Любовник Павлова

Глава 18-1. Вадим. Зебра

Глава 18-1. Вадим. Зебра

Павлов действовал грубо, механически, жёстко. Лапал активно, шею и плечо прикусил, сосок больно выкрутил. Я, понятно, не хрупкая барышня, вполне мог завестись и от грубости. Как недавно на кухне, когда Павлова непонятно с чего триггернуло, и он потребовал секса. Но тогда он страшно меня захотел, и я на это повёлся. Обоюдная вспышка желания сгладила весь дискомфорт, сделала нас слепыми к вызывающей убогости обстановки.

Сейчас ситуация представлялась совершенно иной, полностью противоположной той по сути и смыслу. Павлов пытался — от слова «пытка» — возбудить не только меня, но и себя. Что со мной, что с собой получалось у него это откровенно хреново.

Его напор отнюдь не вызывал желание развести ноги и прошептать: «Бери меня, Николай Николаевич, я вся твоя». Он действовал слишком грубо, на одной только злости, и дискомфорт становился всё сильней. Происходящее нравилось мне всё меньше и меньше. А то, куда это могло нас впоследствии завести — не устраивало категорически.

Я терпел сколько мог, затем сжал его руку изо всех сил, чтобы гарантированно — через боль — его протрезвить.

— Эй! Вадим, что ты творишь? — возмутился он, и я, пусть и зная, что с почти стопроцентной вероятностью огребу, откровенно сказал:

— Николай Николаевич, не нужно этого делать. Хватит уже. Мне это не нравится. Я серьёзно сейчас говорю.

Я голышом находился впритык к его голому телу, и впервые у меня не стояло. И, что важней, у него тоже толком даже не встало. Он не только меня, он себя принуждал — я это чётко видел, пусть у меня и не было глаз на затылке.

Его давление я бы сравнил с гранитной плитой. Мне следовало сделать всё, лишь бы не оказаться погребённым под нею. Выбраться сейчас, чтобы не оказаться раздавленным мокрым пятном.

— Если вам нужно расслабиться, так успокойтесь уже и расслабьтесь. Необязательно же через секс. Есть и другие способы сбросить пар, и не менее приятные.

Ни слова, ни тон я специально не подбирал. Да и зачем? Что прямо говори, что украшай финтифлюшками, суть-то от этого не изменится.

— Учить меня вздумал? — угрожающе произнёс Павлов.

— Работа у меня такая, — ответил я ровно.

Сердце запрыгало от волнения, но я решил стоять до конца. Впереди минимум два месяца тесного общения, и сейчас ну никак нельзя позволять Павлову лишнего. Сто процентов — я прав. Все же знают: как себя сразу поставишь, так и дальше пойдёт. А я в этом смысле сегодня и так допустил ошибку. Он захотел поиметь меня в грязи, и я под его желания прогнулся. Сам завёлся, и нам обоим понравилось, так что в этом плане всё ок. А в другом — ну, не очень. Павлов ведь, понятно, из тех, кому протяни палец, а они и всю руку откусят, и быстренько сожрут всего с потрохами.

На кухне его переклинило, но там он искренне хотел секса. А сейчас его переклинило уже на другом, и секс ему был, по сути, не нужен. Он хотел сбросить злость. Поиметь меня как кусок мяса. Превратить в то самое мясо, в вещь, в сливной бачок для негативных эмоций.

Так какой у меня выбор, кроме как за себя драться?

— Я к вам на работу резиновой куклой не нанимался. Вы ж сами, когда нанимали, говорили про человеческое отношение. Вот я и...

— Да, — выпалил он язвительно.

Я всё-таки повернулся к нему.

— Я по-человечески к вам отношусь. А вы... — Он смотрел на меня тяжёлым взглядом, и я вздохнул. — Не нужно так. У вас даже не стоит. — Он молчал, и я предложил: — А хотите, я массаж вам сделаю? Я умею.

Павлов моё предложение не принял. И, вообще, он упрямый кретин. Захотел настоять на своём, я не захотел его желаниям поддаться. Мы изрядно расплескали воду, борясь друг с другом. Он оказался сильней, выкрутил мне руку, и тогда я использовал последнее средство. Выплюнул стоп-слово прямо в искажённое злостью лицо.

