Кровный долг

Глава 3

Деми

Выглядывая из-за жалюзи в пятый раз за последний час, я проверяю, нет ли полицейских. Учитывая, что люди, с которыми я столкнулась вчера вечером, были замешаны в какой-то мафиозной драме, я сомневаюсь, что они вызвали полицию. Это не значит, что владелец клуба этого не сделал. Вероятно, есть кадры, где я втыкаю нож в волка. Если власти это получат, они смогут использовать программное обеспечение для распознавания лиц или какую-нибудь магию вуду, чтобы найти меня.

Я не хочу в тюрьму.

Убийство волка было самозащитой. Мне нельзя предъявить обвинение. Или, по крайней мере, я так не думаю. Я не набралась смелости позвонить Лекси. Она учится на втором курсе юридической школы и знает ответ.

— Деми, — Лекси стучит в мою дверь, прежде чем снова окликнуть меня по имени. — Деми, открой.

Я щурюсь в сторону двери, задаваясь вопросом, как она узнала, что мне нужна ее помощь. Ее интуиция не самая лучшая.

Она не собирается вызывать на тебя полицию. Она даже не знает, что ты убила супера.

Отбросив подозрения, я впускаю ее.

На ее лице застыла широкая улыбка, и она смотрит на меня, ее губы нахмурились. Она машет рукой перед моим телом.

— Это не лицо человека, который переспал. Если ты не ушла с каким-то красавчиком, куда ты пошла?

Я ловлю телефон, который она мне бросает.

— Спасибо. — говорю я телефону и втягиваю ее внутрь.

— Я собиралась войти, блин, — Она перекидывает свои медовые светлые волосы через плечо и приподнимает бровь. — Почему ты оставила меня?

Решение не рассказывать Лекси о драке и моем последующем убийстве волка не имеет ничего общего с доверием — я доверяю ей безоговорочно — это больше связано с тем, что я не испытываю ни капли раскаяния из-за того, что убила кого-то. Я знаю, что это была самооборона, но нормальные люди чувствуют себя более потрясенными.

Они плачут.

Я не плакала, когда взобралась по пожарной лестнице и проскользнула в окно гостиной.

Время исповеди? Я смеялась.

Вчера вечером я упала на диван и разразилась приступом смеха, пока у меня не заболел живот, и я не осознала, что вся в крови, а затем встала, чтобы принять душ.

Я даже попросила химчистку забрать кожаное платье (после того, как я его вытерла), чтобы почистить его.

Что за человек так поступает?

Вот почему я пока держу в секрете этот психопатический и, возможно, социопатический эпизод. Возможно, раскаяние придет позже.

Лекси воспринимает мое молчание как нечто значимое, и я вижу, как ее ум работает, гоняясь за своими мыслями, пока она не говорит:

— Кевин — засранец.

Я киваю и иду за мороженым из морозилки. Лекси берет две ложки с моей чистой полки для посуды и следует за мной в гостиную. Она даже не спрашивает, хочу ли я мороженое в десять утра.

Сажусь на диван и открываю контейнер, сжимаю губы и пытаясь выдавить из себя что-нибудь. Она ждет срыва. Расставания требуют мороженого, но из-за всего, что произошло прошлой ночью, я не в состоянии справиться с болью, которую испытывает мое сердце из-за предательства Кевина.

Все, о чем я могу думать, это то, что я сертифицированный социопат категории А. Или, может быть, псих. Я плачу, когда показывают грустную рекламу собак, так что я не полная уродка, верно?

Лекси опускает ложку в мороженое Moose Tracks и вздыхает.

— Ты заслуживаешь большего, чем этот засранец, понимаешь?

— Да. — бормочу я. Мороженое тает на языке, но его вкус не впечатляет меня так, как обычно. У меня в желудке слишком много узлов из-за возможного заключения в тюрьму.

Да, я придурок. Меня больше беспокоит тюремное заключение, чем убийство человека.

Лекси задержится здесь еще на некоторое время. Когда она идет в ванную, я тороплюсь и заглядываю через жалюзи. Я не нахожу полицейских, но мой взгляд останавливается на гладком убитом внедорожнике с черной тонировкой стекол, ониксовыми дисками и темными тонированными фарами. Я прикусываю губу.

