Мне снился сон, сотканный из дивных красок и невесомой легкости. Сердце замирало в предвкушении полета навстречу облакам, белым и пушистым, словно сбитые сливки. Пусть они и являли собой причудливые силуэты диковинных созданий, страха не было и в помине. Напротив, с восторженным смехом я вскочила на могучую шею ухпары, крепко уцепившись за ее уши, и мы помчались вперед, подгоняемые ласковым ветром.
Грациозная пантера с легкостью обогнала свирепых сихту и мохру. Я, заливаясь звонким смехом, показала язык исполинскому подземному червю и, запрокинув голову, выкрикнула: «Быстрее, ухпара! Быстрее!».
Скапир, разъярённый нашей дерзостью, щелкнул клешнями в бессильной злобе, когда мы перемахнули через него. Его смертоносное жало просвистело над самой моей головой, но пантера, словно тень, увернулась от смертельной иглы и понесла меня к кипенно-белому облаку, на котором вырисовывалась человеческая фигура. И хотя силуэт был далёк и расплывчат, я смогла различить струящееся платье, скрывающее ноги до самых кончиков босых пальцев, и длинные волосы, развевающиеся в бешеном танце от порывов неистового ветра.
Когда мы подбежали ближе, незнакомка предстала передо мной во всем своем чарующем облике. От нее веяло не враждебностью, а скорее нежной лаской, словно теплым дуновением ветра. В бездонных голубых глазах искрилась небесная нежность, а чувственные губы расплылись в доброжелательной улыбке, словно приглашая в мир покоя и тепла.
— Здравствуй, Екатерина, — прозвучал ее голос, словно перезвон колокольчиков, и она маняще поманила меня рукой.
Спрыгнув со спины пантеры, я ступила на пушистое облако, сотканное из света и мечты, и, повинуясь неведомому зову, с улыбкой подошла к молодой женщине.
— Мама⁈ — вырвалось из меня непроизвольно, прежде чем разум успел осознать произнесенное. Глаза мои широко распахнулись в недоумении. Девушка была совершенно незнакома, но память Катерины откликнулась первой, словно узнав родственную душу. — Простите… — прошептала я, сгорая от смущения и осознавая всю неловкость ситуации. Слова застряли в горле, оставив лишь гулкое эхо в тишине волшебного места.
— Не стоит извиняться, Кассандра, — промолвила она с печальной улыбкой. — Твоей вины нет в том, что судьба забросила твою душу в тело моей дочери. Мой свекор, предвидя неминуемую гибель всего нашего рода, совершил запретный ритуал, призвав неведомые силы, чтобы спасти хоть кого-то. Он каким-то непостижимым образом вычислил время кончины каждого из Распутиных, вплоть до мгновения. Чтобы тебе было понятнее, я начну с самого начала: «Мы с Георгом встретились в академии. Я — целитель, он — некромант, к тому же единственный наследник княжеского рода, а я всего лишь баронесса. Наш род не бедствовал, но между нами простиралась пропасть мезальянса. Понимая это, я предложила Георгу прекратить наше общение. Легко сказать, но…» — девушка замолчала, ее взгляд устремился в пустоту, заволакиваясь дымкой воспоминаний. Она словно погрузилась в глубины прошлого. Придя в себя через некоторое время, она продолжила: 'Мы были молоды, неопытны и не смогли совладать с той всепоглощающей любовью, что обрушилась на нас подобно буре. Мы тайно обвенчались, словно воры под покровом ночи, а с первым дыханием зимних каникул Георг привез меня в свое княжество, представив родителям как законную супругу. Они, возможно, и смирились бы с моим скромным статусом, но мысль о прерванном роде Распутиных терзала их сердца. Некромант и целительница — две стороны одной медали, две силы, отрицающие друг друга: он — повелитель смерти, я — дарующая жизнь. Наши магии — день и ночь, лед и пламя. В этой бездне противоположностей, казалось, не могла зародиться жизнь, но вопреки всему она возникла во мне, словно искра в кромешной тьме. Как именно? Об этом я расскажу позже.
Я была слепа, ослеплена любовью к Георгу и ничего не знала о его семье. Все мои мысли были поглощены им. Знала бы я тогда о ритуалах, что проводились надо мной… Наверное, и тогда не возражала бы. Познать чудо зарождающейся жизни, чувствовать ее трепетное присутствие внутри себя — это величайшее счастье, и цена, которую пришлось заплатить, казалась ничтожной.
