Кровавая Ведьма

Глава 18. День смятения, ночь откровений

— Может, хватит уже?

— Нет.

— Волк, — и тут послышался тяжелый вздох, да такой знакомый! — Сидя у кровати, ты ей не поможешь. Только себя изведешь.

— И?

— Упрямый… Ну, хоть поешь. Ника мне голову оторвет, если ты рядом сляжешь. Что мне ей сказать, когда она очнется? Он выжил в огне, но героически подох от изнеможения?

— Скажешь, что посчитаешь нужным.

— Волк…

— Оставь, Ирбис. Я не хочу есть.

— Слушай, — где-то раздались приближающие шаги, а затем усталый вздох уже совсем рядом, хотя и всё равно очень смутный, едва ли не как под водой. — Ты волнуешься, понимаю. Я тоже. Но Ника крепкая, еще и не из таких передряг выбиралась.

— Я бы предпочел, чтобы она в них не попадала.

— Я тоже, Волк. Я тоже…

Не выдержав першения в горле, я всё ж таки закашлялась, просыпаясь окончательно. И даже попробовала открыть глаза, что получалось плохо — как будто пелена какая разлилась перед ними. Но что почувствовала сразу, так это нежный, но насыщенный, фруктовый аромат, доносившийся как будто отовсюду одновременно!

— Никуша, — раздалось сначала очень мутное, как сквозь вату в ушах. А потом в них что-то щелкнуло, и я услышала ясное, мурлыкающее. — Очнулась, душа моя!

— Скорее уж воскресла, — хрипло, как больная ворона, произнесла, пытаясь разглядеть хотя бы потолок. Очень уж хотелось глаза протереть, чтобы от мутной пелены избавиться, но внезапно оказалось, что собственные руки двигаться не хотят. Пришлось, как тот пенек, просто моргать пересохшими глазами.

И вскоре зрение, нечеткое, еще зыбкое, но всё ж вернулось.

И первым, кого я увидела, стал сидящий у кровати Волк. Да… спокойный такой, даже не хмурый.

Вздыхала я уже привычно:

— Ругаться будешь?

— А есть смысл? — иронично вскинул бровь черноволосый маг. А после, явно подавив хмык по одной глупой ведьме, спокойно протянул руку, чтобы положить ее мне на лоб. — Как себя чувствуешь?

— Как сушеное яблоко, — честно призналась я. И невесть от чего решила пожаловаться, да жалобно так получилось, что сама от себя не ожидала. — Голова болит.

— Еще б она не болела, — послышалось кошачье фырканье сбоку, и, кое-как повернув голову, я все ж таки разглядела недовольного Ирбиса. Он рядышком витой каменный столбик подпирал, пока Волк, хмурясь, взял меня за руку и, зажав запястье пальцами, принялся считать пульс. — Дымом ты надышалась знатно. Еще и напоили тебя черт знает чем. Ты что-нибудь помнишь?

— Молоко горчило, — смутно припомнила я. Все воспоминания как будто плавали, и казались очень далекими. — Думала, что подгорело. Ты отправил?

— Отправил-то я, — зло хмыкнул беловолосый маг. — А вот что туда сыпанули по дороге — неизвестно.

— Полынь, — вместе с Волком я тоже свои удары сердца считала. Получалось плохо, конечно, но выводы сделать смогла. Зазря, что ль, столько лет учебе отдала? — От того я и проснуться не могла, и силами пользоваться. Похоже, кухарка меня за нечисть приняла.

— Она же не для людей, — напомнил мне Волк. Руку он мою в покое уже оставил, и теперь, стараясь сильно не тревожить и без того больную голову, осматривал висок, бережно, аккуратно прикасаясь к, по всей видимости, ране.

Ну, точно. Я же когда падала, обо что-то треснуться ухитрилась!

— Только что сорванная — да. И сушеная тоже, — едва дыша, ожидая боли от уверенных, теплых пальцев, просветила я. Правда, зря только ежилась, ничего страшного Волк так и не сделал. — А вот если в питье насыпать, да еще и много, любую ведьму с ног собьет. Лекарство сверх меры — яд для кого угодно.

Маги между собой переглянулись, как бы разговаривая без слов.

