Глава 27

Солнечные зайчики настырно лезли мне в глаза, напоминая, что за окном день в разгаре. Я пыталась закутаться в одеяло, как в кокон, чтобы чуть подольше поспать.

– Ваше Сиятельство, госпожа, – тихонько тряхнула меня горничная за плечо, – просыпайтесь.

– Не-е-е-т, – залезла головой под подушку, – Варя, имей совесть, я заснула под утро.

– Вас ждут через час Его Величества, – девушка забрала подушку и затрясла сильнее.

Только это было не нужно, меня словно кипятком окатили:

– Почему? А-а-а. Вернее, за что? Покалечила этих козлов датских, что ли?

– Не знаю, – девушка подала мне халат, – времени мало, надо успеть одеться.

– Да, конечно.

Наскоро умывшись и нацепив первое попавшееся платье, присела за трюмо, горничная плела косу, чтобы уложить её в узел. Скромно и со вкусом, как говорится.

И тут я вспомнила про дежурство у Теодоры, ведь именно сегодня наступала моя очередь.

– Варенька, – простонала я, – что же ты раньше не разбудила. Ведь мне к принцессе нужно было.

– Приказали вас не тревожить, – девушка споро укладывала волосы.

– Кто?

– Его Высочество, Павел Михайлович. Он пришёл с главным из свиты принцессы, пастухом их, – Варя тихонько рассмеялась, – расспросил княжну Болтину Марию Васильевну и про бал, и как потом они к ней ворваться пытались. Долго ругался на гвардейцев и распорядился дать вам отдохнуть.

– М-да, спасибо ему. Пойду сейчас опухшая со сна, – я разглядывала себя в зеркало: глаза отекли, под ними круги залегли, нос раскраснелся от рыданий.

– Припудрим, подкрасим, – улыбнулась девушка.

В дверь постучали и в спальню, не дождавшись, когда откроют, вошла Маша:

– Извините, что вот так врываюсь. Александра Николаевна, Саша, прости меня, пожалуйста, – она молитвенно сложила руки.

– За что?

Варя закончила с причёской, подколола вуаль, и я села на софу, приглашаю Марию присоединиться.

– Тебя ведь Их Величества к себе вызывают. Отправят в отставку. И всё из-за меня, – княжна всхлипнула.

– Маша, не разводи сырость. Может, наградить меня хотят? – Подмигнула ей, хотя кошки на душе не то что скребли, рвали сердце в клочья.

– Как же, наградить, – губы её дрожали, – шепчутся фрейлины, что император в ярости. Переговоры опять расстроились. Эти двое из опочивален не выходят, всё доктора к ним бегают.

– И поделом. Раскаяния у меня ни на грамм. Не надо переживать. Выгонят, уеду в поместье и заживу, наконец, в своё удовольствие. Ещё бы раз такое повторилось, сильнее приложила этих мерзавцев. Гадость какая. А ещё аристократы. Подонки.

Я повернулась к свету, и Маша ахнула:

– Сашенька, что с твоим лицом? Ты плакала? Испугалась, да? Или откат такой силы?

– Ни то ни другое, – поморщилась я, – потом расскажу. Не будем сейчас об этом.

– Подожди, – Мария приложила ладони к моим вискам и закрыла глаза. В голове перестали стучать противные молоточки, а по венам заструилась благодатная сила.

– Ну вот, – подняла веки минуты через три княжна и кивнула, – теперь другое дело.

Подошла к зеркалу:

– Машенька, ты чудо!

Лицо свежее, точно бутон розы, глаза сияют. Хоть снова на бал отправляйся.

– Мне так хочется помочь, но я мало что могу, – девушка вздохнула.

– Это большее, чем сейчас желала. Знаешь, как было стыдно идти в таком виде, будто месяц не спала.

Девушка зарумянилась:

– Спасибо, на добром слове. Правда, не держишь на меня обиды?

– Что ты, Машенька, – взяла её за руки, – мне тебя благодарить надо. Вольную сегодня получу. Не для меня эта придворная жизнь. Интриги подковёрные, сплетни, шепотки за спиной. Противно. Будто помоями облили.

– Многие за место фрейлины и не на такое способны.

– У меня свои цели в жизни, и прислуживание взбалмошной принцесске в эти планы не входило.

– Чего же ты хочешь?

– Сама пока не знаю, – вздохнула я, – магией заниматься, имением своим. Там сейчас хорошо, сирень цветёт.

Мария несколько секунд неотрывно смотрела мне в глаза:

– Прости, Сашенька. Кажется мне, что не создана ты для спокойной жизни. Наскучит быстро.

– Не знаю. Не было шанса попробовать.

– Кхм, простите Ваши Светлости, только вас ожидают, госпожа, – подошла Варенька.

– И правда, – спохватилась я, – засиделись мы.

– Я пойду с тобой, – поднялась Мария.

– Зачем? Тебя могут не пустить.

– Неважно, постою за дверью. Подожду тебя. Не смогу сейчас сидеть просто так.

– Пошли, – согласилась я, – вдвоём не так страшно.

В дверь постучали, горничная отворила, впустив Софью Дмитриевну. Сама обер-гофмейстерина за мной пожаловала. Ну всё, Сашенька, вылечу сегодня пробкой из дворца. И ну его. И Павла, и всех их.

– Добрый день, Ваше Высокопревосходительство, – присели с княжной в реверансе.

– Добрый, – сухо ответила женщина, – идёмте Ваше Сиятельство.

Мы с Машей вышли вслед за ней, Софья Дмитриевна и не глянула в сторону моей спутницы, словно той и вовсе не было. Быстрым шагом преодолели расстояние до королевских покоев. Точно, разговор ожидается приватный. Стали бы распекать при всех, позвали в одну из гостиных.