Наше счастье било ключом, и даже когда родилась Катерина и я ощутила некую странность в ее развитии, любовь моя не угасла. По мере взросления дочери, точнее, отсутствия этого самого взросления, мы осознали, что она живет в своем, непостижимом для нас мире. Но и это не уменьшило нашей любви.
Однажды меня и Георга пригласил в кабинет глава семейства. Демьян Миронович был там не один, его сопровождала супруга, Марианна Сергеевна. Там-то я и узнала о зловещей тайне Распутиных. Оказалось, что глава семейства исполнял роль лишь номинальную, а заправляла всем деспотичная и властная Марианна.
Первые пять лет, проведенные под сенью княжеского поместья, я жила в постоянном страхе, ожидая, что меня изгонят. Но этого не случилось. Моим ангелом-хранителем был Георг. Он сразу же предупредил родителей, что если хоть один волосок упадет с моей головы, он навсегда исчезнет из их жизни. Этим он дал им понять, что его собственная жизнь без меня не имеет никакой ценности. И всё это я узнала уже после нашей смерти.
Прости, я ненадолго погрузилась в воспоминания. В тот вечер мы узнали, что юный Демьян Миронович, едва вступив на порог зрелости, отправился с дипломатической миссией в Индийскую империю. Там, в одном из древних замков, творилось неладное: восстание мертвецов вышло из-под контроля. Индусы, в смятении, обратились за помощью к Российской империи.
К тому времени мой свекор уже достиг почётного ранга архимагистра. Редко встретишь столь юного некроманта, одарённого такой мощью. Почти месяц они, словно тени, бродили по замку, исследуя каждый закоулок, каждую потайную комнату, в надежде обнаружить того, кто дерзко нарушил вечный сон усопших.
Однажды Демьян Миронович, словно ведомый неведомой силой, спустился в подземелье. Блуждая по его запутанным коридорам, он внезапно наткнулся на саркофаг. Зрелище это, противоречащее канонам индуизма, где умершего предают очищающему пламени, повергло его в трепет и одновременно пробудило болезненное любопытство. От саркофага исходила зловещая черная дымка, словно клубящаяся тьма, — источник той самой скверны, что поднимала мертвецов из могил. Древние чары, сковывавшие саркофаг, ослабли, и вырвавшаяся на свободу тьма сеяла хаос и ужас.
Рассеяв последние отголоски магии, молодой Демьян, не раздумывая, сдвинул тяжелую крышку. К его изумлению, внутри покоился скелет, чьи истлевшие кости сжимали древний гримуар. Нам поведали лишь то, что предназначалось для наших ушей, утаив истинную суть. Но я тогда поняла: эта книга подчинила себе разум Демьяна, превратив его в безмолвного исполнителя темных замыслов. Думаю, Марианна Сергеевна боялась своего супруга, и этот страх она прятала за маской холода и надменности.
В тот вечер нас пригласили в кабинет, чтобы поведать предысторию и сообщить, что разум Екатерины окутан пеленой, которая рассеется лишь с пробуждением ее магии. По расчетам свекра, у его внучки должен был пробудиться дар, невиданный в этом мире, — биомантия. В этот момент глаза Демьяна Мироновича горели фанатичным огнем, когда он поведал нам о значении этого нового могущественного дара.
Биомант — это не просто знаток, а истинный виртуоз психического контроля над таинствами биологической жизни, дирижер биоэлектрической энергии, повинующейся лишь его разуму. Он — словно живой проводник, направляющий жизненную силу по причудливым меридианам своего тела, заставляя самую его суть искриться и потрескивать от бушующей энергии. Его дар — это ключ к перерождению, позволяющий изменять клеточную структуру любого организма, словно скульптор, ваяющий новую жизнь. Феноменальная регенерация исцеляет его от любых, кроме смертельных, ран, а его целительное прикосновение способно творить чудеса в радиусе десяти метров, не только восстанавливая плоть раненых, но и сращивая разорванные ткани.
