Глава 13-2. Вадим. Невыносимая роскошь бытия
Для меня оседлали белую кобылу. Луна косила блестящим коричневым глазом, фыркала и дружелюбно (наверное) махала хвостом. Из её упряжи я смог опознать повод, седло и стремена. До этого воспользовался возможностью и внимательно пронаблюдал за тем, как на жеребца вскочил Павлов. Он сделал это с лёгкостью и даже изяществом. Я постарался запомнить его быстрое литое движение, но, когда подвели мою лошадь, начал сомневаться, что в принципе смогу сесть в седло в своём нынешнем состоянии.
— Это кобыла Марины, — пояснил Павлов. — Луна спокойная, надёжная, ей уже десять лет, и она точно не сбросит тебя. Можешь не волноваться.
Сам он сидел на Молодце — беспокойном сером в яблоках жеребце. Конь перебирал копытами, то поднимал, то опускал уши, фыркал и явно не понимал, почему хозяин остаётся в конюшне, когда уже можно скакать.
Луна выглядела иначе — флегматичной и милой, идеальной лошадью для худышек и пышек, старичков и детишек. Несмотря на её негероический вид, я ни одной секунды не мечтал поменяться с Павловым местами и красоваться сейчас на горячем скакуне. Мне и нордически спокойной кобылы за глаза хватало для того, чтобы от волнения потели ладони, да задница ныла, пророча для себя, бедной, кучу проблем.
Марат покачал головой, когда я встал у седла и попытался поднять ногу, чтобы опереться на стремя.
— Садятся с левой стороны, — заметил он негромко.
Вот откуда мне знать, как садятся на лошадь, когда я делаю это впервые в сознательном возрасте? Чёрт.
Павлова я не стеснялся, а вот перед Маратом — высоким и сильным, коротко стриженным, с широким плоским лицом и серьёзным взглядом чуть раскосых глаз — очень хотелось оправдаться, а лучше — не ударить физиономией в грязь.
Как только я об этом подумал, услышал:
— На стремя — левой ногой.
Молодой конюх не смеялся надо мной, даже улыбнуться себе не позволил, но у меня и без насмешек начали подгорать уши. Павлов не произнёс ни слова, смотрел на меня с интересом, но помогать не бросался, даже советы придержал при себе. Я помнил его «неси ответственность за свой выбор» и сдаваться не собирался. Я справлюсь с ситуацией, так или иначе, всё я решу.
Попытался забраться в седло — и вновь неудача. В этот раз мой бедный зад сказал твёрдое «нет» упражнениям на коне. Да уж, выбрал я время для начала обучения верховой езде. После падения с лестницы и двойного оргазма под Павловым в нижней позиции — прям идеальный момент, чтобы ноги закидывать выше ушей.
Вместо того чтобы ломать себя, честно признался, что сам с задачей не справлюсь.
— Мне нужно на что-нибудь встать. На лестницу или что-то такое, — сказал я. — Я ногу сегодня повредил, по-другому вряд ли смогу.
Марат — дзэн-буддист, истинный стоик, духовный брат Луны — помог мне и с этим. И под задницу подтолкнул, когда я уже думал: ну всё, сейчас произойдёт вторая за день эпохальная встреча моего фейса с бетоном.
— Спасибо, — с чувством сказал я, оказавшись в седле. Выпрямился, бурно дыша. Выслушал микро-лекцию о том, как правильно сидеть на лошади, постарался выпрямить спину и прочее. — И ещё раз большое спасибо, Марат.
Луна проявила снисхождение к моим крайне неловким усилиям удержаться на ней. Марат, делая вид, что таких ипо-кретинов, как я, видит в конюшне изо дня в день, держал лошадь за повод. Павлов тоже оставался рядом, никуда не спешил, хотя его конь выглядел не слишком довольным задержкой.
— Пожалуйста, не смейтесь надо мной, Николай Николаевич, — сказал я. — Я правда до этого на лошади ни разу не сидел.
Павлов вовсю развлёкся за мой счёт: улыбался, его лицо порозовело, глаза блестели.
— Никто над тобой не смеётся. Ты справился лучше многих новичков. Не переживай, всё хорошо.
— Так это не было так позорно, как мне показалось? — спросил я.
Я заметил выразительный взгляд Марата, но интересовало меня мнение лишь одного человека.
— Никакого позора, ты молодец, — сказал Павлов.
Жеребец, услышав свою кличку, негромко заржал, и хозяин похлопал его по крепкой шее.
— И ты тоже Молодец, сейчас уже побегаешь.