Я никогда раньше не видела эту машину. Ни у кого из моих соседей нет чего-то такого хорошего. Я не думаю, что полицейские ездят на поездках стоимостью в сотни тысяч долларов.

Нет. Эта машина для кого-то важного.

Важнее меня. Вот почему для меня это ни в коем случае не может быть здесь. Точно нет.

— На что ты смотришь? — спрашивает Лекси.

Отвернувшись от окна и ударившись о стену, я держусь за грудь.

— Господи, Лекс, ты меня напугала до чертиков.

Она хихикает и приближается. Я начинаю говорить ей не смотреть, но понимаю, что это прозвучит безумно. Ее глаза расширяются, когда она видит машину.

— Вау. Ты знаешь, насколько дорогой этот внедорожник? — Ее голубые глаза метнулись на меня, а рот приоткрылся.

Я киваю.

— Действительно дорого.

Лекси фыркает.

— Действительно, очень дорого. Примерно сто пятьдесят тысяч, Деми.

У меня перехватывает горло, когда я сглатываю.

— Святое дерьмо.

Она отпускает жалюзи и осматривает мою квартиру.

— Я должна идти. Экзамены на следующей неделе, так что мне нужно уделить немного времени учебе. С тобой все будет в порядке?

Я улыбаюсь.

— Со мной все будет в порядке, Лекси. Спасибо, что пришла.

Я обнимаю ее, и она прижимает меня в ответ.

— Я так рада, что ты мой друг, Деми.

Растворяясь в ее объятиях, я чувствую, как мои глаза слезятся.

Может ли это быть тот срыв, которого я ждала?

Лекси отступает и грубо похлопывает меня по щеке.

— Выше нос, лютик. Я позвоню тебе завтра.

Слезы никогда не текут, и как только Лекси уходит, я крадусь обратно к окну, как какой-то параноик-наркоман. Когда я проверяю, я вижу, что машины нет. Я вздыхаю и ударяюсь головой о стену.

— Ты чудачка, Деми. — говорю я себе.

После еще нескольких часов, проведенных взаперти в квартире, я делаю заказ на китайскую еду, поскольку Кевин забрал мою вчера, и сажусь в машину, чтобы забрать ее. Сейчас полпятого дня, но, к счастью, мне удалось найти место для парковки в квартале от маленького ресторанчика.

Жизнь в центре Сан-Франциско имеет свои преимущества. Отличная еда, потрясающая ночная жизнь и множество магазинов. Сейчас весь этот бетон и жизнь душат. У меня мурашки по коже, когда я оглядываюсь вокруг. Здесь так много людей.

Паранойя просачивается в мою кровь, и мне приходится заставить себя перестать ждать, пока появятся полицейские и заберут меня.

— Все в порядке. — говорю я, прежде чем выйти из машины.

Мужчина мчится прямо ко мне, когда я выхожу на тротуар. Он выдергивает у меня из руки сумочку.

— Эй, верни это.

Проходящие мимо люди смотрят, но ничего не делают, чтобы помешать этому мужчине забрать мою сумочку.

Черт побери.

Почему Вселенная меня ненавидит?

Все, что я хочу, это немного апельсиновой курицы, это слишком много?

Я закрываю глаза на миллисекунду, а затем бегу за ним. Я качаю руками и ногами сильнее, чем вчера вечером. Быть звездой легкой атлетики в старшей школе определенно принесло свои плоды на прошлой неделе. Я быстро догоняю этого подонка, и когда он бросает небрежный взгляд через плечо, его глаза расширяются от удивления.

— Я тебя вижу! — я кричу и ускоряю темп. У меня болит бок, но я стискиваю зубы. Я бегаю не так много, как следовало бы, будучи взрослой. Я сделаю бег своим приоритетом в фитнесе после того, как верну свою сумочку.

Он кряхтит и начинает идти быстрее, но для него уже слишком поздно. Я собираюсь броситься ему на спину, но на его пути встает мужчина и останавливает его. Вор пытается бороться, но мужчина бьет его прямо в челюсть.

— Ого. — говорю я, восхищаясь тем, как он ударил парня в деловом костюме.

В Сан-Франциско обычно не безумно жарко, но сегодня прогноз был выше восьмидесяти пяти, и я определенно чувствую жару после такого упорного спринта. Я кладу руки на затылок и втягиваю воздух. Поскольку моя сумочка в безопасности, мне требуется секунда, чтобы отдышаться.

