Глава 8-3. Вадим. Работа такая
Павлов начал с поцелуев. Спокойных и основательных, а затем всё более страстных и всепоглощающих. Он действительно хорошо целовался. Особо не позволял себе отвечать, доминировал, но и давал столько, что жаловаться в голову как-то не приходило. Я цеплялся за его плечи, затем он уложил меня на кровать и навис сверху. Держал меня за голову, не давал сбежать — будто я вздумал бы сопротивляться. О нет, прекращать я не собирался. По уху бы ему дал, если бы он вновь решил отступить.
И как только я об этом подумал, Павлов прервал поцелуй. Приподнялся надо мной, и я — вместо задуманного удара по уху — недовольно выдал:
— Ну что, опять?
Нет, ну серьёзно. Он распалял меня, а затем отступал. А у меня уже всё, яйца звенели. Я так сильно хотел кончить, что уже готов был рычать.
Не пришлось. Одарив меня нечитаемым взглядом, Павлов сплюнул себе на ладонь и растёр влагу по моему члену. Чуть сжал ствол, отпустил, хитро выкрутил кулак, доставив мне особо сильное удовольствие — и я обнаружил себя с приоткрытым от удивления ртом. Дрочащий мне Павлов никак не вписывался в привычную картину мира. Вся ситуация не вписывалась, но вот это — больше всего.
— Зачем? — спросил я, отзеркалив Павлова с его тупым «почему». Но я и правда не понимал, зачем он, для начала застегнувшись на все пуговицы, решил побаловать меня своими руками. Погонять лысого, как он выразился. И получалось это у него хорошо, на мой вкус — даже слишком.
Павлов положил свободную руку мне на бедро, удерживая, чтобы я меньше дёргался.
— Хочу, чтобы ты кончил. Перевозбуждение не идёт тебе на пользу, Вадим. Ты слишком много себе позволяешь, наглеешь, нарываешься на неприятности, а наказывать я тебя пока не хочу.
— Пока? — повторил я за ним. В голове возникли образы наручников, плёток и прочих атрибутов ролевых игр. И это не я такой озабоченный. Это всё Павлов и его секси-голос, обещающий меня наказать.
— Да, пока. А ты что, мазохист, претендуешь на особо острые ощущения?
Уел так уел. Я даже не нашёлся с ответом, молча покачал головой.
— Нет? А очень похоже на то, — не прекращая делать мне хорошо, сказал Павлов. — Ты так старательно нарываешься, что я тут подумал, а может, достать пару игрушек, применить на тебе?
Он усмехнулся, но я всерьёз испугался, что это никакая не шутка.
— А у вас они есть, эти игрушки? — Я приподнялся на локтях. — Вы что, этой фигнёй увлекаетесь?
Только не это, пожалуйста! На двухмесячную БДСМ-сессию с Павловым-доминантом я не подписывался. Я ещё слишком молод, я, блин, жить хочу.
Павлов толкнул меня в плечо, и я упал на постель.
— Спокойно лежи.
— Я не люблю такие игры, — признался я, бурно дыша. — Я не люблю боль. Мы на такое не договаривались!
— Спокойней, я понял тебя. На такое мы и правда не договаривались.
Фух, а я ведь уже пересрал. Нет, серьёзно. Как Павлов бьёт, сложно забыть. А дай ему в руки кнут, плётку, паддл или ремень — он же того, если перевозбудится, то повезёт, если до смерти не забьёт — с такой-то физической силой и безнаказанностью, обеспеченной очень большими деньгами.
А ведь могло и так случится. Я мог и на такой ужас попасть. Внимательно читайте договор, как говорится. Особенно когда продаёте свою любимую попу.
Но сегодня мне, похоже, во всём везло.
Павлов смотрел мне в глаза и работал рукой. Делал это умело, даже технично. Но меня даже больше вело от его тёмного взгляда и выражения лица. Суровый Павлов всё же мужик. Такой, если что, не остановится, любое дело доведёт до конца.
Я решил, что задача «спокойно лежать» не означала игру в живой труп. До этого на мои охи-ахи Павлов не жаловался, так что я начал тихо постанывать, вскидывать бёдра вверх, всячески показывать, как мне нравятся руки Павлова, и он сам тоже нравится, и его поцелуи — ну, пожалуйста, дядя, поцелуй же меня!
Мой жалобный взгляд смягчил его суровое сердце: поцелуи я всё-таки получил. В губы и шею, жгучие — у ключиц, кусачие — у сосков.
— Я сейчас, я больше так... — Павлов заткнул мои всхлипывания собственным языком, и я, извиваясь, задрожал мелкой дрожью.
Обкончал ему всю ладонь и расплылся в лужицу чистого удовольствия. Ну наконец-то. Нет, ну как же хорошо, пусть это и обычная дрочка. Обычная, да, но в исполнении Павлова, в его похожем на замок доме, на королевских размеров кровати, после того как сам Павлов нанял меня доставлять ему удовольствие, а не наоборот.
Павлов дождался, пока я подниму на него взгляд, и ткнул испачканную ладонь мне под нос.
— Оближи это.
Я сглотнул. Как же мне не понравилась эта идея!
— Может, воспользуемся полотенцем? Если надо, я за ним быстренько сбегаю. — Ага, сбегаю, как только поджилки хоть чуть-чуть перестанут трястись.
Я попытался приподняться, но нет, Павлов качнул головой. Взгляд у него остался тяжёлым.
— Рот открой, Вадим. Высунь язык.
Я мог бы поартачиться, но недавний оргазм приглушил желание спорить с тем, кто его мне обеспечил. Глядя Павлову в глаза, я подчинился.
Он толкнулся пальцами внутрь, и я тотчас ощутил собственный вкус. К горлу подкатило — Павлов меня не жалел. Мне захотелось сжать зубы на его пальцах, но я примерно представлял, какой получу ответ. Не так давно Павлов пообещал, что наказание мне не понравится.
— Терпи, — сказал он, и я судорожно сглотнул. — Сам виноват, что вовремя на бананах не тренировался.
Это что, получается? Ему моя техника не понравилась, и он вот таким занятным способом решил поучить меня делать минет. Вот уж спасибо!
Я попытался вырваться — он не позволил. Приказал носом дышать. Нет, ну не гад ли?
Павлов трахнул меня пальцами в рот. Иногда сжимал моё бедное горло свободной рукой. И не останавливался, пока я всё-всё с его руки не слизал, пока горячие слёзы не промочили волосы на висках, пока у меня — вот уж вовремя, да — не начало снова вставать.
— А ты полон сюрпризов, — похвалил меня Павлов и погладил между ног влажной, сто раз облизанной мною ладонью.
— Работа у меня такая. — Мой голос сипел и хрипел.
— Да нет, у тебя настоящий талант. — Павлов хмыкнул и, аллилуйя, оставив мой член в покое, поднялся с кровати. — Ну и работа, конечно.
Это был самый странный секс в моей жизни. Но что страннее, мозговыносящей всего — мне понравилось то, что Павлов делал со мной. Несмотря на неудобство и дискомфорт, на требование покориться и принимать — мне настолько сильно понравилось, что я прямо не знал, что сказать себе самому, как объяснить собственные реакции.
Решил забить. Ну а что ещё я мог с этим сделать? Тащиться от этого — странно, но кинковать всё же приятнее, чем страдашки страдать, будь это хоть сто раз непривычно, дико и странно.
Я посмотрел в лицо Павлова — а он покраснел, кстати. Тоже нехило завёлся от той дикости, что творил.
— А теперь мне можно в ванную? — спросил я.
— Да, конечно. Приводи себя в порядок, и будем обедать.