Княжна Екатерина Распутина

Глава 22 Быстрые разборки

Не дождавшись друга, я покинула парк и тихой тенью скользнула по тротуару, погруженная в размышления о случившемся. Выходит, не только Хромус, но и я совершила скачок на новую ступень развития силы. Какой же потенциал таится во мне? Если опираться на книжные описания рангов, то в целительстве я, вероятнее всего, уже архимагистр. Некромантия же для меня — неизведанная земля. Книг по этому направлению у меня не было, и всё приходилось постигать интуитивно. Но обе магии пленили меня безраздельно. Силы, способные дарить жизнь и отнимать ее. И всё это заключено во мне. Это… невероятно!

— А чего это такая милашка одна по свету шастает? — прохрипел над самым ухом прокуренный бас, заставив меня вздрогнуть и поднять голову.

Передо мной выросли двое мужчин. Лет тридцати, не больше. Обветренные лица, словно высеченные из грубого камня, и злые, голодные взгляды выдавали в них тех, кто не гнушается подлым промыслом.

Вот ведь совпадение! Только мысли мои коснулись некромантии, как живые экспонаты сами собой материализовались. Хотя, с моим-то даром целительства, я и их, пожалуй, упокою в два счёта.

— Ну чего зыркаешь?.. Гони сумочку, — прохрипел второй, обнажив щербатый оскал беззубого рта. Вероятно, пал жертвой кулачного правосудия жадных до чужого добра бедолаг.

Я вскинула руку, словно фокусник, являющий публике неожиданный трюк. И, обнажив зубы в хищном оскале, исторгла из себя сгусток некромагической тьмы. Черная, змеящаяся дымка поползла к застывшим в параличе ужаса бандитам.

Они инстинктивно втянули головы в плечи, пытаясь уклониться от надвигающейся бездны. Один из них издал жалкий писк, и под ногами его предательски расплылась желтая лужа.

Брезгливо сморщив нос, я покачала головой.

— Парни, примите дружеский совет. Не стоит судить о книге по обложке, а о девице — по хрупкой внешности. В следующий раз рискуете не только штаны испортить. Можете и кое-чего более ценного лишиться.

Скривив губы в усмешке, я обошла их, пошла дальше, и ноющая пустота в животе становилась всё ощутимее, навевая мысль, что не мешало бы перекусить. Завернув за угол, бросила взгляд на противоположную сторону улицы и сразу же наткнулась на игривую вывеску «Вкусняшки от милашки». «Неужели Хромус и бандиты околачиваются в этом местечке? У одного — вкусняшки, у других — милашки?» — мысль пронзила сознание, и любопытство, как терпкий яд, растеклось по венам. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть ту фею, что умеет так легко завлекать мужчин в свои сети.

Эта фея и рядом не стояла с существами, которых я видела в разломе. Хозяйка заведения возрастом была под полсотни и походила скорее на оплывшую бочку. На лице — приторная приветливость, словно патокой намазано, да и как иначе лояльность изображать? А карие глазки, юркие, словно мыши, так и шныряли по сторонам, выдавая в ней матерого пройдоху.

А вот подавальщицы и впрямь казались феями. Две хрупкие, словно тростинки на ветру, девушки с лучезарными улыбками порхали меж столиков с подносами, исполняя желания гостей. Выходит, мужчины тянулись в это заведение, словно мотыльки на свет, чтобы полюбоваться на двух дивных бабочек. И не зря: девушки и вправду излучали неземное очарование, а их лучезарные улыбки обезоруживали мгновенно. Большеглазые сирены с невероятным изумрудным омутом в глазах, обе рыжие бестии, миниатюрные, словно фарфоровые статуэтки, сошедшие со страниц волшебной сказки.

Я выбрала одинокий столик у окна и, присев на податливый добротный стул, погрузилась в изучение меню. Тяжёлый лист с перечислением яств и указанием стоимости лежал передо мной, словно карта сокровищ. Мимо пронеслась официантка, и я, повинуясь инстинкту, украдкой направила ей искру целительной силы на проверку состояния организма. Ответ пришёл почти мгновенно, и я на миг застыла, охваченная неожиданным отчетом.

