Любовник Павлова

Глава 17-1. Вадим. А поговорить?

Глава 17-1. Вадим. А поговорить?

Я дёрнул тигра за усы, хвост, облапал прочие части тела и даже укусил в шею. В итоге выжил, вот уж сюрприз. И поимел крутой секс, крутейший, прямо как из порно-фантазий. Начало, правда, мне не особо понравилось. Жестковато, напористо, почти больно, но и так страстно, голодно, жадно, что я втянулся в процессе и от себя добавил огня в тот вулкан, который распалил Павлов.

Он так отжигал, такими глазами смотрел, чуть на части меня не порвал от избытка желания. Думаю, меня никто никогда так не хотел, как он на грязной кухне тёть-Машиной хаты. Кстати, хоть будет что вспомнить об этом месте приятного. А всё почему — последними в памяти останутся Павлов, офигительный секс и чувство полного и абсолютного освобождения.

Блин, да меня как из тюрьмы выпустили. Я спешно собирал последние вещи, а в голове крутилось на всем известный мотив пресловутое: «Я свободен!» Долго же меня это место за жабры держало, но сегодня Добби, то есть я, получил долгожданный носок! И забрал все носки и прочее барахло, и отчалил в далёкую даль, чуть не подпрыгивая от удовольствия.

Мы с Павловым пошли по лестнице вниз, к машине. Я — нагруженный вещами, он — руки в брюки, но именно так правильно, иначе, что подумают его люди? С чего бы их хозяину тащить моё барахло? Но даже если он просто поленился мне немного помочь, я не в претензии. Павлов уже мне помог в самом главном — наконец я смог съехать отсюда.

Сколько раз я порывался свалить из вонючей клоаки, но наталкивался на стену из отсутствующих у меня денег. А теперь, с сорока тысячами в твёрдой валюте и перспективой ещё заработать пару десятков кусков, я смело мог это сделать. Мог, наконец, отсюда свалить. И валил — так бежал вниз по ступенькам, что Павлов даже сказал мне чуть притормозить.

Тётя Маша на мой стук не открыла, и я бросил ключи в почтовый ящик. Будем надеяться, она их найдёт. Если что — позвонит, спросит. Мой номер у неё есть, так что вопрос как-нибудь, да решится. Расстались мы не в обиде... Кстати, надо будет у неё расспросить, что хотел отец, зачем ей платил, что означало его поручение присматривать за мной. Интересно же, что именно она отцу доносила.

Парней я в квартиру никогда не водил. Никого не водил, так что мне хоть в одном повезло: если тётя Маша от себя чего-нибудь не наплела, то папа всё это время мог поражаться только тому, как скучно я живу тут, на свободе.

Неприятные мысли в голове не задержались. Сейчас я о плохом думать вообще не хотел. Меня пёрло, распирало, надувало воздушным шаром. Будь я один — я бы громко запел, или во весь голос расхохотался, или сделал бы ещё что-то такое безумное.

Никифоровы на первом всё ещё ругались. Анька орала как резаная, Вадим — мой тёзка — ревел, словно бык, получивший репейник под хвост. Они вопили на две глотки почти каждый день и этим несменяемым репертуаром меня страшно бесили. А сегодня я широко улыбнулся, проходя мимо нехорошей квартиры — в последний ведь раз.

«В последний! Больше я сюда никогда не вернусь!» — я повторял это, и меня распирало от счастья.

Охрана Павлова встретила моё появление без интереса, но увидев хозяина — мгновенно зашевелилась. Водителя даже не пришлось звать. Сам вышел, открыл багажник для моего барахла. Усатый мэн что-то негромко спросил у Павлова, тот ответил, и я проследил за тем, как у усатого — при виде засоса на шее моего любовника — дёрнулась бровь.

Так, через Павлова, я дёрнул второго опасного тигра за ус. И от этого мне ещё сильней захотелось смеяться.

— Это все вещи? — спросил водитель, устроив мою сумку и костюмы в просторном багажнике.

— Да, можно закрывать, — скомандовал я. — Спасибо за вашу работу.

Водитель косо посмотрел на меня, и я ему широко улыбнулся. Не нравлюсь тебе — да плевать!

