Любовник Павлова

Глава 18-2. Вадим. Зебра

Глава 18-2. Вадим. Зебра

Я задал прямой вопрос: остаюсь ли его личным помощником, но Павлов ушёл от ответа. Его больше волновало моё самочувствие, я же думал о том, как сделать так, чтобы случившееся в ванной больше не повторилось. На этом и разошлись — он за дверь, переодеваться к ужину, а я дальше лежать и ломать и так трещащую голову.

Мне нравился разный секс, грубый в том числе. И я вполне мог разок и даже не разок потерпеть мордой в подушку. И, наверное, в итоге даже получил бы от агрессивной грубости удовольствие. Всем известно, что на фантазии о насилии дрочит масса людей. Проблема тут только одна: как в итоге Павлов стал бы ко мне относиться, и что бы о себе самом думал я?

Нет, я категорически не хотел превращаться в глазах Павлова в сливной бачок для негативных эмоций. Он привык так от них избавляться, а привычка — вторая натура. Если не увидит во мне другой ценности, то рано или поздно всё повторится. И придётся решать: мириться со статусом живой канализации или уходить восвояси, оставляя Павлова другому, так сказать, ассенизатору — более покладистому и довольному своей участью. Девушке или парню без комплексов, лишь бы были готовы прогнуться. А что такие найдутся — да не вопрос. Павлов рот не успеет закрыть, как очередь из желающих выстроится. Да и наверняка такие люди в его окружении уже есть. В резерве, пока я занимаю место в постели.

Мне следовало пошевеливаться, что-то предпринимать прямо сейчас. А то Павлов всё быстро решит: наклеит на меня ярлык «сливной бачок», и всё, попробуй переубеди такого упрямца.

Будь я хоть самым красивым и сексуальным геем на свете, в лучшую сторону это ничего не изменит. Вон, у Павлова золотой унитаз есть. Всего лишь унитаз, пусть и из чистого золота. Я же хотел стать кем-то другим для него, более важным, ценным для Павлова и без секса, чтобы надолго сохранить его расположение и интерес. Если не равным — чертовски сложно быть на равных с такими, как Павлов, — то хотя бы ценным помощником, доверенным лицом. Плюс секс, и я перестану быть для него только привлекательным телом.

Другую ценность в отношениях с ним мне могла обеспечить только работа. Хуже всего, что он так и не ответил на прямой вопрос, есть она у меня или нет. Я тогда спросил снова, но Павлов заговорил о другом. Убедился в том, что я не при смерти, и свалил. Сказал, что нам обоим следуют переодеться к ужину, и дал мне на всё про всё час.

Весь этот час, за минусом минут десяти, я лежал на кровати и прикидывал, что делать дальше. По всему выходило, мой путь лежал в офис: правдами и неправдами попасть туда, занять должность, которой Павлов, как фиговым листком, прикрыл моё появление в своём доме. Прикрытие хлипкое, но в другом он, видимо, не нуждался. А вот мне, кровь из носа, требовалось использовать золотой шанс, стать тем, кто находится рядом не только в постели, но и в решении важных вопросов.

Когда Павлов пришёл, в моей голове уже созрел какой-никакой план.

Уже второй раз падение оборачивалось для меня поворотом к светлой стороне жизни. Павлов, отправившийся к себе переодеваться, заодно потратил время на то, чтобы переосмыслить своё поведение. Не в его традиции откладывать дела в долгий ящик. Он сразу же стал вести себя на порядок мягче, заботливей, и в этом стремлении зашёл даже чересчур далеко.

Началось всё с того, что он протянул мне ладонь. Я подумал, он пожать руку хочет, ещё раз закрыть ту пропасть, в которую мы с ним едва не свалились. Сжал его пальцы и ждал услышать пару-тройку неловких фраз про «миру — мир». Ан нет. Павлов молча развернулся и, всё так же держа меня за руку, повёл за собой.

У него крепкая сухая и тёплая ладонь, так что идти так оказалось делом довольно приятным. Ну и странным, конечно. Непривычным, так точно. Но я бы, скорей, язык себе откусил, чем Павлову об этом сказал. Его желание ходить, держась со мной за руки — это мило, и точка. Лучше пусть всегда так ходит, чем на нервах без смазки ебёт.

Так мы и пошли по коридору, а затем и по лестнице вниз: ладонь в ладонь. Я улыбался, поглядывая на невозмутимого Павлова. Нет, ну серьёзно, я уже и не помнил, когда меня куда-то за ручку водили. В детский сад, может. А тут получилось и забавно, и так, с намёком, что большой грозный мужчина меня защищает, оберегает как девушку или малыша. Ей-богу, смешно.

