильником посудные полки.

… То есть, внешне это может выглядеть так. И не только выглядеть. У Наташи секса того, раз два и обчелся, наверняка, годами нет. А Ирка по сравнению с девочками без комплексов — монашка. Но не по сравнению с Наташей. Старик — он там, где Наташа.

Старый козел, снова подытожила Ирина, унося на веранду глубокое блюдце и пластмассовую мисочку для воды.

Убедившись, что кошка в порядке, положила в блюдце пару кусочков колбасы, наказав себе позже попросить у хозяйки (тоже Наталья, подумала улыбаясь, но вовсе другая) какой-нибудь нормальной еды. Налила в мисочку воды. И заперев двери, разделась, легла, вытягивая по очереди руки и ноги, расправляя усталую спину. Удобнее уложила подушку и уставилась в потолок.

Итак…

Сначала был сон. О Тоне Беседкиной, которая привела ее в парк, поставила на обрыве. И велела звать мужа, пока не стало совсем поздно. Показала зыбкое видение — прекрасную облачную башню. А наяву согласилась сама с собой, повторив, что позвать нужно.

Все это вполне объяснимо, каким бы странным ни казалось. Тоня любит волшебные сказки. Как маленький страус, прячет голову в свой, придуманный сверкающий песок. Ей так легче смириться с существованием реальности, в которой временами появляется хмельной Мишка, скандалит, пугая маленького Вадика.

Вот. Теперь Вадик. Тощенький домашний мальчик, воспитанный мамой. Понятно, что он тоже витает в облаках.

Ирина усмехнулась подходящему выражению. В тех самых, наверное, облаках. Придумывает и рисует картинки. Может быть, ей запомнилась одна из Тониных сказок, которую та рассказывала сыну. Потому показалось правильным совпадением — свой сон и рисунок мальчика.

«А слова Натальи о сказках Давида?»

Стоп. Ирина положила руки под голову. За дверями по плиточному двору кто-то ходил, шаркая, от главного корпуса крикнули, невдалеке мужской голос отозвался:

— Да иду я! Иду.

Идем последовательно. Из-за слов Тони она решила перебрать прошлое, разобраться, наконец, что чувствует к Андрею сама, и что на самом деле представляет из себя Андрей Корсаков, метеоролог, знаток ветров, течений. И облаков…

Бумажек и старых фоток показалось мало. Так что, Ирка поехала туда, где Андрей рос. Где был таким же, как сейчас мальчик Вадик. Чтобы окунуться в реалии, понять лучше. Нормальный метод погружения. Не дураки, знаем. И языки так учат, и все прочее.

В Рыбацком выяснилось, что погружение какое-то странное. То ли не туда, то ли слишком глубокое. Но в любом случае, за эти сутки на берегу осеннего моря она узнала о своем муже больше, чем за пять лет совместной жизни. Узнала, что когда-то он дружил с мужчиной по имени Давид. В те приятные времена, когда дружба мужчины с мальчишкой не воспринималась угрозой. Три или четыре лета они провели вместе, совершая обычные летние дела. Рыбалка, купание, треп у ночного костра.

Почему Андрей не говорил ей о Давиде, и вообще о том времени? Это тоже новое знание, поняла Ирина. Он вообще мало рассказывал о себе, о детстве. О родителях и сестре. А потому что ее это не слишком интересовало. Даже если заходил разговор, как правило, Ирина начинала его сама, деликатно и спокойно указывая на то, что ей в его родне мешает. Старалась не обижать. Он и не обижался. Но и не заставлял присмотреться. Прислушаться. Понять. Ну да, такой уж он человек, первым никогда не полезет. Ни с любовью, ни с претензиями. Это ей и понравилось.

Она села, откидывая вдруг ставшую жаркой простыню. Да. Практически, она начала все сама. И продолжила сама. Ну, не ждать же у моря погоды. И отдалилась сама, постоянно опережая Андрея на крошечный, вроде бы незаметный шажок. Молчит? Значит, нужно подождать в стороне, когда скажет. Уехал? Когда захочет — вернется. И так далее. Получается, как бы предоставляя ему инициативу, она все равно отдалялась — сама. Что из этого следует?

— То, что сказала Тоня, — вполголоса резюмировала Ирина, снова падая на подушку, — сама наблюдала, как становимся чужими. Сама и позови теперь.