Мне казалось, Павлов ничего такого не сделал, но его лошадь уверенно двинулась к выходу из конюшни. Моя при этом осталась стоять.
— Вперёд, — я похлопал её по шее.
Луна оглянулась, посмотрела на меня, и даже не шелохнулась. Даже одно копыто не подняла.
В мечтах я уже давным-давно скакал на белом коне по широкому полю, в реальности сидел на лошади и не знал, что дальше делать. Вроде бы колени надо сжать, показать, чтобы она тронулась, но я в этом не был уверен.
Марату пришлось мне объяснять, как пользоваться упряжью и так далее. Он показался мне неплохим парнем, рассказывал всё по-человечески, понятно и терпеливо, нос не задирал. Благодаря его советам, у меня даже что-то получилось, и мы всё-таки выехали из конюшни. Павлова на его жеребце нигде не было видно, как я ни крутил головой.
Невдалеке начинался тенистый сад, в ту сторону вела гравийная дорожка, и я решил, что мне следует поехать по ней, а там уже сориентироваться по обстановке. Найти Павлова, вряд ли сад настолько большой, чтобы я в нём смог потеряться.
— Нет, тебе за ним сейчас ехать нельзя. Ты в седле сидишь криво-косо. Давай-ка по кругу пока, потренируйся немного, — сказал Марат, и Луна пошла вдоль огороженного круга мелкой рысью, или крупной, или как там её иноходь называлась. — Спину держи. Не съезжай на бок. Спину! Руки к корпусу, соберись...
Мой бедный зад прочувствовал каждый шаг, каждый толчок каждой из четырёх её ног, и к тому времени, как Павлов вернулся, я крепко-накрепко выучил одно важное жизненное правило: конные прогулки прекрасны в любой день, кроме того, когда вы после секса едва свели вместе ноги, а затем час отмокали в ванне, чтобы нормально ходить.
Марат повёл Молодца в конюшню, а Павлов остался со мной. Держа Луну за повод, подошёл ко мне, боящемуся лишний раз шевельнуться. Сесть-то на лошадь я сел, но как теперь с неё слезть — вот это проблема с большой буквы «П», проверочное слово — полный капец.
— Ну и как новые впечатления?
Он посмеивался надо мной, прекрасно зная суть моей проблемы, но я мог это простить, только б он помог мне слезть с лошади.
— А почему Марата не попросил? — спросил он.
Я не захотел отвечать. Вытащил правую ногу из стремени и столкнулся с фактом, что это — мой максимум.
— Боюсь, что никогда не смогу с неё слезть, — пожаловался я. — Я не могу пошевелиться.
— Ничего, ты справишься. Я рядом, если что — подстрахую. Но твоими ногами шевелить можешь только ты.
Чтобы перекинуть ногу, мне пришлось помогать себе руками, настолько всё затекло. Как я при этом не упал носом в песок — не понимаю. Ребро ладони пришлось закусить, лишь бы не заорать, но я всё-таки встал ногами на землю. А что всё тело страшно болело, а земля плавно покачивалась подо мной — ну и ладно. Главное, я стоял на своих двоих на земле и мог — как-то — двигаться.
Павлов взял Луну за повод, приобнял меня рукой за плечи, и мы медленно пошли к конюшне.
— Насколько всё плохо по шкале от нуля до десяти? — спросил он негромко.
— Плохо — ноль, хорошо — двенадцать, — ответил я бодро.
— Ты еле идёшь, — заметил Павлов.
— Но ведь иду. — Я и правда шёл. Как Русалочка из сказки, у которой при каждом шаге в ступни будто вонзались кинжалы. Но я мог потерпеть, зная одно волшебное средство: — Могу я ещё с часок перед сном полежать в вашей ванне?
— Да, если потом до утра полежишь в моей кровати, — ответил Павлов. — Полежать-то как, сможешь?
Судя по его решительному тону, мой бедный зад ждала очередная серия приключений. Я страшно устал, хотел спать, но не имел права сказать Павлову «нет». Он развлекался, но я-то работал, причём как раз тем, кто обязан как минимум полежать-постонать и поохать. А в идеале — на совесть отработать ту тысячу в день, которую Павлов платил.
— Полежать я всегда смогу, — рассмеялся я, заглядывая в его серые глаза. — В вашей компании, уверен, жалеть об этом мне не придётся.
Он коснулся моего лица, провёл большим пальцем по губам, и я вдруг понял, что хочу продолжения. Несмотря на боль и усталость — хочу.