Признаюсь, я была ошеломлена. Все известные мне способы целительства поблекли в сравнении с этой невероятной силой, с этой истинной магией жизни. Это было бы настоящим прорывом для науки, шагом в новую эру исцеления. Но моя радость мгновенно угасла, словно пламя свечи на ветру, когда свекор продолжил свой рассказ: «Некротическая магия Георга оставила свой отпечаток на теле Катерины. Теперь в ней два магических резервуара: один наполнен светом жизни, другой — тьмой смерти, но не связанной с некромантией. Это значит, что она способна не только даровать исцеление, но и причинять боль, даже убивать. А это, поверьте, недопустимо для истинного целителя».
В тот миг меня сковал леденящий ужас. Любая проверка на магический дар обернется для дочери неминуемой гибелью или, что еще страшнее, мучительными опытами. Ярость Георга готова была вырваться наружу, но отец, словно мудрый усмиритель стихии, быстро погасил наш пыл своим откровением.
Ни один магический распознаватель не сможет учуять в ней темную силу, она сокрыта за непроницаемой завесой биомантовой энергии, светящейся ярким небесным сиянием. Два резервуара света, причудливо переплетаясь, создадут едва уловимый грязновато-голубой оттенок. Он будет лишь слегка отличаться от обычного целительского дара, что позволит ему остаться незамеченным в бдительных глазах инквизиции. Демьян Миронович умолк, погрузившись в пучину мрачных дум, и, словно очнувшись от болезненного наваждения, выпроводил нас прочь, сославшись на неотложные дела.
Известие это всколыхнуло бурю в наших душах, но вскоре мы смирились с неизбежным. У нас была дочь, наше сокровище, наше всё. Я грезила о том, как буду учить ее искусству целительства, но этим мечтам не суждено было сбыться.
Человек, осознавший свою гениальность, жаждет поделиться своим открытием, пусть даже ценой собственной жизни. На одном из светских раутов у княжеской семьи Новгородских свекор неосторожно завел разговор о новом, невиданном виде магии. Слова его вызвали лишь насмешки и презрение. Он вспыхнул, разъярился, принялся яростно доказывать свою правоту, но Марианна Сергеевна, словно ледяной душ, быстро остудила его пыл и увела с бала. Лишь вернувшись домой, Демьян Миронович осознал всю трагичность своего проступка. Затворившись в кабинете, он провел там целые сутки в мучительном одиночестве, а когда вышел, превратился в сгорбленного, изможденного старика, словно время наложило на него свою беспощадную печать.
— Простите меня… На светском приёме я сорвался… Слова сорвались с языка камнями, — прохрипел он, словно выкашливая признание. — Вина моя неизмерима, и горький плод её уже не сорвать. Всю ночь я ворожил над картой наших жизней, и приговор неумолим: нам отпущен лишь закат… Не более суток.
— Нет! — вырвалось из нас с Георгием в один отчаянный крик.
Георгий, словно безумный, бросился к отцу, схватил за камзол, но тут же отшатнулся, пораженный страшным зрелищем — слезами, ручьями бегущими по измученному лицу. Прижав Катерину к себе, я утонула в собственных слезах, ощущая, как мир рушится вокруг.
— Ты заварил эту адскую кашу, тебе и расхлебывать, — пророкотала Марианна Сергеевна, её голос звенел сталью. — Что хочешь делай, но род князей Распутиных не должен угаснуть, — отчеканила она и, словно под тяжким грузом, осела в кресло, вмиг превратившись в измождённую старуху. И в этот миг, словно молния, пронзила меня догадка: она любила тебя… Любила за этой непроницаемой маской сухости.
К нашему потрясению, свекор ответил без промедления, словно заранее приготовил эти страшные слова.
— Я буду проклят за ваши смерти, но Катерину помилуют небеса, она останется жить. Её гибель не ляжет на мою душу. Ей исполнится лишь двенадцать, когда несчастье оборвёт её юную жизнь, и душа покинет этот мир.
— Ты некромант, высший маг, сотвори ритуал, чтобы ее душа, покинув этот мир, вернулась обратно. И знай, горе тебе, если ослушаешься. И еще… Избавь меня от канцелярских крыс, копающихся в моих мыслях, и некромантов, терзающих мое тело после смерти. Сделай все быстро и безболезненно.
— Хорошо, — пробормотал свекор и поспешил в свою лабораторию. Вернулся он вскоре, и впервые в его глазах я увидела не просто тревогу, а леденящий душу ужас. — Прощайтесь с Екатериной, царские опричники уже в нескольких часах от нас.
