Любовник Павлова

Глава 12-2. Вадим. Спасибо

Глава 12-2. Вадим. Спасибо

Когда я очнулся, мне было так плохо как никогда. Всё тело болело, голова казалась дурной, словно после многодневной пьянки. В студенчестве чего не бывало, случалось и так: просыпаешься, и ощущения, словно еле живой выбрался из-под трамвая. Мне, что очевидно, довелось побывать под катком. И звали его, понятное дело, Николай Николаевич Павлов.

Не знаю, сколько я спал, но в горле поселился жуткий сушняк. Словно я и правда пил, а не трахался, будто в последний раз в жизни.

— Воды, — сказал я. Верней, прохрипел. Прошептал. Разлепил слипшиеся губы и что-то там издал, невнятный звук, который сам еле-еле услышал.

Никто не ответил. Никто не бросился спасать меня, единственного выжившего после кораблекрушения. Рядом не было ни души. Стоял полумрак, духота. Глаза быстро привыкли, и я понял, что лежу на роскошной кровати — траходроме, мой бог, это её истинное название на все времена — и балдахин задёрнут, так что проникающий снаружи свет доказывает одно: я не умер, и там, снаружи, всё ещё светит солнце.

Упёршись ладонями в кровать, я попытался сесть...

«Неправильное решение», — сообщила моя бедная задница. Вновь упав на кровать, я закрыл ладонью глаза и забулькал от смеха. Хихикал сквозь слёзы, но, правда, я никогда даже не думал, что испытаю такое.

Как там Павлов сказал? «Совсем я тебя заездил». О да. Именно это на одной ноте ныло всё моё тело. И чем громче ныло, тем сильней меня разбирал смех.

Яркий свет ворвался в моё убежище от жестокого мира.

— Проснулся? — спросил свежий благоухающий Павлов, присев на кровать. Одетый уже не в деловой костюм, а в серый джемпер и кажущиеся обычными джинсы, он выглядел помолодевшим лет на десять вампиром. Все жизненные соки из меня вытянул, гад.

Я, мягко говоря, взглянул на него с неприязнью.

— Всё болит, — прохрипел я голосом, слегка похожим на человеческий. — Совсем вы меня заездили, Николай Николаевич.

Павлов усмехнулся, расплылся в широкой улыбке, укусил себя за щеку, а затем не выдержал и захохотал. Запрокинув голову, он смеялся так весело, что я не смог сдержать собственный смех, отдавшийся болью в самых разных местах.

Смешно ему, блин. А я тут, блин, почти умираю.

Он принёс мне воды и забрался ко мне на кровать. Хотел помочь сесть, я еле-еле отбился.

— Что, серьёзно так больно? — спросил он, когда я взмолился не трогать меня и просто дать мне тут умереть.

— А что, до меня никто не жаловался? — Я подумал про моих предшественниц, прежде просыпавшихся на этой кровати после ночи любви, и впервые всех их, бедненьких, пожалел.

— Нет, не жаловался, не беспокойся об этом. Я всегда учитывал, с кем делю постель, и соизмерял наши силы. Но ты ведь не девушка, смотри, какой мускулистый. — Он похлопал меня по груди, раскрытой ладонью провёл по поджавшемуся прессу. — Не думал, что к молодому мужчине с такой фигурой мне следовало относиться как к фарфоровой кукле.

Я внимательно на него посмотрел.

— Ну спасибо.

— Пожалуйста, — ответил бессовестный Павлов. — Перестань ныть, всё с тобой хорошо. Но спортом тебе стоит заниматься побольше. Качать пустые мышцы в зале — глупый выбор. Нападут на тебя в тёмном переулке, спасёт только настоящая сила, а не, — он с видимым удовольствием вновь погладил меня. Словно я стал его большой голой кошкой, — вся эта красота. Кстати, хотел спросить...

— Да?

— Ты лазерную эпиляцию делаешь? У тебя совершенно голая грудь.

— А вы? — Я ткнул пальцем в грудь Павлова. За серым трикотажем прятались крепкие мускулы, гладкая кожа и татуировка большого дракона — я его отлично запомнил.

Павлов перехватил мою руку.

— А я от природы такой.

— Угу. В прошлой жизни были водным драконом?

— Почему водным?

— Потому что голубым... Ладно на меня так смотреть. Не нравится голубым, значит, светло-синим драконом. Он у вас откуда?

Вода помогла или наш разговор, но башка у меня начала варить в разы лучше.

Павлов склонил голову к плечу, разглядывая меня. Делиться секретами не спешил. Свёл брови вместе — расспросы ему не понравились.

— Ладно, можете не отвечать, раз не хотите. Пожалуйста, помогите мне сесть. Только не дёргайте, плавно, словно я тут трясу сломанной шеей.