А я, наивная, в это время сесть попыталась. Только куда там! Сил так мало было, что я обратно на подушки откинулась, застонав:

— Что ж так плохо-то?

— А ты как хотела, душа моя? — с сочувствием изумился Ирбис. — Скажи спасибо, что Волк успел вовремя, и ты вообще жива осталась.

Я с удивлением посмотрела на обоих мужчин. Это значит… значит, тот волчий вой мне не почудился?

— Тебя сначала отравили, — снова протянув руку, черноволосый маг неуловимо-нежным движением большим пальцем стер пот, выступивший над моей верхней губой. Голос его звучал с привычной хрипотцой, но как-то очень уж невесело. — Унесли в лес, и там, в заброшенном доме, пытались сжечь.

— Но, — прозвучало это очень странно и жутко, но я всё еще не понимала. — Кому это надо? Лису?

Волк неожиданно прикрыл глаза, скрывая все эмоции в них. Вместо него ответил такой же хмурый Ирбис, сунувший руки в карманы белоснежных же, по обыкновению, штанов:

— Да если б. Никуш, при всей ситуации, Лис кровно заинтересован, чтобы ты осталась жива и невредима. Тут всё намного проще — это сделали местные. На некоторых ведьминский приворот подействовал куда сильнее, чем мы думали. И некоторые мужики решили отомстить за свою потерянную «любовь». Дождались ночи, пришли за тобой, а ты, благодаря кухарке, даже не проснулась. Хозяйский флигель палить они побоялись, в особняке было слишком много магов. На помощь пришла заброшка, когда-то играющая роль охотничьей усадьбы.

— Это не их вина, — тяжело вздохнула я, невольно ежась. Разом как-то вдруг прохладно стало даже под одеялом… Или мне только так показалось? — Это всё ее магия поганая. Их лечить надобно, а не судить.

— Еще чего, — зло усмехнулся Волк. — Еще скажи — простить и забыть.

— Но они же…

— Не стоит, Никуш, — вмешался непривычно-категоричный Ирбис, гася на корню все возможные пререкания по этому поводу. — Покушение на тебя — не то, что мы можем спустить с рук. С кухаркой еще пусть новый владелец особняка разбирается. Но об остальном даже не проси. Лучше скажи, чем тебя лечить, красивую такую. Наша магия бессильна, а местным лекарям Волк не доверяет.

А он когда-то кому-то вообще доверял? Раньше хоть своей пятерке, а теперь так вообще, одни вопросы! Но вслух я задала совершенно иное, наконец, догадавшись хоть немного оглянуться по сторонам. Балкончик, конечно, был чудесен: узкий, прямоугольный, с каменными перилами и витыми столбиками, заставленный тяжелыми вазонами с разнообразными цветами. Но ничего подобного я в особняке не видела!

— А где мы вообще?

— Как оказалось, в городе сдают не только комнаты, но и неплохие гостевые домики, — окинув по сторонам балкон, на котором стояла моя кровать, пара кресел и столик, а всё остальное буквально утопало в зелени из подвесных кашпо, откликнулся Ирбис. — Мы выкупили один ненадолго. Здесь прелестный фруктовый сад, тебе понравится. И свежий воздух будет полезен.

Я сразу же шумно повела носом, по-новому оценивая обстановку.

Так вот, чем так сладко пахнет!

— Персики? — едва глянув на моё изменившееся выражение лица, понимающе усмехнулся Волк.

Вот же… И когда он, скажите, проницательным таким стал? Иль у меня всё на лбу крупными буквами написано? Ну, тогда б и Ирбис не удержался, чтоб свое слово вставить, да не одно!

И всё ж соблазн оказался слишком велик.

— А можно? — жалобно посмотрела я на него, с трудом, но всё ж переворачиваясь на бок.

— Если скажешь, чем тебя лечить, а потом поспишь, — выставил он ультиматум, получше натянув на мои плечи пуховое одеяло, спрятанное в белый, накрахмаленный пододеяльник. — Ну?

— Сироп корня солодки и отвар из цветов липы, — под таким убедительным, но пока еще безобидным напором пришлось сдаться мне.