Поняв, что в размышлениях сделала круг, она сосредоточилась и стала думать дальше.

После встречи в скалах, где продавщица Ленка горько упрекала Василия за стремительно улетевшее время, события тоже ускорились, а еще сделались все более странными. Она увидела в столбе света мужчину. Может быть, это тот самый Давид? Похож, по описанию хозяйки отеля. И возраст. Тому сейчас где-то полтинник. Обнаженный в скалах, скорее постарше. Не телом, с физической формой у него все окей. Выражение лица, манера говорить. Голос. И еще этот надрыв, когда тоже — о потерянном времени. Как будто оно не просто потерялось, а умерло совсем. Ужасно, наверное.

Она вдруг вспомнила фильм, над которым рыдала в юности. О мужчине, который старился, пока любимая лежала в коме. А потом она очнулась, а ему — почти восемьдесят. Маленький старичок с дрожащими руками и седым пухом на голове. И прекрасная молодая девушка, которая помнит сильного молодого мужчину. Это было так чудовищно несправедливо, что тринадцатилетняя Ирка ревела, размазывая по лицу слезы. В полной ярости от понимания — есть вещи, которые не изменить, не исправить, и они — не обязательно смерть.

— Отвлеклась, — поспешно сказала себе Ирина, чувствуя, как защипало веки, — что там у нас дальше?

Но размышляя, понимала, не отвлеклась, ощущение было, что каждое лыко сейчас в строку, даже если это непрошеное воспоминание. Оно ведь тоже о времени.

Потолок расплывался и снова становился четким, показывая рифленые полосы — белые на белом.

Что-то наступает. Что-то скоро произойдет. Сердце забилось медленно и сильно, почти болезненно ударяясь в ребра, во рту пересохло.

Эти постоянные напоминания о времени. Об утекании его. Не обычные мысли, которые приходя т ко всем — ах, как быстро растут чужие дети, ах, кажется, только вчера… А другое, тревожное, как дальний крик о помощи. Что-то начало происходить, и она должна успеть. Совершить, сделать. Иначе опоздает. Может быть, насовсем. Но что?

Больше всего на свете не любила Ирина неопределенности, нечеткости, необходимости ловить ускользающее, неуловимое. Когда не знаешь, что за что его хватать.

Самым определенным во всем водовороте случайностей, воспоминаний и происшествий, было, пожалуй, повеление Тони. Позови. Просто поверь и позови. Во весь голос.

— Где? — громко спросила сумрачную комнату Ирина, снова садясь, — когда?

Голова насмешливо процитировала телевизионное: что, где, когда. Но она отмахнулась, сидела в постели, кусая губу, напряженно сводя брови. Нет, она не может выйти на берег, встать и заорать во весь голос. Хотя бы потому что не верит в результат. Андрей где-то там, за соленой водой, в тысячах километров. И что? Услышит? С таким же успехом он может услышать ее мысли, направленные к нему, это более реально, и для этого нет нужды бегать по песку или обрывам, голося во все горло.

— Мне нужен совет. Еще один…

Она сказала это вслух и вдруг сразу успокоилась. К словам Тони нужны еще чьи-то слова. Как с врачами. Диагноз одного лучше подтвердить мнением другого.

— Кто? — спросила она.

Самостоятельная хозяйка отеля Наталья, рассказавшая о мальчике Андрее? Его отец, который, оказывается, невестку любит и ценит — сам признался? Кирюша — еще один мальчик, еще одно отражение когдатошнего детства ее мужа… Унылая Ленка, которая осознала неумолимость течения времени… Кто тут еще выступил перед Ириной?

Маму Марину и Наташу она отвергла, не задумываясь. А попросил бы кто объяснить, сказала бы — глухая тут стенка, нет мне дверей. И на алкаша Василия как-то нет надежды.

— И слава Богу, — проворчала Ирина.

Вздохнула. Случайные встречные, которые могли бы оказаться не случайными, кончились. Разве что эти двое мужчин, которых она видела в скалах, все еще сомневаясь, во сне или нет. Белого спрашивать нельзя, он злой. И видит ее неправильно. Остается смуглый, жилистый, с раскиданными по плечам черно-серебряными прядями. Тем более, что все размышления упорно возвращаются к нему.

