Любовник Павлова

Глава 22-2. Вадим. VIP-этаж

Глава 22-2. Вадим. VIP-этаж

Вот так навскидку посмотришь, Павлов — обычный миллионер с криминальными связями. Таких, как он, на вершине мира как грязи. Для них по умолчанию бабло во главе всего, и погнали рубить капусту каждым поступком и мыслью. И Павлов с личным замком, конюшнями, унитазом высшей пробы и крутыми швейцарскими часами — это ж золотой стандарт баблоделов.

И он же — человек-нестандарт — задаёт мне вопрос: «Кто тобой, Вадим, управляет, истинные желания и цели или реакции на поступки других людей?»

Хочешь, не хочешь, а бывшего вспомнишь. Не Кирилла, понятно. Кирилл Лазаренко при всех его загонах — простой, как пять копеек, мажорчик. А вот его сводный брат Константин — человек сложный, всегда был таким, и вечно доставал болтовнёй на научные и околонаучные темы. Про осознанность, истинные цели и силу намерения не раз мне втирал, местами до дыр черепушку протёр.

На его лекции в институте я никогда не ходил — с чего бы, когда постель гарантировала мне сдачу всего автоматом. Но вот дома весь этот бред доводилось выслушивать неоднократно. Потому сейчас мне самой постановки вопроса хватило, чтобы понять — Павлов с Костей на этой теме точно бы скорешились.

Они — да, но я — нет, однозначно.

На все их дурацкие размышления у меня ответ только один: я, ну конечно же я собой управляю! Как и каждый человек. Ну а кто же ещё? Пару минут назад хотел одного, сейчас хочу другого. Обстоятельства изменились, настроение пробило пол и упало в подвал, мало ли какая пятка у меня зачесалась.

И это нормально, любой вправе передумать. Я всегда так считал и делал так тоже всегда — менял решения легко, не цеплялся зубами за то, что уже не хотел. Я ж не осёл, чтобы бежать за висящей перед мордой морковкой, когда вокруг — морковное поле, ешь — не хочу.

Не смотри Павлов, чуть прищурившись, с лёгким намёком на снисходительную улыбочку, с чуть наклонённой к плечу головой — я бы плюнул и ушёл куда глаза глядят. Пар бы стравил, использовал стену, мусорное ведро, любого, кто под горячую руку попался бы. Но Павлов смотрел на меня, как на пацаньё неразумное, и я бесился, пусть и понимал, что он всего лишь разводит меня на «слабо».

Не знаю даже, чего так разозлился. Хотя нет, вру — всё я знаю. Костю вспомнил, заметил их с Павловым сходство при всей несхожести, и внутри как щёлкнуло что-то.

«И с ним кончишь так же. Смирись, тупой лузер, с умными мужиками тебе не везёт».

Как же я ненавижу слышать во внутреннем голосе интонации Макса. По хорошим поводам брат никогда со мной не говорит.

Я потряс головой. Во рту стало кисло.

Вот как так: вырастил из мухи слона, и на это мне хватило пары секунд, когда Павлов молчал, но я додумал всё за него и даже мысленно с ним расстался. Смешно. Если б не так отчаянно грустно.

— Ну что ты решил? — спросил Павлов.

Я пожал плечами. Что я мог решить?

— Нет, так не пойдёт. — Павлов покачал головой. — Тебе двадцать три или три? Взрослый человек принимает решения и несёт за них ответственность. Хотя некоторые дети позволяют решать за них и в тридцать, и в сорок, и в восемьдесят годков. Ты взрослый или ребёнок?

— Да ладно вам издеваться. Я здесь работаю, а не хотелки хочу. Я вам нужен — пошли. Не нужен — вернусь на рабочее место.

Вернусь, как же. Не с Павловым, который, пусть скрытно, но разглядывает меня. Не в лицо смотрит, а значительно ниже.

Решил так: да ну его, с меня не убудет. Бесился внутри, но руку ему протянул: трахай, товарищ миллионер, раз заплатил. Трахай в своё удовольствие!

Несправедливо капец. Павлов мне помог, от Кирилла защитил, показал себя с лучшей стороны, а я — и не могу понять почему — на него взъелся. Вообще без причины!

Кирилл всё же вампир. Одна встреча с ним, и меня всего осушило. Никакой радости внутри не осталось, одно нытьё и бессилие. И даже факт, что я скоро вытащу Макса, перестал казаться редчайшей удачей. Всё как посерело вокруг, и я ощутил себя лишним, случайно попавшим в золотой мир VIP-персон на экскурсию. Временным гостем, которого отсюда скоро попрут, если не погонят ссаными тапками.

«Как, тебя ещё не уволили?» — первое, что Кирилл мне сегодня сказал. Поступил точно так же, как и когда про Костю узнал — стёр из своей жизни, словно меня в ней никогда не было. Всего одна ошибка, и я стал строчкой в чёрном списке его телефона.

Пару месяцев назад он тоже отфутболил меня. Не дал толком объясниться. В ситуации с записью увидел только себя — так почему я должен видеть его и его интересы?

Я нуждался в паузе, ещё раз всё обдумать, как-то пережевать, переварить эту злость, а Павлов уже взял меня за руку и повёл за собой. И так, держась за руки, мы и прошли через приёмную под внимательными взглядами его роскошных помощниц.

Вот такой у них босс, ничего не боится.

Павлов закрыл дверь за собой, и я не успел среагировать, как оказался в ловушке. Он втиснул колено между моих ног, прижался всем телом, зафиксировал голову. Долго — всего несколько секунд — смотрел мне в глаза, а затем приник к приоткрытым губам с поцелуем. Действовал напористо, с откровенным желанием, уверенно, грубовато и нежно одновременно.