Мой герой перешагивает через чувака и протягивает мою сумочку.

— Спасибо. — я улыбаюсь и забираю это у него. Мои глаза скользят по его красивому лицу, быстро отмечая резкие линии, пронзительные зеленые глаза и маленький шрам на одной из бровей. Когда я замечаю маленькую красную эмблему на его пиджаке, мое сердце замирает.

Это та же эмблема, что и прошлой ночью, и я смотрю на нее, прослеживая две переплетенные буквы. КМ. Кровная мафия.

Он ухмыляется, когда я задыхаюсь, и мой взгляд находит его. Эти красивые глаза танцуют от веселья. Он подходит ближе. Я отшатываюсь назад, мои кроссовки скребут по тротуару.

Мой пульс подпрыгивает на шее. Я разворачиваюсь и убегаю, полностью минуя свою машину, и мчусь по улицам, переходя туда и обратно, пока не убеждаюсь, что потеряла его. Я даже не знаю, последовал ли он за мной, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Завтра я вернусь за своей Хондой.

Когда я возвращаюсь в свою квартиру, солнце уже начало садиться, и меня вот-вот вырвет. Моя сумка тяжело лежит на плече, и я злюсь, что мужчина снова встал на пути меня и еды. Я также потная и отвратительно воняю.

Слушай, ни у кого нет времени выглядеть красоткой, когда они прячутся от мафии.

Однако я впечатлена тем, что мне удалось бежать целых сорок пять минут. Они не смогут причинить мне вреда, если не смогут поймать меня, верно?

Я поворачиваю за угол, чтобы подняться по лестнице, но останавливаюсь, когда Кевин отталкивается от стены. Он засовывает руки в джинсы и оглядывается по сторонам.

Не сегодня, Сатана.

Прищурив взгляд, я подхожу к нему.

— Какого черта ты хочешь? — Мне бы хотелось иметь свой нож.

Его плечи напрягаются, а мышцы челюсти дергаются. Сделав глубокий вдох, он говорит:

— Я пришел поговорить.

— Где пикси?

— Да ладно, Деми, не веди себя так.

По моему телу прокатилась волна гнева. Не будь такой? Он шутит?

— Позволь мне прояснить одну вещь. — Мои слова яростны, и я подхожу к нему, не заботясь о том, что он оборотень. — Если ты когда-нибудь придешь сюда снова, я тебя зарежу.

Кевин усмехается.

Моя кровь кипит.

— Ты не причинишь мне вреда. — говорит он с высокомерной снисходительностью.

— Испытай меня. — говорю я, кладя руку ему на грудь, чтобы оттолкнуть его с дороги. Он отступает на шаг назад, потому что не ожидал, что его толкнут.

— Ты настоящий шедевр, Деми. Маджента была права: люди такие драматичные.

Пурпурный[2]? Серьезно? Он изменил мне с сучкой по имени Маджента?

Я никогда не заявляла, что у меня есть хоть какое-то подобие контроля над гневом. Роняя сумочку, я разворачиваюсь и бросаюсь на него, бросая кулак и ударяя его по челюсти. Он рычит, но через секунду мое тело ударяет его, и мы падаем на землю. Бетон царапает мои колени, но я игнорирую укол боли. Я царапаю и бью Кевина еще несколько раз, прежде чем он оправится от шока и оттолкнет меня от себя.

Со стоном приземляюсь на землю и отряхиваю волосы с лица.

— Уходи.

— Чертова психичка.

Кевин бросает на меня жгучий взгляд.

Сегодня у меня пылкое настроение, и когда я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть в его светящиеся глаза, он издает низкое предупреждающее рычание.

— Сейчас. — говорю я.

К черту волка.

Он меня не пугает.

Он пинает тот же мусорный бак, на который я напала вчера вечером, но на этот раз он летит через улицу, грохоча и катясь, останавливаясь, ударяясь о шины с черными дисками. Забыв о своем бывшем парне, я смотрю на темный внедорожник. Зловещий знак моей неминуемой гибели.