Ну не могла я устоять перед таким соблазном! И этим взглядом его…

Не могу я себя сдержать, когда он заботливый такой — сразу в какого-то ребенка превращаюсь.

И вот ведь, какое диво получается. Сколько лет прошло, а как будто и не было ничего. Я всё еще знаю, что стоит мне захотеть чего-то странного, быть может, запретного, на что обязательно не согласятся другие — он это сделает. Поворчит, поворчит, но сделает!

Если подумать и вспомнить, Волк всегда мои просьбы исполнял, хоть и вид делал, что ему никакого дела до меня нет. То в чужой сад за персиками лазил, то из искр костра хороводы устраивал или коленки мои разбитые лечил, то вообще — дорогущую куклу подарил…

Куклу!

— А где Лили?!

— Спокойно, — и угомонить меня одним лишь выразительным движением брови всегда мог только он. — В порядке твоя фея. Скоро привезут.

— Ага, — насмешливо подтвердил Ирбис. — И тебе бы лучше поспать, пока ее нет. Своей болтовней она точно покоя не даст.

— Это уж точно, — вздохнув с облегчением, я сползла обратно на мягкие, прохладные подушки.

На душе сразу как-то спокойно стало, умиротворенно. И спать захотелось, да так сильно, что не будь я изначально проклятой, я б подумала, что меня усыпить решили!

— Спи, — едва уловимое прикосновение к щеке я скорее угадала, чем почувствовала. — Ирбис за тобой присмотрит.

Хотелось спросить, почему не он… но сон оказался быстрее, чем мысли. И на сей раз сон спокойный, лечебный, безо всяких тревог и странных, чудаковатых видений.

Уж не знаю, сколько проспать успела, но проснулась только один раз — вроде как неподалеку шум какой-то раздался, да громкие, знакомые голоса.

Но глаза только открыла, как смолкло всё вокруг. А, может, этого и не было вовсе, так, почудилось с полудремы. И я вроде даже как думала встать, чтобы убедиться, и ноги размять заодно, но вдруг стало так лениво. Где-то неподалеку тихо, размеренно шуршали листвой фруктовые деревья, а ласковый ветерок нежно гладил лицо, успокаивая. Было очень свежо лежать так, на балконе, но теплое одеяло неумолимо брало в свой мягкий плен. Закатные лучи солнце будто уговаривали еще поспать…

А на тарелке, на крохотном столике у кровати, заманчиво показывая пушистые розовые бока, лежали свежие, сочные персики. Крупные такие, один к одному, а хорошие, как с картинки! Я даже пальцем дотронулась до одного, чтобы убедить, реальные они, иль приснились.

Так и засыпала с невольной улыбкой на перепачканных сочным нектаром губах и очередным персиком в руке, съесть который уже не хватило сил.

А вот просыпалась уже от рассерженного, знакомого до боли шипения:

— Ну, нет. Первый раз — ладно, второй еще куда не шло. Но нельзя же дрыхнуть сутками без лекарств!

Глаза я открыла тут же, разозленный голос своей феечки признав, правда, сразу сообразить, где нахожусь, не сумела. На балконе царил полумрак, который бывает сразу после заката, немного разбавляемый подвесными магическими фонарями. Стало еще прохладнее, но еще терпимо, а Лили, ворча, суетилась у столика, отсчитывая капли знакомо пахнущей микстуры в большую серебряную ложку.

А уже у запомнившегося витого столбика стоял… Ворон?

Я даже сморгнула пару раз, чтобы убедиться, не сон ли это. Но нет, на балконе действительно стоял один из зверей Воплощенных, которого я еще не столь давно у Школы Ворожей видела!

— Прости, — встретив мой оторопелый взгляд, молодой маг развел руками и виновато, совсем как раньше, улыбнулся. — Я пытался ее остановить.

— Ты, — не поверив собственным глазам, я почти задохнулась. И не понять, что точно послужило тому виной — то ли отравленный дымом организм, то ли возмущение от его присутствия! — Что ты здесь делаешь?!

— Знамо что, — не правильно поняв причины моего гнева, сердито бросила через плечо моя куколка, не прекращая нехитрых манипуляций с лекарствами. А, может, у нее и собственный повод поворчать проявился? — Меня сюда привез!

