Гул голосов и взрывы радостных приветствий из парадного зала донеслись до меня, возвещая о прибытии молодоженов. Отлепившись от прохладной стены, словно улитка от стекла, я неслышно скользнула к двери и, приоткрыв ее на дюйм, выглянула. Не увидев никого, стремительно метнулась прочь из своего укрытия и опрометью понеслась в комнату.
Запыхавшись, влетела в свои покои и замерла. На моей постели, развалившись во всей своей фамильярной наглости, сладко посапывал Хромус. Присев на самый краешек, стараясь не нарушить его безмятежный сон, я вновь переживала увиденное у третьей жены барона. Чем дольше я размышляла, тем острее ощущала зияющую пустоту в своих знаниях об этом мире, особенно в отношении человеческих недугов. Новый ранг даровал мне не только способность видеть человеческую плоть насквозь, различая каждую клеточку, но и наделил каким-то новым, пока неясным даром. И теперь мне жизненно необходимо было разобраться в этом вопросе.
— Чего такая хмурая? — сонно поинтересовался фамильяр, обнажив в широкой зевоте ряды острых зубов.
— Да так… Увидела кое-что, и теперь не могу выбросить из головы.
— А вот с этого момента поподробней, — мгновенно оживился он, и я вкратце пересказала ему увиденное.
— Хм, — протянул он, придав своей мордочке вид глубокой сосредоточенности. — Да брось ты… Может, она просто настойку какую-нибудь приняла, чтобы дитя не зачать, — усмехнулся он и, мурлыкнув, забрался ко мне на колени, подставляя голову под руку.
Он обожал, когда я чешу его между маленькими рожками, а я и не возражала. В эти минуты мысли текли свободнее.
— Настойка бы так себя не вела, она бы быстро всосалась в кровь. Это что-то другое… Знаешь, — оторвалась я от почесывания, задумчиво глядя в никуда. — Я решила пока понаблюдать за этой кляксой. Может, она сама исчезнет, а я тут голову ломаю.
— Вот и правильно. Нечего забивать свою прекрасную голову всякой ерундой. Лучше ступай подыши свежим воздухом. У тебя теперь шкаф нарядами ломится, словно у невесты на выданье, можешь целый день платья перебирать.
Чмокнув Хромуса в макушку, я последовала его совету и уже через несколько минут неторопливо шла по тропинке к реке. Место моих тайных встреч с друзьями теперь было изрядно истоптано. Зимой у деревенских мужиков работы практически нет, вот они и убивают время на подледной рыбалке.
Подойдя к реке, скованной толстым льдом и запорошенной снегом, я подпрыгнула на месте, пытаясь согреться от пронизывающего мороза, что уже пробрался под одежду. Одна из сгорбленных фигур на льду распрямилась и зашагала в мою сторону.
— Дедушка Митяй! — крикнула я, приветствуя старика.
Услышав мой возглас, он встрепенулся и зашагал к берегу бодрее.
— А я всё думаю, куда это Катенька подевалась? А она вон, не забыла старика, пришла навестить.
Я не видела дедушку около двух месяцев, и, к моему изумлению, он как-то сразу сдал. Эта перемена царапнула самолюбие. Неужели мое лечение дало лишь мимолетный эффект? Инстинктивно задействовав дар, я внимательно проанализировала его состояние и не обнаружила опасных изменений в организме. Напротив. Хрящи во всем теле — словно у юноши, клапаны сердца работали слаженно, а кровеносная система напоминала полноводные реки и журчащие ручейки.
Заглянув деду в глаза, я лишь теперь заметила влажную пелену, застилавшую их. До меня дошло: дело не в здоровье, а в чем-то другом.
— Что-то случилось? — тут же спросила я.
— Да бабка моя захворала, — понуро проговорил он, отводя взгляд в сторону. — И знахарку приводил, а она травками попоила да руками разводит. Не в моей, говорит, компетенции. В больницу надобно везти. Там доктора ученые помогут. Да только доктора в городе, а денег на лечение у нас нет. Мы с моей Марьюшкой, пока молоды были, исправно на барина работали, а как старость пришла — и не нужны никому стали. Никто и не спросит, чем мы питаемся. Староста, конечно, выделяет нам кое-что, да едва на хлеб хватает. Детей мы с моей Марьюшкой не заимели, вот и некому за нами присмотреть. Дрожащей рукой дед смахнул слезу, скатившуюся по щеке, и виновато посмотрел на меня. — Что-то я старый всё о себе и своих бедах, расскажи, Катенька, как у тебя дела идут. Барин не обижает?
— Нет, не обижает, — выпалила я, подхватывая деда под руку, а сама подумала: «Пусть бы попробовал! Я бы ему почесун такой устроила, что Резник бы весь извелся, выискивая причину». — А давайте, дедушка, я к вам в гости зайду? — ласково проговорила я, улыбаясь.