Если бы он настоящий, загадала Ирина, укрываясь и сонно моргая. И пришел бы снова, зачем он туда приходил-то…

Сон исчез. Как сдуло. Потолок будто приблизился, показывая длинные планки с режущей четкостью. Он приходил — спросить. Задать вопрос. А еще — стоял на месте, исполняющем желания! И она сама стояла там же.

Почему я не могу просто пожелать, чтоб Андрей вернулся?

Тоскливо спрашивая мироздание, она понимала, почему. Потому что не знала, точно ли она этого хочет. Ведь увидела вместо него — предателя Артура. Побежала, ручонки протягивая. А вдруг неверное желание сделает что-то плохое? Да и вообще, это нечестно. Андрей нечестности не заслужил. Он хороший.

— Еще, — Ирина садилась, нашаривала тапочки босыми ногами, упиралась руками в кровать, глядя перед собой и не видя тумбочку, стену, комодик.

— Там еще эти. Двое странных. Которые могли ответить смуглому на его вопрос. Может, и мне? Вопрос — это не желание. Я просто спрошу.

Она замолчала на полуслове. Снаружи чьи-то шаги стихли у самой двери. Ирина ждала, но никто не стукнул в дверь, не подал голоса. Будто стоит там, не дыша и слушая.

В одном тапке она тихо подкралась к окну, выглянула в щель между цветастых штор. Ничего не увидев, распахнула двери.

— А…

Девочка, которая сидела над картонной коробкой, встала с котенком на руках, глядя немного снизу серьезными глазами, большими, цвета зеленой листвы, пронизанной солнцем.

— Привет, — Ирина одернула тишотку, пытаясь прикрыть белые трусики, — ты кто? Это твоя кошка? Не ты потеряла?

Чуть великоватый рот сложился в улыбку, солнце в глазах стало ярче.

— Исса не бывает чья-то. Она сама по себе.

— И… кто?

— А Йоши уже нашел себе хозяина. Я угадала?

— Кирилл, — машинально ответила Ирина, разглядывая тонкую фигуру в очень стильном летнем платьице — светлый крепдешин в мелкие цветочки, вязаный крючком воротничок и такое же кружевце по подолу и коротким рукавчикам, — мальчик. Он сказал — Йоши. Ты его подружка?

— Ты всегда задаешь вопросы? — гладя котенка, девочка тоже осматривала Ирину, остановила взгляд на крепких загорелых ногах с четким рельефом мышц. Светлые брови слегка нахмурились.

— Я? Ну-у. Нет, только в последние пару дней, — Ирина засмеялась, — а до того всю жизнь сама управлялась, без вопросов.

Морщинка на переносице разгладилась, девочка засмеялась тоже. Погладила котенка и, нагибаясь, снова устроила его в коробку. Выпрямилась, разглядывая Ирину. Молчали вдвоем, словно не знали, что говорить.

Тебе пора, наверное, — хотела сказать Ирина, чтоб попрощаться и вернуться в комнату. Но вместо этого предложила вдруг:

— Зайдешь? Тебя как зовут?

Ей казалось, где-то она эту девочку видела, недавно совсем. Знакомое светлое лицо, тонкие прядки волос, вьющиеся над маленькими ушами.

Та покачала головой, оглянулась на далекие деловитые голоса.

— Я не могу долго. Пока не могу. Я не знала…

— Что?

Но та прислушивалась к чему-то, углубляясь в себя. Будто это что-то таилось внутри, не снаружи.

— Никогда не бери того, что тебе не очень нужно, — сказала вдруг и ступила за густые ветки винограда, уже чуть тронутые осенним багрянцем.

— Что? Ты о чем? — Ирина быстро шагнула вперед, заглядывая в промежуток между листвой и деревянными перильцами. Там было темновато и пусто, качалась граненая паутина с крепким тельцем черного паука в центре.

Она сбежала по ступеням, ушла за угол домика, растерянно становясь перед плиточной дорожкой, уходящей к дальнему корпусу. Оттуда свистнули, замахал рукой парень, сидящий на шиферной крыше рядом с блестящей стремянкой. Ирина провела руками по тишотке, спохватившись, вернулась, взбегая по трем ступеням на веранду, укрытую виноградом.

— Эти дети, — сказала, подчеркивая рифму, — ох уж… э-ти де-ти.