Час от часу не легче. Они чего, все по очереди объявиться решили, аль снова всю пятерку вместе собрать? Неужто даже про свой разлад решили забыть? Так это лично для меня ничего хорошего не значит!

— А… зачем?

— То есть как зачем?! — резко обернулась ко мне Лили, взметнув рыжими кудрями и пышной юбкой заодно. — Ты мне что, не рада?

— Да я… — не успела я даже попытаться оправдаться, как в рот мне сунули ложку, заставляя проглотить сироп, имеющий очень, ну очень специфический вкус и запах. А следом в ладони втиснули кружку с еще теплым отваром и наказом:

— Пей, давай, пока я добрая. Нет, ну вот не на секунду, ни на секундочку тебя нельзя оставить!

— Кипятиться прекрати, — сделав всё-таки глоток, серьезно попросила я, окончательно переставая понимать, что происходит. И на одного из Воплощенных зверей старалась не смотреть даже мельком. — И расскажи всё толком. Ты ж в особняке с Ирбисом была, на кухне!

— Так знамо дело, — фыркнула она, медную прядку со щеки сдувая. Ручки фарфоровые на груди сложила, а потом, передумав, чашку мою наклонила, что б я еще отпила. — Не отвлекайся. Пей, а то провалялась без дела не знамо сколько. Так вот! Мы на кухне были, отвары, что ты просила, доваривали, когда по поместью шум прошел, мол, горит в лесу что-то. Я даже понять толком не успела, ну, горит и горит, нам-то что? А белокурый этот, Ирбис, как почуял что, в гостевой флигель сразу кинулся. И там тебя не нашел! Уж что дальше было, я не поняла, чего он там магичил. Вот только вскоре явился твой чернявый, вроде как из ниоткуда, но злой, как тысяча чертей! Да не один, а вот с этим. Они с Ирбисом в лес кинулись, а меня вот с ним в поместье оставили, за всем приглядывать. Я сразу поняла, что с тобой что-то приключилось. Но меня не пустили!

— Когда Ирбис сообщил, что с тобой что-то случилось, Волк нас с Дрейком в столицу вызвал, — счел нужным пояснить Ворон, хотя его вроде как не спрашивали. Стоял он спокойно, но как когда-то прежде, голову в плечи не вжимал. Как будто действительно вырос! — За Лисом надо было присмотреть, да и за поместьем, которое уже ославилось на всю империю, тоже. Дрейк остался в Калами, а меня позвали сюда. В городе опасно, а твоя фея умеет нажить неприятностей.

И тут он мне подмигнул едва заметно.

Я лишь фыркнула, невольно признавая — да, видно было невооруженным глазом, что за время, пока мы не виделись, он заметно вытянулся, окреп и возмужал. Хоть и всё еще оставался молодым и очень, очень красивым, но смущаться по каждому поводу перестал. Разве что темные волосы до плеч, с красноватым отливом, до сих пор топорщились, как мягкие перышки.

И одежда до сих пор вся в том же цвете — темно, тёмно-красная, будто старинное, дорогущее вино.

Алый Ворон… Ворон он и есть!

— Чего это? — гневно посмотрела на него Лили, сжимая кулачки и пряча их в складках пышного серебристо-зеленого платья. — Я если и приголубила кого по дороге, так за дело!

— А я разве спорю? — очаровательно, так, что явились ямочки на щеках, улыбнулся Ворон.

И моя поганка въедливая даже сразу не нашла, что ему ответить!

Я так и вовсе, отвар допивала, находясь здесь, на балконе, и где-то помимо него одновременно.

Бред. Это всё какой-то бред воспаленного сознания!

Ведьма, особняк, пожар… Лили, которой одной из Воплощенных зверей глазки строит. А она как будто и не против вовсе. Интересно, это всё наяву, или мне дым все-таки отравил мозги и разум? А, может, я вовсе умерла на пожарище, и нахожусь в ином мире?

— Нет, ну ты слышала? Ник? Доминика!

— Знаете что, — подняла я на них уставший взгляд, внезапно устав бороться с реальностью, к которой оказалась абсолютно не готова. — А идите ка вы отсюда? Оба!

