Любовник Павлова

Глава 13-3. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Глава 13-3. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Наши уединение нарушили — Марат вышел из ворот конюшни. Появился здесь по делу: забрал мою лошадь у Павлова, повёл внутрь. Пока находился рядом с нами, на меня даже не взглянул. Но я по одному развороту его плеч и гордо поднятой голове понял, что он видел и слышал достаточно. И осуждал, ясное дело.

Настроение резко пошло на убыль, как в живот кулаком прилетело. Хотя чего там переживать. Кто у Павлова в спальне убирается, и так всё поймёт. Да что там — еду на двоих уже приносили, так что все всё давно поняли и обсуждают, если время есть чесать языками.

Теперь будет знать и Марат... Чёрт, а ведь он мне понравился. Я уже губу раскатал познакомиться поближе, наладить контакт. А сейчас он даже не взглянул на меня, словно всего за миг я стал прокажённым.

Я смотрел вслед широкой спине в синей спецовке, когда Павлов коснулся моей руки.

— Успокойся. Я не держу здесь любителей трепать языками. Марат будет молчать.

Вот же человек интересный, даже мысли читает. Хотя это, наверное, сейчас легко сделать. Я не раз слышал, что ни обиды, ни радости мне не скрыть, всё на лице отражается. Тренировался держать покер-фейс, но получалось не очень, в этом деле с гроссмейстером Павловым мне не сравниться. Временами лицо у него будто маска, за которой вообще нет человеческих чувств. Как сейчас — ничего не поймёшь, кроме того, что взгляд потемнел, как затянутое тучами небо перед грозой.

— Вы уверены? — спросил я, ещё раз взглянув в сторону проёма ворот, откуда доносилось затихающее цоканье лошадиных копыт.

— Да, я уверен в людях, которых кормлю.

Он говорил спокойным тоном, на лице — ноль эмоций, так что я никак не мог ожидать того, что произошло в следующий миг. Павлов толкнул меня к стене конюшни, прижал к холодной каменной кладке спиной. Его колено втиснулось между моих ног, губы напористо прижались к губам. Он действовал агрессивно и жёстко, и я открыл рот, впуская его настойчивый язык. Позволил себя безжалостно целовать.

Мгновенно стало жарко, душно и тесно в собственном теле. Дыхание сорвалось почти сразу. А Павлов всё напирал, причём так, что оказаться со спущенными штанами, да лицом в стену вполне могло стать не фантазией, а реальным продолжением овладевшего им порыва. Его руки жадно шарили по моему телу, ладонь проникла под одежду. Павлов ущипнул меня за живот и скользнул рукой вниз, накрыл член ладонью.

У меня, разумеется, не стояло, но если он продолжит творить эту дичь — под открытым небом, рядом с работающими людьми, в месте, где любой нас может увидеть — встанет и ещё как. Быть застигнутым во время секса возбуждает как ничто другое, для меня это настоящий афродизиак. Но это я всегда был тем, кто позволяет себе пошалить. Сам бы на такое здесь не решился. Павлов оказался на порядок смелее, оторваннее, безумней меня.

— Я с самого начала хотел это сделать, — горячо шептал он, перемежая слова укусами-поцелуями. — Знал бы ты, с каким выражением лица ты сидел в седле. На это было почти невозможно смотреть...

— Это... с каким же? — У меня совсем сел голос.

Павлов и целовал, и лапал меня, и говорил намного больше, но задыхался именно я — за нас обоих.

— Словно внутри твоей горячей задницы дилдо или вибратор. И ты чуть ли не стонешь в ответ на каждый толчок. У тебя, сидящего на лошади, такое лицо, словно прямо сейчас тебя кто-то жёстко ебёт, а ты с этого тащишься.

Павлов матерился при мне всего раз, и тогда я не считал, что он делает это сексуально, но сейчас меня как кипятком окатило вкусным, жадным «ебёт». Невольно я представил, как это могло бы быть, и судорожно вздохнул. Да уж, если бы в моей заднице находилась анальная пробка, сидя с нею в седле, я бы точно получил массу острых ощущений. Болело бы снаружи или не болело — я бы с себя уже штаны сдирал и умолял оттрахать скорей. И да, стоял бы с голой жопой именно здесь, у стены, и прогибался бы под частыми мощными толчками любовника, и криком орал.

Кажется, не одним мной владели такие фантазии. Павлов присосался к моей шее, мучил её, а у меня дрожь шла по спине, колени дрожали, пальцы цеплялись за камни — и за его плечи, такие же твёрдые и надёжные, как эта стена.

Я прикрыл глаза, сжал зубы, но всё же нет, сдержаться не вышло. С языка сорвалось:

— А господин Павлов знает толк в извращениях.

— Знает, конечно. И ты тоже скоро многое узнаешь, Вадим.

Павлов заткнул меня поцелуем. Бодро изнасиловал мой рот — под довольные стоны, которые кто угодно мог здесь услышать, но сдержать я их не смог, да и не захотел. Затем, когда до срывания с нас обоих штанов, осталось всего ничего — одно лишь решение это сделать — Павлов замер, и я вместе с ним.