Интересно, чья это девчонка. У Натальи-хозяйки сын, уже взрослый. Для внучки великовата, конечно. Ну, видимо, просто прибежала поиграть, наболтала ерунды, напуская тумана. И ладно…

Она ушла в домик, невнимательно занялась чашкой и чайником, насыпая кофе, сторожа кипяток. Переминалась ногами в пластиковых тапочках.

А за окном, в рамке зубчатых листьев светлело девичье лицо с большими внимательными глазами. Вот размылось, отдаляясь, глаза закрылись, и веранда снова опустела.

На бескрайней постели Неллет зашевелилась, открывая глаза. Вздохнула, протягивая руку к повисшим над краем постели тонким спиралям, тронула одну пальцем.

Нежный еле слышный звон закачался вместе с вращением изящных подвесок.

— Принцесса Неллет проснулась, мой страж, — с радостным испугом прошелестел за кисеей мальчишеский голос, — и готова рассказать свой новый сон.

После пары мгновений за слоями прозрачной ткани раздался мужской голос. Неллет улыбнулась, совершенно счастливая — ее пробуждение выпало на час элле Даэда, как хорошо.

— Нужно ли что-то моей принцессе прямо сейчас? Я жду повелений, великая Неллет.

Она немного подумала, стараясь не пробуждаться полностью. Ленивые сонные мысли бродили в голове, и нельзя было спугнуть их. Этот сон важен не только для Башни. Он важен и для нее самой.

— Пусть придет весенний муж, элле. Вели кенат-пине сходить за ним.

— Твой сон. Я должен его записать.

— Я расскажу, да.

Шаги мальчика стихли. Даэд поднес столик поближе к шатру, обмакнул перо в чернильницу и нацелил в пустой лист свитка. На смуглом лице не отражалась та радость, которую он прятал внутри. Неллет проснулась в его час. И пусть скоро придет ее муж, но пока они только вдвоем. Слушая, он пожелал, пусть сон окажется коротким. И у них будет время просто поговорить…

— Она молода, красива той красотой, что дает хорошее здоровье и забота о теле. Она упорна, но сильных мыслей в ней нет, как нет и веры. Упорство не к чему приложить. Возможно, если она нащупает точку приложения, ее тело перестанет быть таким совершенным. Пока что — оно — точка приложения сил. А это скучно. И это тупик.

Даэд писал, отгоняя мысль о том, что в голосе Неллет слышится — неужели ревность? Но с другой стороны, она имеет право, столетиями лежа в постели и еле владея руками и ногами.

— Спираль сна увела меня в сон маленькой Неллет, которая увидела его, не придавая значения, и позабыла. Теперь я знаю, к чему он относится и могу встроить в общую картину.

Тихий голос замолчал. Даэд снова обмакнул перо в чернила.

— Я оставила Йоши в коробке. И сказала временной жене о неверности ее действий. Никогда не бери того, что тебе не очень нужно, так сказала я ей. Эти слова должны указать ей на необходимость завершить поиски и продолжить свою обычную жизнь.

Даэд ждал. Принцесса должна сказать, если рассказ закончен. Но та молчала. А скоро придет этот элле Андрей, понесет ее в бассейн, после станет расчесывать длинные волосы бледного золота, расправляя пряди по вышитым подушкам. Потом они сядут поесть. Девушки вдалеке уже накрывают столы. Время идет.

— Я только… — женский голос дрогнул, в нем звучала нерешительность и удивление, — я не знаю, почему там — Исса. Сон выстроен вокруг нее. Я завершила рассказ, элле Даэд. Ты можешь спросить. Или высказать мнение.

— Возможно, ты просто скучаешь, моя принцесса? По тем временам, когда была девочкой, а Исса жила с вами.

— Может быть. Сны зыбки, и часть образов не толкуема, ты это знаешь. Или относится к движениям души, а не к миру. Но я рада, что своими глазами увидела временную жену элле Андрея. И убедилась, что она не подходит ему.

Даэд опустил руку. С пера сорвались мелкие капли, пачкая край столика.

— Это была жена элле Андрея?

Но принцесса не успела ответить.

У ближайшей шахты подъемника возник смех, перенесенный с другого уровня. И сразу же шаги. Андрей шел, положив руку на плечо кенат-пины, а тот спотыкался, повертывая к нему смеющееся круглое лицо.

С элле Даэдом они обменялись привычными ритуальными словами, и Андрей шагнул внутрь, колыхая многослойные занавеси.