— Ты, — вспыхнула моя куколка, не ожидавшая такого подвоха. Посмотрела, посмотрела, да и догадалась, наконец, ладошкой мой лоб потрогать. И вздохнула с заметным облегчением. — А-а. Отвар подействовал. У тебя жар поднимается.

— Угу, — мрачно буркнула я, складывая руки на груди, да так и сползая по подушке. — И потому я хочу спать. Очень.

— Так может… — засуетилась было моя помощница, но вдруг была остановлена Вороном, который бесцеремонно и крайне ловко, будто всегда так делал, уцепил ее под локоток.

— Не надо, Лили. Сон — лучшее лекарство. Доминике порядком досталось за последние дни.

— Да, но, — попробовала протестовать она, еще и каблучками в мраморный пол. Но маг был непреклонен:

— Идем. Лекарства ты ей дала, всё остальное сделает природа.

Прав он был, конечно. После пожара, да дыма, которым надышалась, мне много не требовалось, разве что много спать, да дышать свежим воздухом. А сироп, да отвар так, для ускорения всех процессов, легкие почистить и организм укрепить. Такое отравление обычные маги в два счета лечат, но у меня ж не всё, как у людей!

Правильно Звери сделали, что кровать на балкон перенесли.

Но неправильно, что всем скопом снова в жизнь мою явились, с ног на голову ее перевернув. Но как повернуть теперь всё, как было? Назад, увы, дороги нет. И смириться с этим надо. Вот только как это сделать, покуда каждый раз при виде их сердце кровью обливается?

Нет, не надо было мне пить отвар, от него только хуже стало. Мысли — одна тяжелей другой пришли, лоб вскоре испариной покрылся, а дышалось тяжко, прерывисто. И вроде сон пришел сразу, да не спокойный он был, урывками. Еще и тело ломило всё, от чего я ужом на простынях вертелась, то и дело одеяло скидывая. Не отдых, а кошмар!

И только гадать оставалось, кто всё это время меня укрывал и влажным платком лицо с шеей утирал — я всё это чувствовала, только проснуться никак не могла. И, в конце концов, уснула глубоко и крепко, так, что ничего уже не чувствовала совсем. Всю заразу отвар из тела выгнал, и теперь давал ему передых.

Наверное, от того я и не проснулась сразу, тонкие, нежные звуки услыхав.

Сначала они легонькие были, будто щекотка. А потом тихонько, словно кошка влажным носиком, ткнулась в шею, побуждая проснуться. Простенькая мелодия, иногда повторяющаяся, с ласкающими переливами, она негромко растекалась по округе, вторя шумевшей листве. Или наоборот, природа тихо подпевая, шелестела мелодии в ответ? И такой нежной она была, что даже не верилось.

Я не сразу поверила в нее даже, и села, оглядываясь по сторонам. И отыскав источник звука, еще с минуту наблюдала, пытаясь осознать, правда ли это, или чудится опять.

А неподалеку, сидя прямо на полу, привалившись спиной к перилам, на тонкой белой флейте играл Волк.

Хотелось даже глаза потереть, уж слишком необычно было видеть его таким… спокойным. Глаза его были закрыты, мелодия продолжала ласкать слух, а сильные пальцы лениво, но не без изящества, перебегали по музыкальному инструменту.

И не смотреть на него сейчас не было никаких сил. Таким одиноким он казался, неуловимо родным. До зуда в кончиках пальцах хотелось к нему подойти, присесть рядышком и…

— Разбудил? — нарушая ход моих смутных мыслей, негромко усмехнулся мужчина, свою песнь на незавершенной ноте прекращая. На меня он не смотрел, лишь музыкальный инструмент, совершенно непривычного для него цвета, протер шелковым платком, едва касаясь — и тут фруктовые деревья, будто сожалея, нелегко вздохнули в ответ. Миг, и флейта каким-то привычным жестом скрылась во внутреннем кармане черной кожаной куртки, а я неуверенно произнесла, кутаясь в одеяло:

— Не знала, что ты играешь.

