Кость в горле 2. Первая невеста

6.4

— Господин Демирия говорит, что никогда не встречал таких глаз, — переводил валледец слова кочевника, пока я терпеливо ждала, что меня отпустят.

Палец на моих губах нервировал, я хотела помотать головой и избавиться от хватки мужчины, который, очевидно, испытывал ко мне интерес определенного рода.

Его палец зацепился за мою нижнюю губу, оттянув ее, после чего кочевник сделал глубокий вдох, не скрывая своего возбуждения.

Он что-то произнес.

— Господин Демирия желает, чтобы вы присели, — валледец показал на кресло в углу комнаты, куда я подошла на негнущихся ногах.

Присев, я впервые осмотрела комнату: здесь было три больших окна, все с видом на внутренний двор, где проходили утренние сборы. Всё пространство было как на ладони.

— Господин Демирия желает знать, сколько вам лет, — перевел очередной вопрос валледец, пока я неудобно ерзала в своем кресле под неусыпным взглядом мужчины в золотом.

— Семнадцать.

— Когда вам исполняется восемнадцать?

Я поморщилась от этого вопроса. До восемнадцати почти во всех государствах я считалась ребенком, и, наверное, хорошо, что в Аракии настолько строгая вера, что люди редко нарушают ее. По крайней мере, я знала, что господин Демирия не тронет меня до того, как мне исполнится восемнадцать.

— Через девять месяцев.

Хотелось вообще сказать, что ровно через год, но вряд ли мне поверят, нужно было дать ответ, который не вызовет подозрений.

Валледец перевел мой ответ, и двое мужчин начали неспешно обсуждать что-то, пока я осматривала комнату. Время от времени господин Демирия бросал на меня взгляды, полные желания и сожаления, и я старалась не реагировать, не показывать омерзения, которое чувствовала даже от мысли, что он прикоснется ко мне.

Мой взгляд натолкнулся на предмет, который не вписывался в окружающую обстановку.

На столе, среди прочих вещей, лежал массивный металлический куб с четырьмя рычагами и металлической решеткой сбоку, обращенной к окну.

Каждый рычаг был помечен диапазоном частот, начиная с двух гигагерц и вплоть до значений выше пяти. А еще выше располагалось большое металлическое колесо, напоминавшее колесико компьютерной мыши, но покрытое множеством отметок на языке республики.

Я не сводила взгляда с этого металлического куба, пока ко мне приходило осознание.

Это было устройство управления нашими ошейниками. Отметки частот совпадали с чертежами, которые я видела в лаборатории.

— Лия! - я только сейчас поняла, что валледец в это время обращался ко мне. Решила изображать напуганную девицу и заметно вздрогнула. Этот акт разжалобил кочевника, который со смешком сказал что-то валледцу.

— Господин Демирия сожалеет, что вы так молоды. Его срок службы истекает через несколько месяцев. Но он желал бы иногда… общаться с вами в неформальной обстановке.

Что они понимали под этим? Что входит в это “общение”? Я продолжала играть роль испуганной наивной девушки, поэтому смотрела на них круглыми глазами, стараясь стать как можно незаметнее в своем кресле.

— Никто вас не тронет. Господин Демирия скучает по женскому обществу, а женщины, проживающие на территории тюрьмы, являются неприкасаемыми. Господин Демирия считает, что вы выглядите старше своего возраста, но он не предаст своих богов, поэтому вам нечего бояться. Но вам настоятельно рекомендуется согласиться на общение, - валледец смотрел на меня раздраженно, ему явно не нравилось, что он вынужден разговаривать со мной с уважением.

— А если я откажусь? - осторожно спросила я.

В ответ на это кочевник заметно осерчал, его грузное тело напряглось, а взгляд стал откровенно злобным, хотя в нем по-прежнему отражалась похоть. Несмотря на вежливый тон, я видела перед собой человека вспыльчивого и нетерпимого к неподчинению.

— Господин Демирия не может причинить вам вред, но это не касается вашего брата и вашей команды.

***

Когда я вернулась, Феликс тут же бросился ко мне, но я покачала головой и сказала, что мы обсудим это вечером.

Я очень волновалась, что кто-нибудь узнает, что мне на самом деле далеко не семнадцать. Мысль о том, что грузный кочевник прикоснется ко мне, вызывала омерзение и дрожь, осознание того, что я была тут единственной женщиной, не защищенной статусами разных каст республики Аракии, ужасало.

Вечером Феликс и я сидели в нашей "комнате", где я рассказала ему вкратце то, что произошло.

— Ты никуда не пойдешь! - категорично заявил он, я же покачала головой.

— Он сказал, что сделает нашу жизнь невыносимой, — шепотом ответила я. - Они считают, что мне семнадцать, он не тронет меня. Но я хотела поговорить не об этом. Ты вообще слышал, что я сказала? Мы можем сбежать, если уничтожим панель управления ошейникам или хотя бы временно закроем к ней доступ.

Но Феликс не слышал меня, он настолько злился и нервничал, что казалось не воспринимал и не слышал мои слова.