— Так болит? — в разы серьёзней спросил Павлов. — Шея?

— Нет. Поясница и задница. Я и правда отвык от таких упражнений.

Павлов помог мне сесть, и несколько минут я сидел, опустив голову, медленно дышал на раз-два. Одно это казалось невероятнейшим достижением, на которое в такой ситуации способны немногие. А железный Павлов — ну ладно, пусть издевается, я то знаю, как себя чувствую — будто собранным из плохо подогнанных, наскоро сшитых кусков.

Боль отступила, и я шумно вздохнул:

— Фух.

— Не спеши, я тебе помогу, — сказал Павлов. Больше он надо мной не смеялся. По-настоящему заботился обо мне, хотя не был обязан.

Он помог мне подняться, отвёл в ванную комнату. Я переступал маленькими шажочками, как дедок — участник войны 1812 года. Шёл, терпел, голову не поднимал. А потом увидел её — прекрасную, белоснежную, бурлящую маленькими пузырьками — и от счастья чуть не расплакался.

Оставалась одна проблема: как забраться в джакузи. Я смотрел на ступеньки и понимал, что сейчас мне придёт полный кирдык. Может, конечно, и нет, и каким-то чудом мне удастся преодолеть квест подъёма по лестнице, но я еле-еле добрался досюда на своих двоих — по плоскому полу и с помощью Павлова.

Тот, ни слова не говоря, ничем, даже вздувшимися венами не показав, что я, вообще-то, тяжеленный лосяра, поднялся по ступенькам со мной на руках и погрузил моё тело в приятно тёплую воду.

Сначала я думал: не разогнусь, но быстро оклемался. Устроил пострадавшую пятую точку на специальной скамейке, откинул голову на бортик, прикрыл глаза.

— Я в раю, — сказал я. — Боже всемилостивый, благодарю.

Павлов, усевшийся на краю постамента, усмехнулся.

— Спасибо, Вадим. Пользуйся, пока я добрый.

Я и не подумал пройтись по его самооценке, попирающей небесные чертоги и ломающей облака. Заинтересовало другое.

— А что, вы будете злым?

— Только если ты станешь грешить, сын мой, — ответил он постным тоном и расхохотался.

Я и не думал, что Павлов умеет смеяться. Что, вообще, может быть вот таким — заботливым, нежным, живым.

Долго он не рассиживался рядом со мной — принёс мне полбокала красного.

— Выпей, расслабься, Вадим. Ничего страшного с тобой не произошло. Это всего лишь твои ленивые мышцы. Боль быстро пройдёт.

В целом, я бы с ним согласился, но он говорил с такой уверенностью, будто точно знал, что не порвал меня на британский флаг.

— Откуда вы знаете?

Павлов пристально посмотрел на меня.

— Оттуда, что я всегда выполняю свои обещания. Ты помнишь, что я тебе обещал?

Кашлянув, я спрятался за бокалом. После разделённого на двоих острейшего удовольствия говорить о том, что Павлов мне за это ещё и платил, особого желания не возникло.

— Позаботиться о твоих интересах, — подсказал Павлов. — Я тебя уже осмотрел. Всё хорошо. Но на всякий случай вот мазь, — он положил прямоугольную коробочку на видное место, — воспользуйся ею после. Она поможет тебе быстрей восстановиться и снимет болезненные ощущения, если они ещё будут оставаться.

Я не нашёлся, что на это сказать. Он осматривал меня, пока я спал — в голове не укладывалось.

Павлов провёл по моим волосам, скупо улыбнулся, превращаясь в привычного Павлова.

— Отдыхай. Я распоряжусь, чтобы ужин подали в столовой через час. К тому времени, надеюсь, тебя уже не придётся таскать на руках.

Перед уходом он показал, как добавить горячую воду, изменить режим.

— Смотри только не усни, — сказал на прощание.

— Спасибо, — ответил я, глядя на закрывшуюся за ним дверь.

Ну ни хрена ж себе. Я попал прямо в сказку, где миллионер осматривает мой зад, чтобы убедиться, что я не пострадал после секса с ним. Носит меня на руках и угощает кислятиной — наверняка из знаменитых подвалов французских виноделов. Смеётся со мной. Выглядит — несомненно — живым человеком. И целует меня перед уходом, словно я не игрушка, которую он купил поразвлечься, а кто-то дорогой его сердцу.

— Спасибо, Господи, — с чувством сказал я. Впервые в жизни мне по-настоящему повезло, и это стоило благодарности.

Отставив в сторону едва пригубленный бокал, я решил, что, напившись на голодный желудок, не хочу случайно утопиться в джакузи и лишиться других даров, которые ещё наверняка будут. В мою беспросветную жизнь пришла светлая полоса. Теперь моя задача проста, как дважды два, и конкретна, как выстрел в упор — всего лишь ничего не похерить.