Обер-гофмейстерина остановилась, обернувшись к нам:

– Княжна Болтина, останьтесь здесь. А вы, мадам, – она наклонилась к моему уху, – молодец, девочка. Так, им гадам, и надо. И за подругу заступилась, уважаю, – она залихватски подмигнула и широко улыбнулась. Потом приняла прежний суровый вид и пошла в сторону открывающихся дверей. Нас ждали.

Мы ступили в небольшую комнатку, где сидели три фрейлины императрицы. Дверь в следующую была приоткрыта, и мне не понравилась тишина за ней, а увиденное и того больше. Тяжёлые шторы закрыты, и только свеча бросала тусклый свет на обстановку уютной гостиной. В кресле сидела Анна Александровна, тихонько постукивая сложенным веером по ладони, за ней, возле камина стоял император. Комната тонула во мраке, и даже обстановку разглядеть толком не удалось. Что за представление? Или после вчерашнего голова у монархов болит? Мне стало не по себе, по коже тонкими иголочками пополз страх. Я не боялась отставки или порицания. Даже наказания. Пугала неизвестность.

– Ваше Императорское Величество, – опустилась в глубоком реверансе, очи долу. Впервые встречаюсь с монаршей четой тет-а-тет.

Их магическая мощь подавляла, заставляя трепетать каждую клеточку тела, горло перехватил спазм, так что почти не могла дышать, сердце билось набатом в груди.

– Встаньте, дитя, – мягкий голос императрицы не вязался с её видом.

Удивлённо подняла глаза на королеву.

Лицо той было спокойным, но взор добрым. Император подошёл к супруге:

– Вы, графиня, имели вчера неосторожность причинить вред нашим гостям. Послам дружественного государства. И более того, членам свиты невесты моего сына.

Голос Михаила Романовича звучал твёрдо, однако ни осуждения, ни злости я не услышала.

Император помолчал:

– Вы знаете, что положено за преступления против посла?

Я молчала. Боялась, что сейчас моё неведение станет очевидным.

– Михаил, не запугивай бедную девочку. Она вся бледна от страха, – неожиданно заступилась за меня императрица.

– За свои поступки надо отвечать, – парировал тот.

– Позволено мне будет сказать, Ваше Императорское Величество? – Снова присела в реверансе.

– Поднимитесь, – поморщился Михаил Романович, – хотите оправдаться?

– Нет, – я смотрела прямо в глаза монарху, – и поступлю снова точно так же, если кому-то из девушек будет угрожать опасность быть обесчещенными пьяными… послами (сказать скотами, было уместнее, но ни при таких собеседниках). Я…, – набрала в грудь побольше воздуха, – готова понести любое наказание, Ваше Величество.

Внезапно император улыбнулся, и лицо его стало благодушным:

– Что скажешь, Аннушка? – Он посмотрел на супругу, а потом шагнул ко мне, – повинную голову меч не сечёт. Так у нас говорят. Вы отважны, и я ценю в своих людях такие черты. А то, что заступились за княжну Болтину, рискуя собственной службой и … жизнью. Делает вам честь. Однако наказание вам придётся понести. Чтобы калечить послов не вошло у вас в привычку, – и он совершенно плутовски улыбнулся.

Я не понимала, что происходят. Не говорят о каре с таким весёлым лицом. Или это тоже проверка? Стояла, хлопая глазами и совершенно растерявшись.

– Судя по состоянию наших гостей, – продолжила Анна Александровна и поморщилась при их упоминании, – вы достаточно сильный маг. Только с контролем у вас плохо. Посему станете обучаться владению даром с наставником нашего сына. И дворец нам больше крушить не будете. Одни канделябры с позолотой чего стоят, не говоря о том, что стены надо ремонтировать в галерее, – императрица улыбнулась и обернулась вглубь комнаты, – а вот и ваш конвоир. Ему вменяется следить за тем, чтобы вы не пропускали занятия. Это научит Его Высочество отвечать за приглашённых к нему гостей.

Из темноты к креслу шагнул цесаревич:

– Как прикажете, матушка, – сказал он, склонив голову в показном раскаянии.

Звук падающей челюсти (моей, конечно), наверное, разнёсся по дворцу. Я переводила взгляд с супругов на Павла, даже не зная, что сказать. Благодарить или просить, чтобы избавили от такой милости. Пусть лучше запрут в комнате или отлучат вовсе от дворца.

– Я вижу, дитя, за эти два дня потрясений для вас достаточно, ступайте к себе. Ваше расписание передадут завтра.

Внезапно Михаил Романович сделал шаг ко мне:

– Откройтесь.

– П-п-простите, – затравленно посмотрела на него.

– Снимите артефакт.

Я дрожащими руками, кое-как отцепила с внутренней стороны корсажа свою брошь. В панике, пытаясь поставить ментальные блоки на воспоминания о прежней жизни. Подозреваю, что это бесполезно при мощи императора. Но что мне оставалось?! Не хочу потерять ещё одну жизнь! Если узнают, что я самозванка… Вдруг сошлют в монастырь? Или того хуже, на виселицу. А увидит наш поцелуй с цесаревичем?! Мамочки, мне конец…

Михаил Романович посмотрел в мои глаза. Долго. Лицо его стало непроницаемым.

– Вы не так просты, как хотите казаться, но в ваших деяниях не было злого умысла. И… спасибо за откровенный ответ. Не терплю, когда начинают юлить или врать.

Император протянул мне брошь обратно, в которую вцепилась обоими руками, как за соломинку, для утопающего. Неужели обошлось?!

– Можете идти, – махнула веером Анна Александровна.

– Я провожу свою подопечную, – поклонился монархам цесаревич и открыл передо мной дверь.

Загрузка...