Любовь Демона

Глава 22

Демьян

Последний час проходит будто во сне. Действую полностью выключив эмоции, на автомате.

С того самого момента, как отобрал у Ангелины телефон, когда у нее начали трястись руки. Она начала искать в телефонной книжке контакт врача и не смогла попасть пальцами по кнопкам.

— Давай я, — забрал телефон, спросил фамилию докторши и нажал на дозвон.

На свое счастье докторша не стала тупить, быстро вспомнила Ангелину с Миланкой, которые еще вчера, оказывается, ходили к ней на прием. И возмущаться, что ее беспокоят в выходной день, тоже не стала.

— Быстро везите девочку в стационар, подозрение на пневмонию.

А вчера ты, блядь, этого не видела? Я еще спрошу у руководства клиники, нахуй нужен врач, который может проебать у ребенка воспаление легких.

Но когда посмотрел на бледную от страха Ангелину и заглянул в покрасневшие глазки Миланки, забыл и про докторшу, и про ее руководство.

О том, что Миланка моя дочка, стараюсь не думать.

Не сейчас. Меня ж разъебет сейчас на молекулы и атомы. Я начну рвать тех, кто посмел сотворить такое с моей девушкой. Беременной моим ребенком.

И то, что этот ребенок Миланка, мне пока тупо не верится.

Это хорошо, это помогает сохранить равновесие.

Помогает взять на руки ребенка, завернутого в одеяло. Помогает дождаться, пока оденется всхлипывающая Ангелина. Помогает спуститься к машине, усадить Ангелину на заднее сиденье и передать ей Миланку.

Просто Миланку, малышку с фотосессии. Которая взобралась на сцену во время моего выступления и сама ко мне подошла.

Это не было подстроено, я уверен совершенно точно. Не знаю, где была Ангелина, я со сцены ее не видел. И потом не видел, понятия не имел, кто офис-менеджер у Астафьева.

Мой клоп сам меня нашел. Теперь я почти уверен, что Ангелина занималась подготовкой корпоратива и взяла с собой дочку.

Нашу. Мою...

Блядь...

Смотрю на дорогу, сжимая руль до судорог. Ангелина сидит на заднем сиденье притихшая, оцепеневшая, только сильнее дочку к себе прижимает.

Нашу. Мою, блядь...

Возле больницы торможу, открываю перед Ангелиной дверь.

— Давай ее сюда, — протягиваю руки. Не могу заставить себя назвать ее по имени, иначе боюсь, что разъебет. А мне надо быть в полном сознании и при памяти.

В приемном отделении Миланку осматривает дежурный врач. Ангелина держит малышку на коленях, пока доктор слушает ее через стетоскоп. Я стою рядом, скрестив руки на груди.

Когда я смотрю на хрупкую спинку девочки, пронизывает острое чувство жалости. Я за те несколько минут, пока он ее слушал, чуть не поседел.

— Легкие чистые, это у вас ангина, барышни, — говорит доктор, глядя на Ангелину.

— Что надо делать? — подхожу ближе.

— Полежать у нас и понаблюдаться. Вы, мамочка, давайте оформляйтесь, а вы, папа, съездите домой за вещами.

Миланка открывает глаза и таращится на меня, хлопая ресницами. А я не могу смотреть в измученные, больные глаза своего ребенка.

У меня есть дочка, почти три года как есть, а у меня за все это время нигде не дрогнуло.

Я жил своей жизнью, пока она училась ходить, говорить. Вот так же болела, как сейчас, но рядом не было папы, который завернет в одеяло, посадит в машину и отвезет в больницу.

Бедный мой ребенок.

Изнутри поднимается неконтролируемая волна гнева и ярости.

Снова стараюсь отключить эмоции и не думать о Миланке, как о своей. Просто больной ребенок, которому надо помочь. Милая малышка, которая из-за стайки уродов все это время росла без отца.

Так все.

Мы все вместе идем в отделение, я несу Миланку на руках. Она обессиленно приваливается головой к моему плечу, и сердце сжимается в груди. Я никогда еще не чувствовал себя таким бесполезно крепким и большим.

Нахера мне столько силы, если я не могу помочь маленькой ослабевшей девочке?