Я отталкиваюсь от земли трясущимися руками. Когда я оглядываюсь назад на Кевина, я вижу, как он уносится прочь. Когда он проходит, мужчина отходит в сторону, и на его губах играет понимающая улыбка, когда он смотрит на меня.

Почему все мужчины, которых я вижу в последнее время, такие горячие? Действительно несправедливо быть сейчас окруженной таким количеством сексуальных людей. Я не в том настроении, чтобы флиртовать или предпринимать какие-либо действия, когда меня преследует мафия.

Когда он подходит ближе, я замечаю несколько татуировок на его руке. Незнакомец одет в серые спортивные штаны и темно-зеленую рубашку, которая никак не скрывает его стройное телосложение.

Заводится двигатель автомобиля, напоминая мне внедорожник. Я смотрю то на угрожающую машину, то на мужчину. Я не вижу ничего через окна, но чувствую, что кто-то наблюдает за мной. Тяжесть их глаз давит на меня, и мой желудок трепещет.

— Все в порядке?

Я заправляю прядь волос за ухо и поднимаю с земли сумку.

— Да, все в порядке.

Взгляд мужчины упал на мои колени.

— У тебя идет кровь, — Его брови хмурятся. — Ты ранена.

Немного странно, что его так беспокоит этот факт, но, возможно, он действительно хороший парень.

— Все будет хорошо.

Я стараюсь не вздрагивать, когда он подходит ближе, но ничего не могу с собой поделать. Из-за Кевина и вчерашней драки у меня натянуты нервы. Его глаза сужаются, и он проводит ладонью по своей пятичасовой тени.

Он настолько слабый, что я почти не замечаю его, но на тыльной стороне его руки вытатуирована эмблема Кровной Мафии. Я задыхаюсь от слюны.

— Вот дерьмо.

— Значит, мы делаем это по-сложному? — спрашивает он с нотками юмора, смягчающими его слова.

Ему смешно? Что именно он здесь делает и почему в его шокирующе темно-голубых глазах такой решительный блеск?

Сейчас не время для вопросов, Деми. БЕГИ.

Я пинаю его ногой. Моя пятка касается его живота — твердого, как камень, и это неудивительно, — и он кряхтит. Я подношу ладонь к его носу, но он хватает меня за запястье и притягивает ближе.

Двигатель внедорожника запускается, и у меня в животе словно камень падает на душу.

Я в полной заднице.

Его дыхание обдувает мое лицо, и он ухмыляется.

— Я очень люблю дерзких.

Почему этот ублюдок такой очаровательный?

Свободной рукой я разворачиваю локоть и бью его по лицу. Он отпускает мое запястье и ругается. Назовите меня грубой, но я не буду ждать, чтобы узнать, в порядке ли он. Я бегу вверх по трем лестничным пролетам, ненавижу, как сильно они раскачиваются, и вставляю ключ в дверную ручку.

— Нам не обязательно делать это вот так. — кричит он вверх по лестнице. Его шаги медленны и уверенны, как будто он не боится потерять меня.

Дверь распахивается, когда я поворачиваю ручку и врезаюсь в нее плечом. Я захлопываю дверь, запираю оба замка и мчусь на кухню. Я бросаю сумочку и ключи на стойку.

Хорошо, что я люблю готовить. У меня есть настоящий шведский стол оружия на выбор. Нож повара, безусловно, самый острый и прочный. От моего внимания не ускользнул тот факт, что это уже второй раз за столько дней, когда мне приходится поднимать нож, когда меня преследуют.

Это не мой день, моя неделя, мой месяц и даже не мой год.

Дверная ручка дребезжит, когда он пытается ее открыть, и я слышу, как он тяжело вздохнул.

— Нам действительно не обязательно делать это жестко. Выходи, и мы поговорим как цивилизованные люди.

Да, потому что мафия, управляемая вампирами, чертовски цивилизована.

— Я в порядке. — говорю я, направляясь в гостиную. Мои глаза никогда не отрываются от двери, потому что мои инстинкты подсказывают мне, что этот парень никуда не уйдет.

Он бормочет что-то о том, что всегда получает дерьмовую работу, а затем громко стучит дверь. Вторым ударом он выбивает дверь, и она широко распахивается. Его болезненно красивый взгляд скользит по квартире, прежде чем остановиться на ноже в моей руке.

— Ты хороший боец, да?