Когда-то левая голень девушки была сломана, и кость срослась криво. Под бременем ежедневных нагрузок боль, должно быть, терзала ее неустанно. В остальном здоровье не подводило, если, конечно, не считать вечного испытания голодом. Каково это, должно быть, — балансировать подносом с блюдами, от которых поднимается густой, дразнящий пар, и всё, что тебе остается, — судорожно сглатывать подступающую слюну. Девушка балансировала на самой грани голодного обморока, и остаться равнодушной к ее муке я была не в силах.

Я обернулась, уже приподняв руку, чтобы позвать ее, но хозяйка заведения, словно прочитав мои мысли, вмиг напряглась, словно гончая перед броском, и в голосе ее прозвучала теплая, почти материнская ласка. — Нина, деточка, десятый столик — твой. Девушка вихрем подлетела ко мне и, застыв у стола с приклеенной улыбкой, замерла в ожидании заказа. — Так, — пробормотала я, скользя взглядом по строчкам меню. — Два куриных супа… Два горшочка жаркого и… две чашечки кофе с маковыми булочками.

Официантка уже подалась было прочь, унося заказ в суете дня, но мой жест остановил ее.

— Я не выношу одиночества за столом, так что сегодня ты разделишь со мной трапезу.

— Но… — выдохнула она, растерянно оглядываясь на хозяйку заведения, словно ища там спасения от моей неожиданной прихоти.

— Я заплачу вдвойне за ее простой, — бросила я с нарастающим раздражением, пресекая любые возражения во взгляде, давая понять, что мой каприз — закон.

Возражать не посмели. Внешний лоск выдавал во мне особу знатную, родовитую, а с такими предпочитали не связываться. Нина, принесшая заказ, застыла у стола, не сводя с меня глаз. В ее взгляде читалось недоверие, смешанное с надеждой: уж не розыгрыш ли это?

— В ногах правды нет, — повелела я тоном, не терпящим возражений. — Присаживайся.

Девушка несмело опустилась на стул, нерешительно взяла ложку, зачерпнула суп и, с трудом проглотив, замерла.

— Не стесняйся, уплачено сполна, — произнесла я уже мягче. — Не отпущу, пока всё не доешь, — и, оставив тон повелительный, принялась за свой наваристый суп с сочными кусочками куриного мяса.

Едва девушка опустилась на стул и принялась есть, я устремила на нее целительный поток, намереваясь исправить то, что натворил горе-костоправ, не сумевший должным образом сопоставить осколки большеберцовой кости после перелома. Кость, будучи полой, не представляла серьезного препятствия для моей энергии в деле сращивания. Ломать заново, разумеется, не было и речи. Я провела деликатную манипуляцию, словно размягчая податливую глину, а затем бережно поставила кость на место, возвращая ей первозданную форму.

И хотя я позаботилась об обезболивании, в один момент девушка словно что-то почувствовала. Тогда я, склонившись к ней, прошептала с нажимом: «Если не хочешь влачить жалкое существование хромой, сиди неподвижно».

Нина насторожилась, наверняка прислушиваясь к отголоскам боли в ноге. Напряжение, словно тугая маска, медленно сползло с ее лица, когда она убедилась, что нога не болит.

Обе девушки чем-то тронули меня, и мимолетная мысль о том, чтобы принять их в свой род, уже зародилась в голове, но жизнь, как всегда, внесла свои непредсказуемые поправки.

В этот момент колокольчик над дверью зазвенел, возвещая о новом посетителе, и взгляды многих обратились к входу. Нина тоже посмотрела туда, и ее глаза вспыхнули таким ярким, таким трепетным счастьем, что мне стало нестерпимо любопытно: кто же удостоился столь пылкого, влюбленного взгляда?

В дверях возник худощавый юноша, едва ли перешагнувший двадцатилетний рубеж. Его взгляд, быстрый и цепкий, скользнул по залу, но не успел он и шагу ступить, как на него обрушился гнев хозяйки заведения.