Маг с ответом тянуть не стал. Только голос его, вроде как ровный, прозвучал с нотками сожаления:

— Научился. Нужно было чем-то занять время, пока магия не вернулась.

Я только поежилась, не зная толком, что сказать в ответ. Только сейчас, почему-то, мне стало ясно, насколько же тяжело в то время пришлось всем, а не только мне. Привычный мир рухнул в одночасье для всех, и каждому нужно было учиться жить по-иному.

В одиночестве.

Поднявшись с кровати, забыв про тяжелое одеяло, я подошла к магу, привычно прихрамывая на первых нескольких шагах. Остановилась напротив и, склонив голову набок, взглянула на мужчину совершенно по-новому. Пыталась отыскать в его лице новые черты, находила их, и всё равно без труда угадывала старые. Мне хотелось понять, что изменилось в нем за это время, а что осталось неизменным.

И меньше всего ожидала равнодушного хмыка, как и такого же взгляда невыносимо-черных глаз:

— Замерзнешь.

Неопределенно пожала плечами в ответ, переступая босыми ногами по холодному мрамору. Разве это так важно сейчас?

Но вместо ответа Волк, легко оттолкнулся ладонью от пола и одним слитным движением оказался на ногах. И, подхватив меня на руки, без лишних эмоций понес в сторону кровати. Я только лишь успела, что слабо запротестовать по дороге:

— Я не хочу спать.

Его ответ, как всегда, был насмешлив и беспрекословен:

— А я разве спрашивал?

— Ты никогда не спрашиваешь, — пришлось надавить на его совесть, заодно чуть царапая ногтями его крепкую шею. Хотя это так слабо, тихо и неуверенно вышло, даже как-то по-детски. — А я не хочу.

И он вдруг передумал.

До кровати оставалось каких-то два шага, когда он, развернувшись, опустился в одно из кресел, усаживая меня к себе на колени. Одернул подол нижней рубашки, прикрывая всё, что мог, и иронично изогнул бровь, откидываясь на высокую плетеную спинку:

— Так лучше?

Я промолчала, чувствуя себя неловко — неуклюжей, сонной и почти раздетой. А после неуверенно кивнула, едва-едва расправляя шелковый подол на коленках, тщетно пытаясь прикрыть покрытые шрамами лодыжки… И проделано это всё было вовсе не от холода.

Просто такого Волка я едва ли знала.

Да и знала ли я его когда-нибудь вообще?

Равнодушный, бесстрашный, самоуверенный, гордый и непоколебимо-спокойный — таким я его помнила. А еще знала тем, для кого не существовало рамок и запретов, лишь только те, что он устанавливал для себя сам. У него не было привязанностей, слабостей и недостатков.

Но кого теперь я видела перед собой?

Я терялась в этих ощущениях. И что теперь делать с этим не знала.

— Что тебя беспокоит, Доминика? — удивительно, но о моем самочувствии он не спрашивал. Наоборот, смотрел прямо, будто прожигая своим непередаваемо-прожигающим взглядом, который, казалось, всегда смотрел всегда прямо в душу, играючи угадывая самые потаенные желания. Это всегда смущало и злило.

Но теперь же я лишь пожала плечами.

Всё давно изменилось безвозвратно, разделяя наш мир на «до» и «после».

— Как будто у меня поводов мало, — задумчиво протянула в ответ. — И думать вовсе не о чем.

— Расскажи, — внезапно предложил он, но я лишь пожала плечами.

— Разве это что-то изменит?

— А вдруг?

— Я помню, — невольно улыбнулась я. Правда, улыбка эта вышла скорее грустной, чем ностальгической. — Лучше миг жалеть, что попробовал, чем всю жизнь сожалеть о том, чего даже не попытался.

Странно, но Волк ответил не сразу. И смотрел в это время не на меня, а куда-то мимо, будто в пустоту. А потом вдруг перевел взгляд, и я едва не вздрогнула, когда его невыносимо-черные сейчас глаза вдруг на миг блеснули мистически-желтым цветом:

— Действительно. Глупо сожалеть об упущенных возможностях.

Думала ли я, что именно так закончится этот разговор? Вовсе нет!