— Привет, — сказал внутри, — как спалось, норм?

— Привет, — повторил кенат-пина, становясь на свое место у полога, — как спалось, норм?

Даэд поморщился, записывая слова. Брови хмурились, рот сложился в гримасу напряженного раздумья. Нельзя пропустить ни слова, но и подумать над сном принцессы нужно прямо сейчас. Записывая, Даэд скользил взглядом по верхним строчкам. «Завершить поиски». «Продолжить прежнюю жизнь». «Убедилась, что она не подходит»…

— Что ты хочешь на завтрак? Твои поварихи сделают нам мороженого, как я объяснил?

— Что ты хочешь на завтрак? Твои поварихи… — шелестел под рукой голос кенат-пины.

Даэд машинально писал, морщась от ясно слышного голоса элле Андрея. Ну да, он не успел отнести столик подальше, теперь приходится слушать и мужа, и мальчишку.

— Отошли кенат-пину, — послышался голос принцессы, — у нас мало времени до смены стража.

Из полога высунулась голова с уже отросшей слегка растрепанной стрижкой. Андрей подмигнул, кивая мальчику. Тот поклонился и почти побежал, туда, где вполголоса перекликались девушки. Даэд застыл над столиком, по-прежнему держа в пальцах перо. Потом под взглядом Андрея аккуратно вытер его, уложил в желобок. Сцепил пальцы под упавшими рукавами парадного халата. И равнодушно встретил выжидательный взгляд.

Андрей кашлянул.

— Если принцесса желает отослать кенат-пину, — размеренно проговорил Даэд, — это значит, что сказанные ею слова не должны быть записаны в свитки. Но не значит, что страж часа обязан побежать с учеником.

— А, — сказал Андрей. Голова скрылась за кисеей.

Из шатра теперь слышался только шепот. Но Неллет ответила вслух, на неуслышанный Даэдом вопрос.

— Да, мой весенний. Он прав. У меня нет секретов от элле Даэда, но бывают секреты от свитка и прочих стражей.

В шатре тонко прозвенело, потом звякнуло. Он сел на постель, догадался Даэд, задел головой спирали подвесок. Наверное, вынул из ящика щетку для волос.

— Элле Даэд рассказал мне о твоем сне. Про нас.

— Нель. Это же все меняет! Вернее. Я не хотел сказать, что без этого сна, я к тебе как-то по-другому. Но если бы ты знала, как часто я жалел, что тогда, в детстве, был таким дураком. Упустил ее. Тебя! Оказывается, не упустил, да? Наверное, это смешно, когда взрослый мужик и вдруг, одно воспоминание, об одной встрече с девочкой. Мужики должны политикой там всякой, войнами. Нет, войнами не надо. Жизнь улучшать, свершения всякие.

— Тот, кто один, тот не полон, Андрей. И ненастоящ. Если ты находишь в ком-то себя, ты живешь дальше. Но уже по-настоящему. И свершаешь. Свое, человеческое. Для того мы друг другу.

— Ты всегда все по местам умеешь расставить. — он засмеялся, — и успокоить. И вообще ты — чудо. Нель, можно невежливый вопрос? Тебе сколько лет? Выглядишь совсем школьницей, мне иногда неудобно даже заходить сюда. К тебе.

Даэд насторожился, стараясь дышать, как можно тише и ничего не пропустить. Она молчит. Улыбается. Или нахмурилась.

— Я отвечу позже, весенний. Время смены стражей часа.

Даэд нетерпеливо оглянулся на бронзовый диск, над которым набухала капля на кончике витой трубки. И сразу же сорвалась, рождая гулкий дрожащий звон, в такт которому поменялись значения на втором диске, что служил фоном.

Издалека, через увитые лианами лабиринты уже мчался кенат-пина, боясь опоздать. Вместе они прошли к пустому пространству, и там Даэд кивком отправил мальчика к шахте, а сам свернул к ближнему краю витка, где пологие ступени вели сперва на открытую террасу, а оттуда — на внешнюю лестницу.

Он не оглянулся на шатер, и лишь коротко поклонился пришедшему ему на смену стражу. Ему нужно было подумать. Над изменением тона принцессы и над ее словами о женщине, от которой ушел элле Андрей сюда, в Башню. Неллет назвала ее «временной женой»…