— Вадим, — окликнули меня, и я, всё ещё улыбаясь, повернулся к выглядывающему из машины Павлову.

Забрался в знакомый роскошный салон, отметил уже поднятую перегородку, уселся, вытянув ноги. Павлов с интересом смотрел на то, как я сам приглашаю себя расположиться с комфортом.

— Выпьем что-нибудь? — спросил я, указывая на бар, обнаруженный в прошлое посещение крутой тачки.

— А стоит ли? Ты выглядишь так, будто уже пьян.

Я встряхнул волосами, зачесал их назад левой рукой, взъерошил ещё мокрые пряди на затылке.

— Нет, я не пьян. Когда я по-настоящему много выпью, то, говорят, несу пургу и, вообще, очень любвеобильный. Сам-то я, что пьяным творю, обычно не помню. Потому и не пью, но сегодня — в честь переезда — грех не пропустить. Да и если я начну нести всякий бред и полезу к вам целоваться — вы ведь не оскорбитесь, не так ли?

Павлов усмехнулся, и я улыбнулся ему, подмигнул. Меня несло знакомым маршрутом, и останавливаться я не хотел. Случившегося на кухне, чтобы угомониться, мне не хватило. Я хотел больше, дольше, сильней. Может, не здесь и сейчас, но поскорей. Я хотел уложить Павлова на постель и от души попрыгать на его большом толстом члене. Хотел его — и показывал это всеми доступными способами.

А чего стесняться? Я ведь здесь для того, чтобы любить его, разводить на секс, всячески соблазнять. Не давать скучать, развлекать. И самому с этого иметь крутой профит.

Костя однажды сказал, что в сексе я ненасытен. Мы тогда с ним ездили заграницу. Лучшие дни, которые мы с ним разделили. Я хотел его утром, днём, вечером, ночью. Совсем заездил его. Он тогда и сказал: «Ты из тех людей, для которых секс и счастье неразделимы».

Не знаю, почему я вспомнил об этом сейчас. Может, потому что сидел тут, булькая радостью, смотрел на Павлова, и у меня слюнки текли расстегнуть ему ширинку и проверить, смогу ли я его вновь завести. И что-то мне подсказывало, что Павлов не прочь ещё разок до ужина завестись, а потом и после ужина, но уже всерьёз, чтобы уделить внимание моей так искренне любящей приключения заднице.

Но прежде чем лезть к нему в штаны, следовало спросить: господин Павлов, а вы как, не против незапланированного минета? Он не из любителей сюрпризов, так что с инициативой нужно быть осторожным.

Я открыл рот — и у него зазвонил телефон.

Павлов знал, кто нас прервал, даже не глядя на экран. Сказал мне:

— Помолчи пока немного. Если хочешь, выпей что-нибудь. Хорошо?

Я кивнул, и он принял звонок. Разумеется, это оказалась его драгоценная дочь. И вместо весёлого празднования моего освобождения из гнилой хрущёбы, мне пришлось слушать их разговор. Полчаса, а то и сорок минут она болтала с отцом, делясь с ним впечатлениями от поездки на море.

Павлов сидел в расслабленной позе, легко улыбался, иногда поддакивал или задавал вопросы, но в основном говорила она. Я никогда не видел её, но узнал всё о её жизни, подружках, парнях, магазинах, в которых она побывала, музеях, экскурсиях... Павлов тихо улыбался, слушая её щебетанье, а меня оно всё сильней напрягало.

Невольно, не подозревая о моём существовании, но всё равно — она нагло воровала у меня Павлова и портила прекрасный момент. Я не имел права злиться, но настроение «Мариночка» мне изрядно подпортила.

Раз хозяин гостеприимно разрешил, я налил себе что-то из первой попавшейся бутылки. На этикетку даже не посмотрел — вот и зря. Уж очень крепким оказалось зелёное пойло, так что злоупотреблять им я не стал. Отвернулся к окну, сосредоточился на наблюдении за проносящимися мимо домами, машинами, а в ушах всё равно надоедливой мухой жужжал нежный голос: папочка то, папочка сё. Раздражал.