Глава 15-1. Вадим. Хрущёба
К полудню я более-менее оклемался, к обеду почувствовал себя человеком. Мария несколько раз пыталась меня накормить, настойчиво предлагала то и это. Я еле отбился от её гостеприимства, как и от предложений заказать кой-какие вещи в интернет-магазине. Зачем, когда мои собственные следовало поскорее забрать и рассчитаться с хозяйкой съёмной квартиры — вот этим я и собирался сегодня заняться.
Всё спланировал ещё утром, отмокая в джакузи. А что ещё делать, когда всё тело болит?
Павлов решил, что эти два месяца я поживу у него. На первый взгляд — стремноватое предложение, но в итоге, рассмотрев интерьеры прекрасного замка, оценив конюшни, джакузи и золотой унитаз, я всеми лапами ухватился за эту возможность. Ещё бы, ведь здесь я будто оказался в пятизвёздочном отеле, в президентском номере с «всё включено». И поесть приготовят и подадут, и постели застелют, и уберут, и принесут-отнесут — живи, как сыр в масле катайся, наслаждайся каждым мгновением.
Оплата за койко-место на королевской кровати подразумевалась только натурой, но, учитывая, какое я получил удовольствие в процессе расчёта — с ценой точно не прогадал.
Возвращаться в съёмную хрущёбу я не планировал. Цена у неё более чем демократичная, редкая удача такую квартиру найти, но и отсутствующий комфорт ценнику полностью соответствовал. Теперь, когда у меня завелись пачки денег в шуршащем пакете, я собирался потратить их с толком, в том числе и на свою в дальнейшем безбедную жизнь.
Отказываться от квартиры — оставаться вообще без жилья. Да, стремновато. Но уверен, даже если Павлов не сможет оставить меня в своём доме — дочка вернётся и сморщит нос, любовница там или, может, жена — в гнилой хрущёвке я всё равно его никогда не увижу. Снимет мне что-нибудь приличное сам, ну или отпустит на все четыре стороны, а я уж дорожку себе найду — в район получше, в квартиру с ремонтом. А там... да всё я решу.
В детстве где нам только не доводилось жить. Я помнил и неплохие квартиры, и чуть похуже, и тесные шумные общежития, и деревенский дом с удобствами во дворе. Разное было, пока отец не ушёл со службы. А как освободился, мы переехали сюда, зажили как люди. У каждого по комнате, уют и комфорт. Если б родители в итоге не начали сраться почти каждый день — ну красота же эта новая гражданская жизнь.
Я ушёл из семьи и об этом ни дня не жалел, даже глядя на чёрную плесень и пустой холодильник семидесятых годов. Выбрал хату себе по возможностям, платил в срок или как получалось, пытался выбраться с того днища, куда в итоге и сполз, как ни барахтался, как за окружающих ни цеплялся. Но теперь всё это в прошлом. Теперь я не я буду, но жить туда ни за что не вернусь.
И чем скорей от той квартиры избавлюсь, тем быстрей начну новую — лучшую — жизнь.
Телефон Павлов мне так и не отдал. Казённый не включился, хотя казалось бы: ну вылетела батарея, собери в кучку и заработает, ан нет, не повезло. Пришлось узнать номер Павлова у Марии, связаться с ним с того телефона, который она принесла.
Написал я о своих планах, ещё не собравшись, всё ждал ответ, но так его и не получил. Павлов даже сообщения не прочитал, видно, занят. Звонить-отвлекать в разгар рабочего дня я не стал, решил съездить на квартиру по-быстрому. Смотаться туда-сюда на такси мелочовки в карманах как раз хватало.
— Я быстро справлюсь, — сказал я Марии. — Одна нога здесь, другая — там.
Она мне улыбнулась: милая женщина, очень простая, радушная. Смотрела на меня без осуждения, в общем, мне с ней повезло. Как и Павлову, разумеется.