Я отвечал на ласки его языка. Ресницы сами собой опустились. Я сдерживался, верней, пытался сдержаться, но сердце колотилось всё сильней, а удовольствие становилось всё менее контролируемым.

Один поцелуй правильного человека полностью вылечил наведённый Кириллом сплин. Меня, как на качелях, рвануло вверх, на самый максимум из самого минимума. Аж голова закружилась от силы ощущений, звуков, запахов, вкусов, эмоций.

Мы находились у самой двери, я елозил по ней спиной, задницей. И меня всё сильней развозило, расплющивало под напором Павлова. Уже и дыхание сорвалось, и член полностью встал. А он всё напирал — безжалостно, жёстко — и тогда я застонал. Сначала сдавленно. А затем он полез ко мне в штаны, нажал ладонью на член, сжал в горсти, и я не выдержал — застонал слишком громко.

Сердце грохотало в ушах, но я уверен — девушки в приёмной услышали нашу возню.

Павлов дёрнул меня за ремень, и я сказал:

— Не надо, я сам. — У меня горело лицо. — И, пожалуйста, только не у двери.

Павлов понял, хотя я и полслова не сказал про приёмную. Протянув руку, он защёлкнул замок.

— Я ещё заставлю тебя кричать, — пообещал он и усмехнулся. — Они тебя услышат в любом случае. Но ты можешь сказать «нет» прямо сейчас, и я тебя отпущу.

С таким стояком? Жестокое предложение.

— Это какой-то тест? — Я крепко стоял на полу и одновременно ощущал, будто ветер свистит в ушах.

Высоко взмыл — падать будет больно. Но я точно собирался рискнуть. Павлов — мой золотой билет в счастливую жизнь. Мне о нём надо думать, а не о воротящем нос Кирилле, Косте, ком-то ещё. О настоящем надо заботиться, а не том, что уже позади и никогда не вернётся.

— Вся наша жизнь — тест, Вадим. Верней, нет никаких тестов и черновиков тоже нет. Ты будешь лажать, пока не поймёшь всего одну вещь.

— Это какую?

Павлов усмехнулся.

— Живи набело.

Мы сделали это у стола. Если б не предусмотрительность Павлова, то пришлось бы подставиться без смазки, резинок.

Не знаю, чем я думал, собираясь сюда. Не головой, это точно. И после встречи с Кириллом тоже думал не головой. Зато теперь полностью избавился от всех мыслей.

Я выгибался, скользя ладонями по полированному столу: вперёд-назад, с резким звуком. Слушал хлопки кожи и кожу, влажное хлюпанье. Подставлялся, ребро ладони мусолил, пока Павлов не выкрутил руку.

— Не молчи, — приказал он и укусил за ухо. — Я хочу слышать тебя.

Он удерживал меня зубами за мочку уха — это даже не поцелуй, никакая не ласка, а я весь задрожал, пальцы на ногах рефлекторно поджались.

— Услышат... — из последних сил выдохнул я и толкнулся назад — под его замечательный член: ровно настолько большой и крепкий, чтобы лишать меня остатков соображения.

— И что с того? Я хочу слышать тебя, твои стоны.

Он прибавил скорость, и надолго моей выдержки не хватило: я не то что застонал — я заорал от того, что он со мной творил. Каждый чёртовым толчком проезжался именно там, где хотелось больше всего, по такой нужной точке.

Я кончил под ним. Излился на пол, задыхаясь и сжимаясь на его твёрдом члене. Как и в прошлый раз, Павлов не остановился, словно тот факт, что я всё, не заметил. Мучил меня не слишком долго — вскоре спустил с хриплым рыком, безжалостно вжимая меня в стол.

Навалился мне на спину, и мы стояли так пару минут — с его членом в моей заднице, со мной, безмолвно держащим его вес. Я грудью лежал на столе, весь в мыле, дышал, отходил от скачки. Наблюдал за облачком пара, попеременно растущем и уменьшающемся на тёмной лаковой поверхности. Парил где-то не совсем здесь. Вроде бы стоял, а вроде бы и лишился костей.

Когда Павлов вытащил и отстранился, я впервые почувствовал себя голым. Сжал внутренние мышцы, но это было не то. Пустоту снова хотелось заполнить. Желательно членом. Не чьим-то — его.

С тихом стоном я распрямился. На столе остались следы пальцев и разгорячённого, покрытого испариной тела. Они исчезали — правда, не все — пока я стоял и смотрел, не пытаясь скорее одеться.

Перед тем, как нагнуть, Павлов меня почти совершенно раздел. Только галстук оставил, а ещё штаны, упавшие ниже колен, так что я и с ними мог широко развести ноги.

— Дай я тебе помогу.

Я не ожидал этого от него, но Павлов, успевший привести себя в порядок, позаботился и обо мне — протёр влажными салфетками, помог вернуть бельё и штаны на место. Я уже достаточно отошёл и начал одеваться живее.

Но когда я захотел убрать следы на полу — он не позволил.

— Узнают ведь, — сказал я.

Павлов выбросил влажные салфетки в ведро.

— Думаешь, меня волнует чужое мнение?

Я его честно не понимал. Это не я, это он придумал мне легенду — а затем трахнул у себя на столе в кабинете. Заставил стонать и орать, словно хотел, чтобы все слышали, как он меня жарит.

— Никогда ни о чём не жалей, — сказал он, будто читал мои мысли.

Я усмехнулся.

— Вы так говорите, будто это легко.

Он серьёзно ответил:

— Очень легко, когда по жизни делаешь только то, что по-настоящему хочет твоё сердце.