Прислонившись к моему лбу своим, он стоял, закрыв глаза, а я вновь учился дышать. Холод стены за спиной помогал вернуть здравомыслие, горячее тело, прижимающееся ко мне, соблазняло забить на всё и просить продолжения. Если бы мы лежали в кровати, я бы уже и ноги развёл, и требовал бы себя оттрахать скорей. Ни за что не позволил бы ему отступить, уже зная, как хорошо с ним в постели.

Отстранившись, Павлов погладил меня по груди, с силой провёл через ткань рубашки по сжавшемуся соску, взглядом оценил шторм в брюках. Накрыл ладонью бугор в паху и с видимым удовольствием сжал пальцы. Я рвано выдохнул. Он действовал грубовато, но какое же это доставляло сейчас удовольствие — и мне, и ему, что очевидно. Он явно наслаждался тем, как быстро и легко смог меня завести.

А я и вправду завёлся. Всерьёз, без всяких шуток. Остановка злила, хотя умом я отлично понимал, что Павлов прав. Имея такой дом, полная дурь — трахаться на улице, пусть хоть сто раз приспичит.

Он провёл ладонью по моей щеке — тихо тлеющей, уже не горящей — и коротко прикоснулся к распухшим от его грубых поцелуев губам.

— Пойдём домой, Вадим. В следующий раз погуляем подольше, а сейчас мы найдём, чем заняться.

О да, точно найдём, и я скажу ему «да» на всё, что он захочет.

До того как он прижал меня к стене, я мечтал о тёплой ванне с пузырьками, хотел полежать и понежиться в одиночестве. Но сейчас, несмотря на боль в мышцах, на то, что я мог идти только очень медленно, прогулочным шагом, ванна мне была нужна лишь для того, чтобы обмыться. Причём не сразу, потом. После того как Павлов меня отымеет.

Я так сильно хотел этого, что сжимал зубы и передвигал ноги живей. Павлов обнимал меня за плечи — помогал идти, хотя больше мешал. Подгоняло другое — его близость, тепло тела, сила рук, запах. Я хотел увидеть его голым, облизать его член, насадиться на него и оторваться по полной.

Да-а, давно меня так не вштыривало на мужиков.

Когда-то я сделал стойку на Кирилла. Но тогда меня и вполовину так не вело, как сейчас. Я подставил зад Кириллу, но мечтал нагнуть его, думал, всё сложится, надо лишь притереться друг к другу. Не сложилось, и удовольствие от секса стало слабеть. С Павловым всё с самого начала пошло иначе — я знал, что мне не светит его нагнуть, и думал терпеть несвойственную себе роль. И что же — дня ещё не прошло, а у меня зад ритмично сжимался в ожидании проникновения.

...Той ночью он отымел меня ещё дважды. Оттрахал так, что утром я очнулся едва живой, как катком раскатанный, и, как Павлов и обещал, не смог самостоятельно подняться на ноги. Лежал на шикарной кровати и беззвучно смеялся, и слёзы катились из глаз. Тело буквально отказывалось мне подчиняться.

— Останься дома сегодня, — сказал уже одетый с иголочки Павлов. Присел рядом со мной на кровать. — Отдохни. Я съезжу по делам и вернусь к обеду. А ты позавтракай, отоспись, проведи время с толком. Погуляй. Если захочешь, покатайся на лошади — у тебя вчера хорошо получалось, тебе стоит развивать этот навык.

Пока я думал, как добраться до туалета. Путь до конюшен мне представлялся таким же непреодолимым, как путешествие на Луну.

— Вчера вы знали, что я не смогу отправиться с вами на работу, — сказал я с укоризной. — А я так хотел поехать. Я ведь личный помощник, я не должен прогуливать в первый же рабочий день.

Мы говорили, и я всё ярче вспоминал вчерашнее и особенно то, что мы с Павловым творили ночью. К лицу стремительно приливала горячая кровь, и я отчётливо понимал, что мой пах прикрывает лишь сбившаяся простынь, а так почти всё тело выставлено напоказ — как приглашение продолжить.

Павлов наклонился надо мной и поцеловал: вкусно, долго, до срыва дыхания у нас обоих.

— Я надеялся, что тебе всё понравится так же сильно, как понравилось мне, — признался он.

— Мне и понравилось.

— Вот и хорошо. Жди меня. И подготовься.

Он погладил меня по голому бедру и ушёл.

Я остался лежать, смотреть на вышитую золотом луну и серебряные звёзды. Всё у меня складывалось хорошо: деньги, замок, шикарный мужик и его позволение делать что угодно.

Для начала я попробовал сесть и вновь свалился спиной на кровать. Рассмеялся, но слёзы брызнули из глаз и потекли по лицу горячими каплями. Я стёр их и сказал себе, что всё это фигня. Так, побочный эффект с непривычки.