Любовник Павлова

Глава 13-1. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Глава 13-1. Вадим. Невыносимая роскошь бытия

Я никогда не думал, что моя жизнь может превратиться в настоящую сказку, и это случится так быстро и радикально, всего за пару часов. Ладони всё ещё будут саднить из-за падения с лестницы, а задница уже будет ныть от того, сколько внимания на неё, беднягу, свалилось.

Каприз Павлова изменил для меня всё, и я не хотел думать о том, сколько это продлится. И думал об этом, ещё бы. Два месяца точно, а дальше, как он сказал, договоримся, если понравится. Мне уже всё нравилось, и ему тоже — сейчас. Но что будет потом? Придётся изо всех сил постараться, чтобы сохранить его интерес, найти, чем зацепить, стать для него особенным, уникальным. Или сказка слишком быстро закончится, и я останусь у разбитого корыта, с избушкой на курьих ножках, повернутой ко мне привычной — не сказочной — стороной.

Ничего, я постараюсь. Сделаю всё, что смогу. Если упущу этот шанс — никогда себе не прощу. Второго точно не будет. Мне двадцать три, ещё пара лет, и во мне начнут видеть горячего папика. И если я профукаю шанс зацепить этого мужика, то с чем останусь? С воспоминаниями о джакузи, роскошной кровати и нежности в выражении его лица, с пониманием, что упустил главный шанс своей жизни.

Блин, я находился здесь всего пару часов, а уже боялся потерять ещё непознанное, но заведомо ясно — прекрасное.

Всё в этом доме выглядело так, что я хотел бы задержаться здесь на всю жизнь. Ничего лучшего я не видел. Сомневался в том, что мне ещё раз так повезёт. И уже хотел врасти в богатую почву корнями. Понимал, что будет сложно, но даже два гарантированных месяца рая казались стоящими, чтобы за них драться зубами, когтями, вцепиться насмерть и не отпускать.

Сидя в джакузи, поглядывая по сторонам, я не мог не сравнивать эту сказку со страшной былью. Окружающую роскошь с чёрной плесенью на потолке и обвалившейся плиткой той хрущёбы, которую снимал, уйдя от родителей.

В последний год жизнь вообще не баловала. Как-то всё разбилось, развалилось, испортилось. Началось ещё до Максима, а уж потом полетело, как с горы снежным комом. Проблема за проблемой пытались подмять меня под себя и не дать больше подняться. Оглянувшись назад, я видел лишь серость, безденежье, одиночество и безысходность. Что бы я делал, если бы там, на лестнице, Павлов меня не поднял? Возможно, тоже лежал бы сейчас в ванне, смотрел на чёрную плесень и уж точно не отказался бы выпить, чтобы забыться. Там меня ждал серый ад, а здесь, если всё будет идти так, как идёт — чудесная жизнь, сверкающая, яркая, радужная, как грива единорога, которого мне повезло оседлать.

А я ведь не хотел сюда ехать, сомневался, мог Павлову отказать. И профукал бы тот самый шанс, который жизнь даёт только раз, да и то по большому блату.

Не знаю, чем мне придётся платить за это везение, но, если всё так волшебно продолжится, я, не жалея, отдам годы той, серой жизни, за месяцы и даже дни этой — роскошной.

После всего того дерьма, которое пришлось пережить, я попал в прекрасный замок, где каждый уголок поражал красотой и комфортом. На мой взгляд, к этому невозможно привыкнуть, хотя Павлов, кажется, не только привык, но и вовсе перестал замечать.

Великолепную еду, поданную нам в роскошной столовой, он оценил всего лишь как должное. Его развлекало то, что я всем подряд восторгался. А я не стыдился показать себя лохом — говорил, что думаю, восхищался всем, куда падал взгляд. Да и чего там стесняться? Павлов, разумеется, знал, что я никогда не бывал в таких домах, как у него. Квартира Кирилла — всего лишь современное удобное жильё. Здесь же всё, даже стены, были другими — откровенно, напоказ дорогими, чтобы «пыль в глаза пускать», как небрежно заметил Павлов в ответ на мои охи и ахи.

После ужина я напросился на экскурсию в тот самый туалет для гостей с золотым унитазом. Когда увидел его, Павлов стоял рядом. Что-то сказал про мой обалдевший вид, я как-то нашёлся с ответом, мы вместе посмеялись, и тут уж я изо всех сил старался не показать, насколько меня потрясло то, что я видел. Видео в сети — это одно. Видеть эту безумную роскошь вживую — абсолютно другое.

— Просто сделай это, — сказал Павлов и похлопал меня по спине. — Это всего лишь толчок. Давай, Вадим, тебе будет полезно понять на собственном опыте, что разницы между обычной керамикой и золотом нет.

Угу, хорошо ему говорить, являясь хозяином заводов, земель, пароходов.