— Что? — Он, похоже, не понял, и я мстительно повторил:

— Папочка, не делай мне больно. Я, папочка, этого не хочу.

Он отпустил меня, прикрыл ладонью рот. Не глядя на меня, пробормотал:

— Вот чёрт.

— Да уж, вы тот ещё чёрт, когда на вас какая-то дикость находит, — ответил я и, встав по весь рост, немедленно выбрался из ванны.

Разлившаяся мыльная вода превратила покрытый плиткой пол в превосходный каток. Всего один шаг, и я об этом немаловажном факте узнал. С диким грохотом шлёпнулся на задницу, ударился головой о боковую стенку ванны так, что зубы щёлкнули и перед глазами поплыли цветные пятна.

— Осторожно, — промямлил я, когда живо выбравшийся из ванны Павлов принялся меня поднимать.

Он ощупал мою голову, пощёлкал перед моим лицом пальцами.

— Да всё со мной ок, я живой, — хрипло выдал я и отвёл от себя его руку.

Живой-то живой, но, когда поднялся на ноги, комната зашаталась и поплыла у меня перед глазами. Павлов бросил вниз белые, тотчас потемневшие от впитавшейся воды полотенца, так что стоял я устойчиво. А вот пол качался, как палуба корабля, попавшего в сильный шторм.

Второй раз за два дня! Вот что называется чёрная полоса... Хотя деньги и вся эта роскошь. Но всё равно, вот же проклятая зебра, снова лягнула меня!

— Всё хорошо? — спросил внимательно наблюдающий за мной Павлов.

— Хорошо, — твёрдо ответил я, но, когда мы выходили из ванной, цеплялся за его плечо, будто за спасательный круг.

Далеко мы не пошли. Да у меня бы и не получилось. В банном халате, надетом на мокрое тело, я улёгся на кровать. Павлов — в полотенце на бёдрах — сел рядом. Теперь я лучше чувствовал своё тело: пострадавшие лодыжку, голень, бедро, ноющий бок и трещащую голову. Ощущения не радовали, особенно там, где новые ушибы наложились на вчерашние синяки. Я тихо дышал и надеялся, что щиплющие глаза слёзы — плод разыгравшегося воображения. Рисунок на балдахине так и не смог рассмотреть, сколько ни смаргивал.

— Прости, — нарушил долгое молчание Павлов.

Я, честно говоря, удивился. Павлов не производил впечатления человека, способного извиняться.

Злоупотреблять пробуждением его совести, разумеется, не стоило.

— Да ладно вам, — сказал я примирительно. — Я всё понимаю. Проблемы, стресс, все дела. Вы лишнего не употребляете, наркотой не балуетесь. Но стресс же надо как-то снимать. Вытрахивать его — не самый худший способ, который нашли люди.

Он хмыкнул.

— Спорт тоже хорошо помогает.

Нервотрёпки в жизни Павлова, судя по его отлично развитым живым мышцам и физической силе, хватало.

— Но секс мне нравится больше, — констатировал он.

Я прислушался к своему телу: он явно требовало покоя.

— Не сегодня.

— Да, не сегодня, — чуть помедлив, сказал Павлов, и я понял, что не дышал в ожидании его ответа. — Сколько пальцев? А сейчас?

Я ответил правильно, и он спросил:

— Голова больше не кружится?

Голова, когда я лежал, не кружилось. Меня не тошнило, и болели только места ушибов.

— Ужинаешь в спальне, или вместе спускаемся вниз? — спросил Павлов бесстрастным тоном.

Жалость к себе так и подмывала сказать, чтобы он оставил меня в покое хотя бы сегодняшним вечером.

— Спускаемся вниз, — ответил я и попытался улыбнуться, — и за ужином вы расскажите мне, что вас так разозлило.

Он приподнял брови, опустил уголок рта. Ему б в театре играть с такой мимикой — чистый Воланд.

— Считаешь, что я с тобой поделюсь конфиденциальной информацией?

Я осторожно сел, вздохнул — тело ныло.

— Работа у меня такая. Я ведь ваш любовник. Секс не могу сейчас обеспечить, а вот разговор по душам — почему бы и нет. А ещё я ваш личный помощник. Помните? Нет?