— Мы что-нибудь придумаем, я найду слова, чтобы убедить их. Даже если мы будем жить в "средних казармах", это не страшно, — он не отрывал от меня своего взгляда, ноздри его аристократического носа широко и гневно раздувались, челюсть была напряжена. - Не беспокойся, не волнуйся.

— Я не беспокоюсь! Я думаю о деле, о том, что нужно делать, — ответила громче, чем требовалось, пытаясь достучаться до Феликса. Сейчас он мне напоминал себя же, когда называл меня "чревом" и словно не видел и не слышал ничего вокруг. — Пожалуйста, давай поужинаем. Ты придёшь в себя, и мы обсудим это вновь.

Но после ужина нас ожидала очередная неприятность: у Бровастого начался приступ, он упал на пол, и мы вызвали медика. Последний сказал, что они уведут Бровастого и освободят его, но это так напугало мужчину, что он смог прийти в себя и даже убедил медика, что всё не так уж плохо. Наросты на его руках были огромными, он давно не мог работать и обычно сидел в стороне, пока мы выполняли его долю.

Ночью, лежа в кровати, я размышляла о том, как обезвредить панель управления. Ну почему я не родилась попаданкой с хорошим знанием физики и технологий, ну или хотя бы сохранила школьную память? В мою голову не приходило ничего, кроме клетки Фарадея. Но у меня, по сути рабыни, не было никакой возможности организовать что-то подобное, даже если бы это сработало.

Вдруг сзади ко мне прижалось напряженное, сильное тело. Феликс обнял меня руками и ногами, буквально вжав в себя.

— Что ты делаешь? Здесь не холодно, — тихо спросила я, хотя сердце мое забилось в бешеном ритме.

— Мне холодно. Мне очень холодно, — прошептал в ответ Феликс, продолжая прижимать меня к себе. — Ты никуда не пойдешь, ты не пойдешь к этому уроду, слышишь? Я не могу быть с тобой там, не могу тебя защитить, значит ты никуда не пойдешь, — я чувствовала его взволнованное сердцебиение и учащенное дыхание.

Феликс явно все еще нервничал. Он не понимал, что нужно думать не об этом, а о том, как нам выбраться. Если не начать действовать сейчас, то через девять месяцев кто-нибудь сообразит, что мне уже "восемнадцать" и можно будет принудить меня к сексу шантажом.

-Послу…

-Нет, ничего не говори. Дай мне просто пять минут, и я успокоюсь, - Феликс сделал глубокий вдох, а я уже хотела обсудить с ним мои идеи для побега, когда почувствовала как он аккуратно убирает волосы с моего плеча и начинает целовать его, приближаясь к шее.

Сердце забилось еще сильнее, а в груди появилось тяжелое чувство. Феликс просунул руку под мою рубашку, касаясь горячими ладонями моих ребер. Это прикосновение пронзило меня насквозь, эта часть моего тела всегда была скрыта под одеждой, и мужчина никогда не касался ее. В этой жизни.

Я не была наивной, но меня сковывало смущение. Никогда раньше я не испытывала таких эмоций в объятиях мужчины.

От внезапного прилива адреналина я едва соображала. Что мы делаем? Никто из нас сейчас не спит и даже не изображает что спит, мы не сможем делать вид, что ничего не происходит на следующий день. Или сможем?

По крайней мере, я находилась к нему спиной, и мне не нужно было смотреть в его глаза.

Словно прочитав мои мысли, Феликс развернул меня к себе лицом. Я ощутила, насколько близко мы находились друг к другу. Наши дыхания смешались, и он не отводил от меня взгляда. Я тоже не могла отвести глаз, словно он поймал меня в ловушку. В его глазах не было ни тени сомнения, только напряжение и решимость. Его взгляд перемещался с моих глаз на мои губы и обратно.

Через мгновение Феликс притянул меня за затылок и страстно поцеловал, вырвав из меня тихое мычание.

Когда его язык коснулся моего я почувствовала возбуждение и тяжесть внизу живота, настолько сильные, что мне захотелось сжать ноги. Феликс касался языком моего нёба, боролся с моим собственным языком, иногда зубами проводил по моей нижней губе. Я не могла сказать сколько это продолжалось, но вскоре Феликс на секунду отстранился, и начал медленно и нежно целовать меня, иногда едва касаясь, в уголок губ, в щеки, в шею, будто извиняясь за первоначальную грубость.

У меня в голове была полная каша из эмоций и возбуждения. Я не хотела отталкивать мужчину, который столько для меня здесь делал, который оберегал меня от малейшего волнения, не говоря уже о том, что я банально хотела его, сигналы моего тела невозможно было перепутать. Слегка застонав, я сама глубоко поцеловала его, после чего решительно оттолкнула, уперев руку в его грудь.

-Нет, - прошептала я. - Вокруг куча людей, и такое поведение совсем не братское.

Наверняка мое тяжелое дыхание, возбужденный взгляд и припухшие влажные губы просили совсем о другом, но такие моменты слабости для нас непозволительны. В холодных "средних казармах" мы могли делать вид, что согреваемся, и нас даже видели в таком положении по утрам, но здесь у нас не было никаких оправданий.