— Павел… Сколько можно повторять, чтобы ты не отвлекал Нину от работы! Уйди отсюда.

— Да я только одним глазком, — виновато пробормотал он и нервно взъерошил копну кудрявых черных волос.

— Павел! — не выдержав, позвала девушка и, словно яркая бабочка, взмахнула рукой, боясь, что он не заметит ее в этом людском муравейнике.

Завидев любимую, Павел расцвел улыбкой, словно подснежник, пробившийся сквозь снег, и, не замечая никого вокруг, устремился к нашему столику. Его взгляд, как магнит, был прикован к ней, единственной и неповторимой.

— Присаживайся, — предложила я, когда он, наконец, оказался рядом. — Рассказывайте уже. Обо всем.

— О чем? — в унисон удивились они.

— Да обо всём! Кто вы? О чём мечтаете? Какие планы строите? Любопытство — мой порок, а сегодня у меня, ко всему прочему, день добрых дел. Вдруг смогу чем-то помочь? — подбодрила я, сознавая всю нелепость своего предложения, но сгорая от желания узнать их историю. Ведь люди, как книги, — порой за самой простой обложкой скрываются целые миры.

Всё оказалось до оскомины просто и пропитано горечью. Рыжеволосые официантки, словно две осенние рябинки, оказались сестрами — восемнадцати и девятнадцати лет. Семья их — три души, младший брат еще. И светятся от счастья, что удалось ухватить работу в таком, по их меркам, приличном месте. Нина и Павел знакомы с колыбели, сплетают мечты о свадьбе, когда накопится звонкая монета. У Павла домишко свой, небольшой, да только сиротливый. Родители рано ушли в землю. Был еще брат, старший, да бес попутал — спустил в карты ремесленную мастерскую. Дело было зимой. С горя брат залил глаза, упал в сугроб, да так и остался там, замёрз навек. Павел, оставшись без ремесла, пошёл на завод, гнёт спину и каждый месяц отдаёт кровные, чтобы долговая расписка на мастерскую не ушла в чужие руки.

Пока он говорил, хозяйка заведения сверлила нас взглядом, полным нескрываемого раздражения, но возразить не посмела. Как бы ни грезили молодые о будущем, расцвеченном светлыми красками, я уже видела перед собой совсем иную картину. Чуяло сердце, что настанет день, когда хозяйка продаст девчонок бандитам, околачивающимся здесь. И тогда, опозоренные, сломленные, они навеки останутся в этом кабаке, прислуживая ей до скончания дней.

— Осмелюсь спросить, сколько тебе уже удалось собрать на выкуп закладной?

— Тридцать рублей, — с горечью признался он, опуская взгляд. — Осталось еще шестьдесят…

Виноватая улыбка тронула его губы, когда он взглянул на невесту.

— Вы с сестрой не имеете никаких долгов перед этим заведением? — спросила, бросив взгляд на тучную особу, которая, казалось, приклеилась ухом к нашему столику.

— Ни единого! — с вызовом ответила девушка, словно сбрасывая с плеч невидимое бремя.

— Превосходно, — с этими словами я поднялась и, ласково махнув рукой, позвала вторую официантку. — Эй, красавица… Подойди-ка сюда на минутку!

Я изучала девушку, когда она приблизилась, и меня поразила хрупкость ее красоты, словно цветок, чудом распустившийся среди камней. Наверное, их оберегал какой-то незримый ангел, раз они до сих пор оставались в этом гадюшнике чистыми и непорочными.

— Как я уже говорила, сегодня у меня день добрых дел. Предлагаю вам уйти из этого места. Увидев испуг, плеснувшийся в глубине их зеленых глаз, поспешила набросать эскиз их будущего: — Я добавлю нужную сумму на выплату долга, помогу с раскруткой вашей мастерской. И, вдобавок, дам вам обоим деньги на свадьбу и приданое. Поймите, я, может, и моложе вас, но вижу недобрые мысли, которые хозяйка заведения питает к вам. Если вас некому защитить, вас в любой момент могут использовать как инструмент, выжать все соки и выбросить. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.