Нет, я не прихорашиваюсь — ну, может, и прихорашиваюсь, но не каждый день женщине делают комплименты о ее боевых способностях от чувака из мафии, не говоря уже о вампире. Считайте, что день прожит не зря.

Что ж, возможно, минута назначена. Этот день обещает быть отстойным.

— Ты действительно меня зарежешь? — Его улыбка обезоруживает.

Он действительно привлекателен.

Я постараюсь не ранить это красивое личико.

— Ты думаешь, я красивый?

Вот дерьмо.

— Я сказала это вслух?

Мафия делает шаг вперед. Его глаза следят за каждым моим движением. Когда я крепче сжимаю нож, он говорит:

— Ты сама не так уж и плоха.

Я издеваюсь.

— Я вся в поту, и от меня воняет.

— Ты вкусно пахнешь.

Его голос хриплый, и у меня по спине пробежала дрожь.

Какого черта я флиртую с человеком, которого послали меня убить? Зачем еще ему быть здесь? Мафия не любит незакрепленных нитей, и это именно то, кем я являюсь: заблудшей нитью, от которой нужно избавиться.

Вся теория о том, что я, возможно, псих, оказывается верной на сто процентов.

Он делает еще один шаг ближе, пока я на мгновение отвлеклась. Его рука протянута, а на лице странная маленькая улыбка.

— Ты умеешь читать мысли?

— Нет. — говорит он, делая еще один маленький шаг.

Я шагаю назад. Занавес задевает мое плечо. Блин. Он загнал меня в угол.

— Почему тогда ты улыбаешься?

Приводящий в бешенство мужчина приподнимает бровь.

— А почему ты?

— Я не. — я такая, я полностью такая. Нахмурив брови, я стираю с лица психотическую улыбку и хмуро смотрю на него.

— Ты милая, когда злишься.

Ради всего святого, ему нужно перестать быть таким чертовски обаятельным. Это ненормально. Ничто из этого не нормально. Не то, что я чувствую некоторое возбуждение. Не тот адреналин, который бурлит в моих венах, побуждая меня ударить его ножом. Не тот горячий взгляд, которым он окидывает меня.

Он меня проверяет?

— Иди сюда, тигрица.

Моя первая реакция — зарычать, но это доставит ему слишком большое удовлетворение. Понимая, что не смогу убежать от него, оставаясь загнанной в угол, я делаю прямо противоположное тому, что делала — бегу — и шагаю к нему.

Его глаза слегка расширяются, и на лице отражается восторг.

— Сюда, котёнок, котёнок, котёнок.

— Я собираюсь ударить тебя.

Он облизывает губы.

— Я не могу дождаться.

Наконец, поддавшись сумасшедшей стороне, я наклоняю голову и ухмыляюсь ему.

— Ты псих. — Нож все еще крепко сжимается в моей руке. Он не возьмет меня без очень кровавой борьбы.

Эти голубые глаза океана встречаются с моими.

— Как и ты.

Затем он двигается быстро, как молния. Прежде чем я успеваю нанести ему удар, его пальцы обхватывают мое запястье, а другой рукой он сильно ударяет по моей руке, заставляя меня разжать кулак. Он использует хватку на моей руке, чтобы развернуть меня в сторону и от падающего ножа, который с глухим стуком вонзается в деревянный пол.

В его глазах сверкает что-то, чего я не понимаю, и он хватает мою ногу, подтягивая ее вверх, когда мое тело прижимается к его. Мы как будто танцуем, вот только он здесь, чтобы убить меня, а я возбуждаюсь, несмотря на это.

Когда он смотрит на мое колено, все еще покрытое кровью, мое сердце колотится в груди. Члены Кровной Мафии известны как самые опасные и смертоносные суперы. Те, с которыми не хочется столкнуться поздно вечером в переулке.

Волки смертоносны и опасны, но по сравнению с вампирами они мухи. Вампиры любят кровь. Мое колено в крови. Мой убийца все еще смотрит на мою красную кожу. Он проводит пальцем по капле крови и кладет ее в рот, закрывая глаза, наслаждаясь ее вкусом.

Грубо.