И меньше всего я ожидала, что мужские руки, чей жар ощущался сквозь тонкую ткань сорочки, как раскаленные угли, обхватят мою талию. Миг, и одна ладонь скользнула вверх по спине, вторая уверенно легла на затылок, не давая отвернуться, а губами уверенно завладели мужские губы…

Почему я не отвернулась — одним богам известно.

А почему почти без сомнений ответила — сама не поняла!

Его губы были настойчивыми, но мягкими. Они умело пробовали на вкус, боясь испугать своим напором, дразнили и ласкали одновременно, успокаивая и вызывая необъяснимый трепет в груди. Нет, даже не в груди — вместе с мурашками, покрывшими руки, кажется, внезапно проснулись те самые, необъяснимые бабочки в животе…

Кажется, этой ночью я окончательно решила сойти с ума.

Я даже не поняла, кто из нас тогда остановился первым. Помню лишь только бешеный стук собственного сердца, и жилку, предательски-быстро бьющуюся на его виске. И как он усмехнулся, прислоняясь своим лбом к моему:

— Глупа ведьма.

— Бездарный маг, — тихонько ответила ему тем же, и почувствовала, как объятия стали только крепче. Скользнула носом по теплой, вкусной пахнущей мужской шее, и добавила, замирая, отчаянно боясь разрушить волшебное мгновение. — Я бы тебя всё-таки уволила.

— Непременно, — послышался теплый, бархатный смешок, и мужские пальцы скользнули в мои волосы на затылке. — Когда станешь Верховной Ведьмой Ансгара.

Не обращать внимания на подобные заявления было слишком сложно даже для меня. Точнее, для меня так особенно! Но, то ли волшебство вечера сделало своё дело, то ли игра на флейте так повлияла, а может, сказалось падение последних запретов и сомнений…

Однако теперь я лишь фыркнула:

— Держи карман шире. Ни за что и никогда!

Сказала — и тут же чуть не взвизгнула, когда этот полоумный резко поднялся, да еще и меня на руки поднял! Пришлось срочно за его шею хвататься обеими руками, чтобы не упасть. А он еще и уточнил так… невозмутимо!

— Что, прости?

— Нечестно, — охнула я, едва ли осознав, в какой опасности внезапно оказалась, благодаря своему болтливому языку. Говорила мне бабушка, нельзя мужскую честь задевать, да в их способностях сомневаться. Они ж, глупые, тут же побегут обратное доказывать! — Посади, где росло!

— А вот это вряд ли, — усмехнувшись, маг в два шага оказался у кровати и осторожно, даже бережно сгрузил мое мелкое тельце на пуховую перину. Еще и одеяло сверху накинул! — В ближайшее время возвращаться в твою деревню я не собирался.

— А в дальнейшее? — невесть как углядев в его словах двойной смысл, высунула я из-под одеяла свой любопытный нос.

— Поживем — увидим, — склонившись надо мной, опираясь только на руки, и оказавшись очень близко, произнес он с той самой, привычной ухмылкой.

И придавать значение его словам я не стала. Только руку протянула, дотронувшись до морщинок у него на лбу, невольно хмурясь:

— Когда ты спал в последний раз?

Волк не ответил, невнятно повернув головой. Конечно, когда ж он свои слабости признавал? Из все пятерки самый упрямый, другого такого упрямца во всем Ансгаре не сыщешь! И что с ним таким делать прикажете?

Пришлось как всегда на хитрость идти. Правда, чтобы его с места сдвинуть, пришлось постараться. За руку ухватила, да потянула, поворачиваясь, локтем на сгиб его локтя нажимая. И нагло на его плечо улеглась, одеяло к груди подтягивая. И магу ничего не оставалось, как за моей спиной лечь, мне в макушку усмехаясь:

— Упорная, да?

Я только фыркнула, невольно прижимаясь к крепкому, теплому мужскому телу, надежнее которого, казалось, нет никого на всём на белом свете:

— Нет. Мне просто спать захотелось. А ты всего лишь немного теплее одеяла.

— Почту за честь.

— Всё, — укоризненно цыкнула на него через плечо. — Спи давай. Я устала.

В ответ раздался тихий, чуть хриплый смешок, и на мою талию, наконец, легла тяжелая мужская рука.