— Что вы! — воскликнула Нина. — Светлана Никифоровна — душевнейшая женщина, всегда платит вовремя.

— Да-да, и поэтому вы ходите полуголодные, готовые упасть в обморок, — съязвила я.

Девушки покраснели и обменялись виноватыми взглядами.

— Я давно тебе говорил, что нужно бежать отсюда, — поддержал меня Павел.

Слава богу, хоть у него хватает ума понимать, к чему эта работа может привести.

— Но почему… Почему вы хотите нам помочь? — в голосе старшей звучало неподдельное изумление.

— Вопрос по существу, — отозвалась я с печальной улыбкой. — Сама сирота, понимаю, каково это — столкнуться с бездушием мира. Не могу просто пройти мимо, когда вижу зло и несправедливость. Считайте это моим маленьким капризом, если хотите. Бегите, одевайтесь. А я пока поговорю с любезнейшей Светланой Никифоровной и компенсирую ей ваши… Э-э… убытки от внезапного ухода. Хотя, по справедливости, это она вам должна заплатить за часы, отработанные сегодня.

Лицо хозяйки вспыхнуло багровым пламенем гнева, когда я отрезала, что девушки больше не станут здесь работать. Но пламя тут же погасло, не найдя топлива для возражений. Бросив ей на стол одинокий рубль, я вальяжно махнула рукой на прощание и, не оглядываясь, поспешила к выходу, где меня с нетерпением поджидала моя троица.

С вихрем восторга мы пронеслись по торговым рядам, облачив жениха и невесту в праздничные наряды, и помчались к церкви, словно на крыльях любви. Священник встретил нас с отеческой улыбкой, совершил обряд венчания с благоговением и пожелал новобрачным долгой и счастливой жизни, да пятерых детишек в придачу! От этих слов щеки молодых вспыхнули румянцем, словно спелые яблоки в саду. Таинство проводилось безвозмездно, но я незаметно скользнула сторублевой купюрой в карман батюшки, и мы, окрыленные радостью, разошлись, храня в сердцах тепло этого незабываемого дня.

Выйдя за церковную ограду, я увидела Володю, прислонившегося к нашей машине. Он махнул рукой в приветствии, но, заметив окружавшую меня троицу, лишь дернул бровью и вздохнул с красноречивым укором — мол, опять я ввязалась во что-то сомнительное.

— Знакомьтесь, — обратилась я к новым знакомым. — Это Володя Серый, своего рода мой фамильный телохранитель.

В двух словах обрисовав ему ситуацию, я увидела, как он окинул молодых людей пытливым взглядом.

— И каковы ваши дальнейшие планы? — спросил он у них, словно вынося решение.

Заметив их замешательство, я поспешила вмешаться: — Если у Павла есть дом, думаю, будет лучше, если к нему переедут не только невеста, но и ее сестра с братом.

— Я и сам собирался это предложить, — поспешно вставил он.

— Вот и прекрасно. Тогда собираем вещи и перевозим их в твой дом.

Возражений не последовало. Мы уселись в машину и через десять минут уже помогали переносить небогатый скарб в багажник. Оказалось, девушки снимали лишь одну комнату в доходном доме.

Младшего брата сестер звали Егором, и был он под стать им — таким же рыжим и зеленоглазым. Мальчишка, словно угорелый, метался по комнатам, не веря в перемену участи, пока мы таскали вещи. К моему немалому удивлению, дом Павла оказался каменным, добротным, в два этажа. Первый этаж занимала мастерская с запахом кожи и клея, царство обувных колодок и швейных машинок, перемежающееся с хозяйственными помещениями и просторной кладовой, где можно было хранить припасы. На втором этаже располагались три жилые комнаты, просторный зал и светлая кухня. Имелся и санузел — скромная роскошь с ванной и туалетом. Все удобства, как говорится, для человеческой жизни. Я отметила, что мебель, хотя и потемнела от времени, но хранила следы былого лоска и добротности. Павел жил один, но в доме царила чистота, каждый предмет знал свое место.