Оставшись в одиночестве, я воспользовался золотым унитазом. Если б после всего съеденного и выпитого за ужином не прижимало, наверное, не смог бы. А так да, увидел собственными глазами, как по золоту течёт золотая струя. Выглядело до дикости странно. Но больше поражало, что это я, а не кто-то другой, именно я стоял здесь, в этом замке, в туалете с золотым унитазом.

Постоял, посмотрел, нажал на золотую кнопку в стене, и вода всё смыла. Не уверен, что я понял то, что Павлов мне хотел показать. Даже когда я вышел из туалета, золотой унитаз остался маячить перед глазами. Как и королевская постель с балдахином, он встал в один ряд образов, которыми бы я описал эту новую — дико странную — жизнь.

Павлов собирался покататься на лошадях перед сном и пригласил меня на прогулку. Я сидел верхом на лошади лишь однажды. В детстве мы вместе с братом сфотографировались верхом на пони, я этого сам не помнил, но видел в альбоме пожелтевшую фотографию. Сколько лет назад это было. И, конечно же, я не умел ни садиться на настоящую лошадь, ни ездить на ней.

— Ну что, пойдёшь со мной?

— Вы ещё спрашиваете! Конечно!

Позже выяснилось, что Павлов не предлагал мне сесть на лошадь, а позвал лишь прогуляться с ним до конюшни.

— Почему вы сказали оседлать только одну? — спросил я негромко, когда высокий мускулистый парень в рабочей спецовке отправился седлать Молодца.

Павлов оглянулся кругом — в коридоре между стойлами оказалось пустынно — и погладил меня по заду. Он быстро убрал руку, но тлеющее ощущение на коже осталось. Взбодрило и вернуло воспоминание о том, что было в спальне. Не только мне, судя по блеску в глазах Павлова и ухмылке.

— Сейчас она тебе не скажет за это спасибо. Не стоит, поверь.

Она? А, он это про задницу. Конечно, в чём-то он прав. Я даже мазью воспользовался после мытья, но из-за слегка ноющей пятой точки отказаться от прогулки на лошадях чертовски несправедливо.

— Но я хочу... Я никогда даже не... — Чёрт, я и правда расстроился. Ощутил себя малышом, которого поманили вкусной конфетой, а дали пустой фантик.

Павлов внимательно на меня посмотрел, слегка приподнял уголок рта. Солнце уже садилось, и свет из раскрытых ворот конюшни смягчил черты его лица, скрыл следы напряжения, оставил лишь морщинки у глаз, доказывающие, что Павлов умел смеяться и делал это не так редко, как я прежде думал.

— Вы правы, мне не стоит... — начал я, но он качнул головой.

— Если ты правда этого хочешь и считаешь, что у тебя хватит сил, то можешь попробовать сесть на лошадь.

Уж конечно, я хотел. Всеми лапами уцепился за представившуюся возможность. Если буду плестись в конце, уважения мне не завоевать, интереса не сохранить. Так что я сел бы на лошадь даже со сломанной ногой, не то что с чуть ноющей жопой.

— Ну хорошо. Раз уж гостишь здесь, то почему бы не научиться чему-то новому, — последнюю фразу Павлов произнёс чуть громче, чтобы конюх точно услышал. Он как раз подошёл, привёл оседланного жеребца. — Марат, подготовь для Вадима самую спокойную лошадь. Он новичок, первый раз. Далеко, думаю, не поедет.

Марат оценил меня быстрым взглядом и повернулся к хозяину.

— Луна скучает, может, её?

Павлов кивнул.

— Хорошо. Марина будет только рада, если её любимица лишний раз разомнётся.

Я победил в споре, добился желаемого, но, судя по насмешливой улыбке Павлова, прячущейся в ставших чуть заметными морщинках у глаз и слегка приподнявшемся уголке рта, мне следовало быть осторожней в желаниях.

— Ты ещё можешь отказаться, — сказал Павлов. — Для тебя это может оказаться не таким приятным опытом, как ты думаешь.

— Тогда почему вы разрешили мне прокатиться верхом? — спросил я.

— Потому что ты взрослый человек, и мне нравится думать, что ты умеешь соизмерять риски и выгоду и нести ответственность за последствия своего выбора.

Звучало угрожающе, хотя Павлов говорил расслабленным тоном и слегка улыбался. Я облизнул губы и поймал тот момент, когда Павлов опустил на них взгляд и выдохнул чуть резче, чем делал это обычно.

Ну что ж. Я тоже надеялся, что он умел соизмерять риски и выгоду и нести ответственность за последствия своего выбора. Пока в прогулке на лошади я рисковал всего лишь лёгким дискомфортом для своего зада, Павлов, выбирая отношения со мной, ставил на карту свою репутацию.