Мы с Георгом прижали Екатерину к себе, и я рыдала, впервые благодаря судьбу за то, что она не понимает нависшей над нами угрозы. Передав ее няне, мы указали, куда увезти дочь, а сами поднялись на второй этаж, в обитель безумца, из-за которого наши жизни скоро оборвутся.
Мы знали, что Михаил Романов своим указом запретил любые алхимические ритуалы над людьми и безжалостно карал ослушников. Бежать было бессмысленно, наши имена слишком известны, чтобы где-то укрыться. Выхода не оставалось, и мы, не раздумывая, приняли протянутые Демьяном Мироновичем колбы с мерцающей фиолетовой жидкостью и осушили их до дна. Он надрезал наши руки и собрал несколько капель крови, а затем с горечью произнес: «Идите в свои покои. Вас ждет спокойный, безмятежный сон, который ничто и никто уже не потревожит».
Мы замерли в дверном проёме, словно в ловушке, когда хриплый голос Марианны Сергеевны прорезал тишину подобно ледяному клинку: — Запомни, Демьян, род Распутиных должен жить. Сотвори ритуал призыва души, и пусть багряная кровь потомка станет ключом. Горе тебе, если после ухода моей внучки этого не произойдет. Я и в царстве теней твою душу найду и развею по ветру.
Мы с Георгием угасли почти синхронно. Он успел коснуться моих губ прощальным поцелуем, признаться в любви и вымолить прощение за столь краткий миг счастья. Я не держала на него зла, лишь молила небеса о жизни для нашей дочери.
Наши души блуждали по поместью почти сутки, не в силах покинуть этот мир. Некроманты тайной канцелярии безуспешно пытались вернуть наши тела к жизни и вырвать души из небытия. Они перерыли лабораторию свекра, но, кроме колб и двух сафиров, мерцающих бездонной тьмой, ничего не нашли. Эти камни, словно два ока ночи, стали лишь отвлекающим маневром. Демьян Миронович, опасаясь за сохранность своих знаний, перенес все фолианты в склеп и наложил на них заклятье быстрого тления. Сыщикам же досталась лишь горстка пепла, безмолвное свидетельство утраченных тайн.
Когда в чертогах света явилась душа моей дочери, сердце мое сжалось в тисках противоречий. Неописуемое счастье омывало меня волной, но сквозь него пробивалась и горечь, словно ядовитый шип розы. И лишь недавно, встретившись с духом моего свекра, я познала истину, скрытую в глубине души моей девочки. Оказалось, что в ее теле обитает другая душа, тоже Распутиной, но притянутая из иного мира вихрем древнего ритуала. Душа Екатерины, светлая и чистая для этого мира, освободившись от телесной оболочки, устремилась к свету, как мотылек к пламени".
Теперь, Кассандра, ты знаешь всю правду, и я молю лишь об одном: не суди нас строго.
— У меня и в мыслях не было осуждать. Я сирота, рожденная в 2716 году на планете Земля, и умерла вдали от нее. К сожалению, я ничего не знаю о своих родителях.
— Я знаю… По отпечатку твоей души свекор проделал долгий путь, чтобы проследить за его жизненной дорогой. Тебя родила Марианна Распутина.
— Но она ведь пожилая и мужа у нее нет.
— То, кто твой отец, не имеет значения. Ее душа черна, и она ответит за свои злодеяния. Род Распутиных для меня не важен, но ты уже живешь в теле моей дочери, и бремя этого рода теперь на твоих плечах. И еще… Теперь ты знаешь о своем магическом даре, и в его обучении никто не сможет тебе помочь. Магия целителя близка к мастерству биоманта. Скрывай свой истинный дар, прикрываясь целительством, — девушка замолчала, наклонилась и, коснувшись губами моего лба, прошептала: — Прими мое материнское благословение, дитя. Да оградит оно тебя от грязных помыслов людей и бед. Она отпрянула, провела рукой по моим волосам и начала растворяться.
Я бросилась за ускользающим силуэтом, желая вновь ощутить материнское тепло, закричав: «Мама!» Впервые познав любовь и ее проявление, я рвалась к этому чувству, но оно лишь осело горьким разочарованием в груди, обжигая слезами.
— Кисс… Кисс… Что с тобой? — донесся испуганный шепот друга. Не открывая глаз, я прижала его к себе и разрыдалась.