Положив на стол две сотни рублей, я без обиняков обратилась к хозяину: «Это обещанные. И называй адрес, где твоя закладная находится».

Он назвал улицу и дом. Названия эти мне ни о чем не говорили, а вот Володя заметно напрягся, недовольно дернув носом. Явно знаком с тем, кто не гнушается сорвать куш с местного люда.

Хромус настаивал поехать одному, но я даже слушать не стала его доводы. Уселась на переднее сиденье и безапелляционно заявила: «Трогай». Привез он меня в другой конец города. Дома здесь были куда презентабельнее жилища Павла, хотя до уровня аристократических особняков им было далеко.

Мы вышли из машины и приблизились к добротным деревянным воротам. На калитке висело тяжелое железное кольцо, явно предназначенное для вызова хозяина. Володя и воспользовался им.

На стук вышел хмурый детина, больше напоминающий разъярённого медведя, только что выбравшегося из берлоги. Такой же лохматый и свирепый.

— Чего надо? — прорычал он, но не успел договорить, как под напором кулака отлетел в сторону, будто пушинка.

Я часто заморгала, вопросительно глядя на друга.

— Достали, — процедил он сквозь зубы, толкая калитку. Я ринулась следом, обуреваемая любопытством и догадкой, что Хромус наверняка знаком с местными воротилами.

Двухэтажный кирпичный особняк утопал в ухоженном саду, клумбы которого уже томились в ожидании весеннего цветения. В каждом камне чувствовалась показная роскошь. Высокое крыльцо венчали две массивные колонны, к которым мы взбежали в несколько прыжков.

Хромус ухватился за витиеватую бронзовую ручку и рывком открыл дверь. Мы переступили порог и оказались в небольшом, залитом светом холле, обставленном добротной мебелью. Стены, оклеенные обоями, украшали картины в позолоченных рамах, а паркет поглощали мягкие ковровые дорожки. Словно из ниоткуда, возник лакей. Низко поклонившись, он надменно осведомился: — По какому вопросу вы к Петру Алексеевичу?

Не удостоив его даже взглядом, «Володя» вихрем пронесся в коридор, а я, словно тень, метнулась следом. Из боковых комнат, как черти из табакерки, выскакивали здоровенные мужики, но, не успев и слова вымолвить, отправлялись в короткий, бесславный полет, завершавшийся мгновенным забытьем.

Ступень за ступенью мы взлетели на второй этаж, где нас уже поджидала стая отморозков с ножами, поблескивающими в полумраке, и увесистыми дубинками, готовыми обрушиться на наши головы.

Быстрый мысленный импульс от меня — и все пятеро, сдавленные острой болью, корчились на полу, обхватив животы. При таких коликах, подумала я, у них точно не останется никакого желания продолжать этот бессмысленный бой. Брезгливо поведя плечами при виде их искаженных гримас, я рванула вперед, стараясь не отстать от неудержимого друга.

Наше шествие завершилось в кабинете, затянутом в чопорный ампир. Добротная мебель из красного дерева, утяжеленная бронзовыми накладками, и бархатные шторы, непроницаемо черные, как южная ночь, поглощали свет. Интерьеру я уделила лишь мимолетный взгляд, задержавшись на знакомых лицах. Сальная хозяйка заведения и два уличных воришки, что так бесцеремонно пытались освободить меня от сумочки. Спелись, как по нотам. — Вот она… Та самая, о ком мы говорили, — пронзительно взвизгнул один из молодчиков, пятясь к выходу.

— Демон! — вторил ему второй, пулей вылетая из кабинета.

Двое исчезли, оставив после себя едкий запах страха. «Не выдержали, значит», — усмехнулась я про себя, поморщившись.

Светлана Никифоровна, видимо, пришла излить душу по поводу своей незавидной участи, но, похоже, не оценила драматизма ситуации, созданного ее подельниками.