Мне пришлось укусить щеку изнутри, когда в столовой Павлов, видно, задавшись целью показать себя с лучшей стороны, решил отодвинуть для меня стул. Вот этого в моей жизни не бывало даже в ранние детские годы. Никому не приходило в голову видеть во мне человека, неспособного о себе позаботиться. И это по факту выглядело именно так, хотя Павлов наверняка вкладывал другой смысл в свои действия.

Я сел, мило поблагодарил и опустил взгляд на тарелку. Хотелось смеяться, хотя, по правде, ну чего тут смешного? Сложно мужчине ухаживать за другим мужчиной. Культурные коды тут не помогают, а, скорее, мешают, ведь они веками настроены на другой формат отношений.

Девушка приняла бы такую заботу как должное (и то не всякая, есть же и феминистки). Мне пришлось подстроиться на ходу и поработать над переводом символических жестов в благие намерения. Ни одной секунды я не думал о том, что подвинутый для меня стул — признак того, что Павлов относится ко мне как к беспомощному инвалиду.

Он всего лишь хотел быть милым со мной. Прекрасное стремление, я только «за», чтобы оно стало нашей традицией.

— Спасибо ещё раз, — сказал я. — Так приятно чувствовать вашу заботу.

Он коротко взглянул на меня. Я уверен: в желании проверить, не стебусь ли я над ним. Убедился, что я серьёзен, и расслабился настолько, чтобы предложить мне что-нибудь выпить. Он включил режим галантности на все сто процентов. Реализовал моё «да, спасибо», встав с места и саморучно налив мне воды в высокий бокал.

Мы хорошо провели время за ужином, правда, кроме как воду, пить он мне не дал, а сам слегка накатил — столового красного на два пальца. Я терять самоконтроль не стремился, так что спорить не стал. После обезболивающего пить и правда не стоит.

— Большое спасибо, я всё, — сказал я, отодвинув от себя пустую тарелку. Еда оказалась вкусной, ещё бы, но больше съесть я не мог.

На ужин подали красную рыбу и овощи, как выразился Павлов, «аль денте». На практике это аль-что-то означало полусырые. Но с вкусным сливочным соусом, к моему удивлению, откровенно недоваренная капуста оказалась вполне ничего. Брокколи на ужин я ел примерно... да никогда, пусть и Макс вечно сидел на специальной диете. Мама всегда готовила, чтобы, как она говорила, «накормить трёх мужиков и не поселиться на кухне». Когда я начал жить сам, покупать овощи, даже замороженные, в голову не приходило.

В целом, ужин у нас вышел вкусный, но непривычный.

Что интересно, Павлов мог бы есть что угодно, но предпочитал здоровую пищу с небольшим количеством соли и даже без хлеба. Дома носил хорошую одежду, но и не миллионер мог такую же спокойно купить. В ту же копилку — Павлов занимался спортом, ездил на лошадях, покупал людей для секса. Процветал, о чём кричал его дом. И при этом он редко улыбался, а расслабленным я видел его всего пару раз: недолгое время после секса и когда он разговаривал с дочерью.

Я пристально разглядывал Павлова. Он выглядел крутым мужиком, даже когда добавлял воду в вино и хрустел зелёной капустой на ужин. И при этом я бы не назвал его идеально счастливым, а его жизнь — лишённой забот.

Мечтая о миллионах, многие думают, что деньги решат все их проблемы. У Павлова не решили, доказывая старую истину, что маленькие деньги, как маленькие детки — маленькие бедки, а большие деньги тащат за собой соответствующие по размеру проблемы. Я смотрел на Павлова и гадал, из-за чего он так завёлся сегодня? Что у него там с этим Тамерланом произошло? И как мне использовать то, что случилось сегодня, чтобы стать для Павлова кем-то большим, чем инструмент для снятия стресса?

Как ни крути, попадание в офис не гарантировало вообще ничего. Кто сказал, что в офисе Павлов найдёт для меня время, а я — тему, которая для него окажется по-настоящему важной?

Наш разговор к концу ужина подувял, и я наблюдал за тем, как лоб Павлова всё отчётливее прорезают морщины, а выражение лица становится напряжённым. Стоило ему отвлечься от нашей беседы, как мысли о проблемах вернулись и под хруст капусты принялись жевать его нервы.

Дождавшись, когда Павлов положил в рот очередное соцветие брокколи, а значит, не мог мою речь быстро прервать, я сказал:

— Не сочтите, что я лезу не в свои дела, в общем, работа у меня такая — вам помогать. — Жующий Павлов внимательно посмотрел на меня, и я спросил прямо: — Кто такой Тамерлан? Расскажите мне в общих чертах. Не всё, а что можете мне рассказать. Я хочу помочь вам справиться с этой проблемой.