Сердце ныло от страха быть замеченной любопытными деревенскими жителями. Но, видно, судьба была ко мне благосклонна. Дедова изба стояла на самой окраине, словно отшельник, а лютый мороз заковал жителей в тёплых объятиях собственных домов. Лишь дым вился из труб, словно призрачные знаки, говорящие о тепле и уюте.
— Прости, девонька, негоже тебе в мой дом идти, — оправдывался дед, замедляя и без того старческий шаг. — Не прибрано у нас, и угостить-то нечем.
— Ничего мне не надо, — упрямо ответила я, ускоряя шаг. — Лишь одним глазком на бабушку Марию взгляну и сразу домой.
Едва переступив порог, нутром ощутила место, где страдала больная. Неведомая сила повлекла меня в ту сторону. Скинув верхнюю одежду, я замерла в нерешительности, но Митяй разрешил сомнения:
— Валенки не снимай, прохладно у нас. Дров мало, топим всего раз в сутки.
Слушая его вполуха, я пробежала по скрипучим половицам и, откинув занавеску, увидела кровать. Под ворохом старой одежды виднелась голова, укутанная в шаль.
— Кого ты привёл, старый? — прохрипел тихий, болезненный голос.
Подойдя ближе, я коснулась лба старушки. Жар, нестерпимый, как пламя, выдавал температуру, взлетевшую до сорока. Сканируя истощённое тело, я определила очаг болезни и, бросившись к ногам, сорвала с них старый тулуп. Едкий запах пота и немытого тела ударил в нос. Одна голень распухла, увеличившись вдвое, кожа натянулась, побагровев от воспаления. Красная тряпка, туго перетянувшая ногу, только усугубляла ситуацию, врезаясь в кожу, на которой уже набухали пузыри, наполненные прозрачной жидкостью. Нам обеим с бабушкой повезло, что болезнь не перешла в гнойную форму.
Встав над больной, я попросила стариков не мешать и, быстро воскресив в памяти знания об этой хвори, приступила к исцелению. Запустила в измученное тело энергию, и та, словно живая, устремилась по кровеносным сосудам, уничтожая заразу. Она прошлась по лимфатическим узлам, словно торпеда, врезалась в очаг поражения и принялась уничтожать крохотных пришельцев, терзающих организм. А когда враг был повержен, целительная энергия начала заживлять мелкие сосуды, подкожную клетчатку и саму кожу.
Через час ноги бабушки выглядели совершенно здоровыми, словно и не было недавней хвори. Пройдясь целительной энергией по иммунной системе, я укрепила ее — необходимое действие после такого тяжелого недуга. Прикоснувшись ко лбу больной и убедившись, что жар спал, облегчённо вздохнула и робко улыбнулась. И лишь теперь осознание обожгло сознание: я, словно на ладони, показала чужим людям свое искусство врачевания. Спрятав под одеяло исцелённые ноги старушки, я с тревогой взглянула на деда.
Поглаживая свою седеющую бороду, он пристально и задумчиво смотрел на меня.
— Если вы кому-нибудь скажете, что я сделала, меня казнят, как и всю мою семью, — прошептала я, отчаянно пытаясь придумать выход из щекотливой ситуации.
Неожиданно дед опустился передо мной на колени, забормотав дрожащим голосом: «Жизнью клянусь, никому не промолвлю ни слова. Да и как я могу? Ты мою Марьюшку от неминуемых мук, а возможно, и от самой смерти спасла».
— Дедушка Митяй… Встаньте, прошу вас, — взмолилась я, шагнув к нему, схватила за шершавую руку и попыталась поднять.
Он, нехотя повинуясь, поднялся, не отводя наполненных благодарностью глаз, вытирая дорожки слез, бегущие по изборожденному морщинами лицу.
— А я-то всё недоумевал, столько лет кости ломило, а потом вдруг разом перестали. И снова чувствую себя молодым. Да ведь это ты, Катенька, меня исцелила! — прошептал он, закашлявшись, и провел дрожащей рукой по моим волосам. «Тебя, наверное, сама Матерь Божья нам послала, на радость в старости».
— Не знаю, дедушка, — вздохнула я и лишь тогда позволила себе оглядеться. Жили старики небогато, но нельзя было сказать, что в небрежении. Видно было, что бабушка, пока не слегла, старательно подметала полы.
В углу стоял круглый стол, накрытый цветастой выцветшей скатертью, к нему были придвинуты два простых стула с высокими спинками. Скорее всего, этот стол служил им для украшения, и скатерть с него уже давно не снимали. Вместо вазы с цветами на столешнице стоял глиняный кувшин с сухими камышовыми шишками. В углу над столом висела небольшая иконка, а под ней — закопчённая, давно не зажжённая лампадка.