Добравшись до места, я прошёлся по комнате, закидывая необходимые вещи в большую спортивную сумку. Пара костюмов осталась в чехлах, их я думал нести так, чтобы не помялись. Принялся собирать мелочёвку, бумаги. Удивительно, но прежде я даже не замечал, как много у меня накопилось вещей. Посуда, любимая чашка, будильник-помидор — подарок Кости, шуточный, но со смыслом...
Рассмотрев его со всех сторон, я вернул «помидор» на столешницу. Не уверен, что эта вещь нужна мне как память. Оглянулся кругом — сколько же тут всего!
У меня откуда-то нашлась куча белья, каких-то вещей, хотя въезжал я сюда с всего одной сумкой. И вот, накопилось больше чем за год. Я тонул в этих вещах, будто в трясине. Собирал, складывал в пакеты из-под мусора — других не нашлось, а потом понял: нельзя их с собой к Павлову брать. Даже если вещи новые, лучше их выбросить или оставить тут как подарок другим жильцам. В новой жизни я найду деньги, чтобы купить себе и подушку, и наволочку, и одеяло. И новый будильник без памяти о том, кто его подарил. И поцарапанная с одной стороны сковорода больше мне не нужна.
Ничего из этих вещей мне больше не нужно. Сколько бы они ни стоили, что бы ни символизировали — они мне не нужны.
Я стоял, опустив руки. Пол единственной комнаты загромождали чёрные пакеты, будто я убил великана и расчленил его труп. Решение принял быстро. Возможно, я ещё о нём пожалею, но действовать решил сразу — вышел на лестничную клетку, позвонил в соседнюю дверь.
— Тёть Маш, — сказал я, поздоровавшись с непривычно трезвой хозяйкой. Она почти не качалась, и пахло от неё не как от бомжа. — Простите, что без предупреждения, но я сегодня съезжаю. Пойдёмте, я там вещи хочу оставить, вы посмотрите, чтобы всё было окей.
Сначала она хотела ругаться из-за беспорядка, потом поняла, что в чёрных мусорных пакетах есть чем поживиться, и подобрела.
— Ты б продал всё это, дал бы объявление, люди б забрали, — сказала она, заведомо зная, что её советом я уже не воспользуюсь. — Или что, деньги лишние появились?
Появились, но ей об этом не стоило знать.
— Да нет. К родителям возвращаюсь, — соврал я для пользы дела. Мою историю она немного знала, так что это объяснение должно было её полностью удовлетворить.
Она кивнула несколько раз, тряхнула спутанными русыми с проседью волосами. Ровесница Марии, тётя Маша выглядела развалиной даже в свои лучшие дни.
— Так я и думала, что всё этим закончится. — Вздохнула тяжело. — Ну ладно уж, иди домой. И скажи отцу, что я не потребую с него обычную плату. И тебе прощаю, начало месяца, ладно уж, что там эта пара дней.
— Обычную плату? — переспросил я, вглядываясь в опухшее от постоянных возлияний лицо. — Какую ещё обычную плату? Вам что, платил мой отец?
Она с виноватым видом побила себя по губам. Затем махнула рукой и расплылась в щербатой улыбке.
— Ладно уж, раз сорвалось с языка. Твой папа просил за тобой приглядывать, Вадик, платил мне копеечку каждый месяц. Ты не злись на него, он же это любя. И если можешь, помалкивай, а? Человек он серьёзный, обидится ненароком на меня за длинный язык.
Я шумно вдохнул, не зная, как реагировать на эту новость, и выдохнул, когда подоспела новость номер два. Воспользовавшись тем, что дверь в квартиру оставалась открытой, в заставленную мусорными пакетами комнату вошёл господин Павлов. В итальянских туфлях, дорогущем костюме, швейцарских часах заоблачной стоимости, он выглядел здесь, на фоне ободранных стен, пришельцем из другого — лучшего — мира.
Проследив за моим взглядом, тётя Маша всем корпусом повернулась к Павлову, громко икнула.
— А вы, собственно, кто?