Борьба меня не спасет, но я не могу перестать пытаться сбежать. Он отвлекся, поэтому я наклоняюсь и кусаю шею глупого вампира так сильно, как мне позволяют мои жалкие тупые человеческие зубы. Он напрягается и стонет. Эти сильные руки прижимают меня ближе к нему, и я чувствую, как его член твердеет в этих до смешного горячих спортивных штанах.

Это не та реакция, которую я ожидала, поэтому я дергаю губами. Когда он кряхтит, я сильнее дергаю его за кожу и впиваюсь ногтями в его руки. Он до сих пор меня не отпускает. Глубокое урчание в его груди, звук более ужасающий, чем рычание волка, заставляет меня замереть от ужаса.

Теперь я его разозлила.

— Прекрати драться.

Я должна почувствовать, как исчезает каждая капля сопротивления в моем теле. Вампирское принуждение достаточно сильно, чтобы заставить человека забыть собственное имя. Забавно, но я ничего не чувствую. Я не только не растекаюсь лужицей у его ног, я еще больше злюсь на него за то, что он пытается применить ко мне принуждение.

Рациональная часть моего мозга кричит мне, чтобы я сделала что-нибудь, что угодно, чтобы он думал, что у него есть преимущество. Не имея других идей, я решаю, что обхвачю его ногами за талию и уткнуться лицом в его шею, и этого будет достаточно, чтобы показаться соучастницей.

Вдыхая его мужской и мускусный аромат, я лихорадочно пытаюсь вспомнить, что я узнала в школе о различных сверхъестественных существах. Мне не следовало так бездельничать во время занятий, но когда мой учитель рассказал нам обо всех сумасшедших вещах, которые могут делать суперы, и о том, как легко им будет нас всех перебить, сосредоточиться стало трудно.

Вампиры. Солнечный свет влияет на них, хотя они не сморщиваются и не превращаются в пепел. Сильный солнечный ожог и ослабление сил для них являются настолько серьезными, насколько это возможно. По этим причинам большинство из них остаются дома. Кол Баффи, чеснок и серебро не отпугнут их надолго. Ты можешь ударить вампира в сердце, но тело исцелится минут за пятнадцать. Чтобы по-настоящему убить вампира, тебе придется отделить голову от тела и сжечь обе в разных местах. Чтобы у человека была возможность сделать это до того, как начнется сверхъестественное исцеление, потребовалось бы чудо.

Их мозг превосходит других благодаря расширенному жизненному циклу и сверхъестественным мутациям. Отсюда и принуждение. Верно, принуждение. Когда вампир принуждает человека, он становится марионеткой. Делают все, что от них просят. Меня трясет, когда я думаю обо всех гнусных вещах, которые может попросить меня сделать этот незнакомец. Конечно, я не буду этого делать, поскольку не нахожусь под его чарами, но мне придется устроить представление, пока у меня не появится шанс сбежать.

Его ладонь обжигает мою кожу, когда он просовывает руку мне под рубашку. Когда он гладит меня по позвоночнику, я прикусываю губу и глубже прижимаюсь головой к его шее. Это до смешного неловко. Он пытается заставить меня, поцарапать это, убить меня , и я в двух секундах от того, чтобы прижаться своими бедрами к его.

— Гораздо лучше, маленькая тигрица. Легкий путь всегда менее веселый, но я не хочу причинить тебе боль.

Это самая большая ложь, которую я когда-либо слышала.

Я держу рот сжатым в твердую линию, сдерживая каждую глупость, которую хочу сказать. Развязывание языка приведет только к быстрой смерти. Я не готова умереть.

Его пальцы скользят по моей коже. На этот раз дрожь заставляет меня извиваться, и я слышу, как он посмеивается.

— Я чувствую запах твоего возбуждения.

Я шлепаю его по груди, забывая о необходимости уступчивости, и говорю:

— Пошел ты на хуй.

Когда я поднимаю голову от его шеи, эти грозовые голубые глаза задумчивы. Его губы дергаются.

— К тебе или ко мне?

— Ублюдок.

Он вздыхает, и его лоб морщится то ли от досады, то ли от разочарования.

— Я не хотел причинять тебе боль, запомни это.

— Я скажу тебе, что ты можешь…

Что-то врезается мне в затылок, и мое зрение тускнеет. Должно быть, у меня сотрясение мозга, потому что, когда я начинаю терять сознание, клянусь, я вижу вспышку сожаления на его лице.