— Вот та девица, о которой я говорила, — она указала на меня, словно выставляя трофей. — Чуть не пустила по миру! А ведь какие славные девушки были… — ее взгляд скользнул к главарю банды, явно намекая, что эти «славные девушки» могли бы достаться ему.

В высоком кресле, за массивным столом, восседал мужчина лет сорока с небольшим. Взгляд его серых глаз, словно прикованный цепью, не отрывался от «Володи».

— Петр… Я ведь тебя преду…

Друг не успел договорить. Брошенный главарем нож, словно хищная птица, метнулся в его сторону, вонзившись точно в область сердца. Лезвие, не встретив ни малейшего сопротивления, пронзило тело насквозь и с глухим стуком рухнуло на пол.

«Володя» бросил мимолетный, хмурый взгляд на место падения ножа, затем перевел взор на главаря.

Осознание того, что ему не причинили вреда, заставило мужчину вскочить, но тут же его обвили длинные темные ленты, превращая в подобие мумии. Минут пять они безжалостно сдавливали его, словно удав жертву. Затем, медленно, зловеще, начали втягиваться обратно в тело Хромуса. Когда последняя лента исчезла, на полу остался лишь иссохший скелет, обтянутый серой пергаментной кожей.

Грохот раскатился по комнате, словно гром среди ясного неба. Мой взгляд скользнул к неподвижной, грузной фигуре Светланы Никифоровны, распростертой на полу. Обморок, глубокий и, к счастью, не угрожающий её жизни. Я повернулась к другу, невольно застыв в изумлении.

— Не знала, что ты на такое способен.

— Разломы научат и не такому, — усмехнулся он.

— И что дальше? Нам закладная на мастерскую нужна, — напомнила я, чувствуя, как нарастает напряжение.

— Пустяки, — бросил Хромус, направляясь к стене, где висела картина в позолоченной раме.

Сняв ее, он надавил на неприметный участок стены, и та бесшумно отъехала в сторону, обнажив дверцу сейфа. Володя не мешкал. Словно змея, из его тела вырвалась лента, метнулась вглубь сейфа и мгновенно вернулась, цепко сжимая в своих объятиях стопку бумаг. Оглядевшись в поисках подходящего места, он сорвал бархатную штору с окна, бросил ее на пол и безжалостно швырнул туда же добытые документы. Словно профессиональный вор, Хромус принялся опустошать сейф с методичной тщательностью, не оставляя ни единого следа.

Я завороженно наблюдала, как на черный бархат оседают груды денег, золотые украшения и россыпи сафиров обрушиваются дождем, искрясь в тусклом свете комнаты.

«Володя» свернул занавес и вложил ее в себя, словно в сейф. Все, кто нас увидит, и мысли не допустит, что награбленное у него внутри лежит. На обратном пути нам никто не повстречался. Мы сели в машину и тут же тронулись.

— И что дальше? — поинтересовалась я.

— Да ничего… Отвезу тебя домой. Сам вернусь в Вологду, переберу бумаги. Деньги потрачу на нужды больницы, а О спрячу в доме, где живут твои старики. С золотом пока не решил, что делать. Драгоценности лучше продавать в большом городе. В столицу рвану. Нужно тебе новый дом присмотреть. Нехорошо, что над тобой смеются, что ты без кола и двора, а еще княжна. Я сразу вспомнила ехидную усмешку Василисы, когда она насмехалась над моей бедностью. Похоже, её подколка на Хромуса произвела гораздо большее впечатление, чем на меня.

Уже стемнело, когда машина остановилась у ворот усадьбы Соловьевых.

— Присмотри за ребятами, — обеспокоенно попросила я, выходя из автомобиля.

— Не переживай, — успокоил меня он. — Я отдам закладную и немного денег им подкину. Старшей красавице тоже пора выходить замуж.

Хромус уехал, а я, глубоко вздохнув, побрела домой, погруженная в воспоминания о приключениях, которые произошли со мной за столь короткий промежуток времени.