Я отчётливо ощутила, что в этом мире прочно укоренилось христианство. Люди часто поминали высшие силы, крестились при каждом удобном случае и посещали храмы, если таковые имелись поблизости. Я не помнила, у каких именно церквей мы с нянюшкой стояли и просили милостыню, но, пожалуй, это и к лучшему. Незачем бередить сердечную рану такими горькими воспоминаниями.
— Вот чего уразуметь не могу, — дед вырвал меня из задумчивости, и я остро ощутила, что вопрос о моей тайне завис в воздухе, — ты такая кроха, а в тебе уже целительский дар пробудился.
— Мне недавно исполнилось одиннадцать, дедушка, — прошептала я, словно выдавая тщательно оберегаемый секрет, — а дар… Он проснулся во мне, когда на моих глазах монстры няню убили.
Мария ахнула, словно от удара.
— Где это видано, чтобы такое дитятко смерть воочию узрело! Как хоть тебя зовут, девонька?
— Екатерина Распутина… Княжна. Барон Соловьев взял меня на содержание.
Я перевела взгляд на бабушку, и меня поразила тень былой красоты, угадывающаяся в ее лице. Голубые, как летнее небо, глаза смотрели на меня с нежностью, а морщинки вокруг губ складывались в приветливую улыбку. Старики сразу пришлись мне по душе. Неожиданно остро захотелось подарить им безбедную старость. И решение пришло мгновенно, словно озарение.
— А как вы смотрите на то, чтобы переехать в город? — с надеждой спросила я.
Дед усмехнулся, качая головой.
— Да где уж нам до города, Катенька. Мы в этих краях родились, здесь и помрем.
— Помрете вы еще не скоро, дедушка, — возразила я, чувствуя, как внутри поднимается волна решимости. — Лет тридцать, а то и больше проживете. У меня в городе друзья живут, учатся. На выходные домой приезжают, а их никто не встречает. Вот было бы здорово, если бы их кто-то ждал… Вы бы могли к их приезду всякие вкусности готовить. Парням веселее, да и вам не скучно. А вы, дедушка Митяй, по рынку бы ходили, закупались продуктами.
— Забавно ты говоришь, Катенька, — усмехнулся мне в бороду дед. — Да только в город нас никто не отпустит. Раз съездить можно, а вот насовсем… Мы ведь подневольные.
— Так мне от вас только согласие нужно, — воскликнула я, — а уж деньги на откуп я вам дам. И будете жить в доме, ни в чем не нуждаться.
— Чудная ты какая, — ответил дед, смотря на меня с затаенной грустью. — Одного понять не могу, зачем тебе мы, старики, понадобились?
— Ну что ты, дедушка Митяй, заладил свое, упрямый какой! Жалко мне вас, понимаешь? Не смогу спокойно спать, зная, что вы тут одни, в холоде и голоде, доживаете свой век. Сердце кровью обливается.
— А что, Митяй, — робко вклинилась в разговор баба Мария, — может, и правда, подадимся в город? Поживем хоть на старости лет как люди. Чего нам здесь прозябать, догнивать в одиночестве? — и посмотрела на мужа с такой надеждой, словно от его решения зависела вся ее дальнейшая жизнь.
Дед почесал в затылке, покрутил головой, словно взвешивая все «за» и «против», потом махнул рукой с какой-то усталой решимостью и промолвил: — А была не была! Рискнем. Только скажи, Катенька, что от нас требуется?
— Ничего сложного, дедушка. Я приму вас в свой род, а для этого вы должны принести мне клятву верности. Она проста, но после нее вы не сможете обмануть или навредить мне, а также не сможете раскрыть мою тайну. Не переживайте, я делаю это не просто так. Когда я вырасту, у меня могут появиться недоброжелатели, которым захочется выведать обо мне все. Я не утверждаю, что это обязательно произойдет, но такая вероятность существует. Просто хочу подстраховаться.
Старики, переполненные благодарностью и робкой надеждой на лучшую жизнь, поспешно согласились. Не откладывая дело в долгий ящик, я начала произносить слова клятвы, а они, дрожащими голосами, повторяли их за мной. Когда я закончила, удлинила свой ноготь острой гранью и быстрыми движениями резанула им по своей ладони, затем проделала то же самое с ладонями моих новообретенных подопечных. Смешав нашу кровь, я залечила раны прикосновением и, улыбаясь, посмотрела на испуганные, но полные доверия лица стариков.
— Не бойтесь. Сегодня к вам придет мужчина, его зовут Владимир Серый. Он выполняет мои поручения и, как и вы, состоит в моем роду. Владимир принесет вам деньги, а когда вы получите вольные, отвезет в город. Главное, ни о чем не беспокойтесь. Можете пока собрать вещи, которые вам понадобятся на первое время, а потом купите себе все новое, — улыбнулась я им, обняла по очереди и, поспешно попрощавшись, заспешила домой, боясь, что мое отсутствие заметят.