Я оплатил отдельную палату, так что кроме нас здесь никого нет. Сразу же за нами приходит медсестра и делает малышке жаропонижающую инъекцию.

— Мамочка, подготовьте ребенка, сейчас будем ставить капельницу. Напоите ее чаем, идите возьмите в столовой, — говорит она и уходит.

— Мам, это больно? — задирает голову Миланка.

— Нет, зайчонок, совсем немного, когда уколят ручку иголкой. А потом ты будешь просто лежать и смотреть, как капает лекарство, — убедительно успокаивает ее Ангелина.

Я бы так не смог.

Да что я вообще могу? Я в присутствии ребенка чувствую себя слоном в посудной лавке. Как же просто было, пока я не знал, что она моя...

— Демьян, надо привезти нам одежду, — к Ангелине уже вернулась способность соображать и связно говорить. — Мыло, полотенца, зубные щетки, расчески. В кухонном шкафчике возьми чашки, Миланкина с принцессами. А моя...

Представляю на секунду как я роюсь в ящике с нижним бельем Ангелины, и меня стопорит.

— Подожди, Ангелина, — перебиваю ее, — давай ты сама поедешь и все соберешь. Я сейчас вызову водителя, он тебя отвезет.

— А Миланка? — спрашивает Ангелина. — Кто побудет с Миланкой?

— Как кто, я, — отвечаю и словно проваливаюсь в ледяную воду.

***

Миланку положили под капельницу. Не знаю, откуда у Ангелины хватает выдержки так мужественно все это выносить.

Я не смог. Вышел, как только медсестра затянула жгут и попросила малышку сжать кулачок.

Хотелось оторвать ей руки, клянусь. И жгут завязать... не буду говорить, где.

Как эту ручку можно иголкой протыкать? Она же насквозь светится, там каждая венка видна.

Почему я так реагирую, для самого загадка. Сколько я прошел разных процедур за свою жизнь, лучше не вспоминать. И ни разу так не реагировал.

А здесь нутро будто выворачивает. Страшно так, пиздец.

Она такая маленькая. И кажется такой беззащитной...

Стою в больничном коридоре, смотрю в окно. Перед глазами мелькают кадры с корпоратива, где я впервые встретил дочку, еще не зная, что она моя.

Подойди тогда к ней Ангелина, если бы я увидел их вместе, я бы землю рыл, чтобы узнать, чья она. И только зубами скриплю и кулаки сжимаю от бессильной ярости, потому что понимаю — я все мог узнать сам.

Стоило только вынуть голову из задницы и запросить личные данные Ангелины в отделе кадров.

И все. Сука, все!

Там и про дочку есть, и ее дата рождения тоже — день моей свадьбы, блядь...

Запрокидываю голову, зажмуриваюсь от стыда.

Да, мне стыдно. Так стыдно, что я не могу смотреть в глаза этому ребенку.

Что со мной случилось, почему я верил во все это дерьмо? Артуру гондону сразу поверил, а Ангелине нет.

Что мне мешало узнать ее адрес и приехать вечером или в любой выходной. Да просто чтобы, блядь, проследить. Подняться на этаж, позвонить в дверь.

Ведь все так просто. Это ко мне домой хуй попадешь, охрана выкинет и больше на километр не подпустит. А Ангелина с дочкой живут совсем в другом мире. У них все проще.

И осознание того, что я со своей дочкой существуем в разных мирах, сжигает в адском огне раскаяния.

Как будто я их стыдился. Как будто брезговал. И пренебрегал...

Я знаю, сколько Ангелина зарабатывала. Мне, сука, этих денег на три дня. По скромному. Если не на день. А она умудрялась ребенка растить. Одевать, и красиво, я помню, какая Миланка нарядная приходила. Глазки блестели...

У несчастных детей наверное так не бывает, значит мой ребенок был счастлив без меня? И вполне без меня обходился?..

Наверное поэтому Ангелина подписала контракт для Миланки. Она каждую копейку считала. А ведь если бы я заглянул в этот контракт или хотя бы поинтересовался матерью девочки...

Я готов сожрать себя в этом коридоре, хорошо водитель отзванивается. Он уже на месте и ждет.

Пишу Ангелине, чтобы выходила, и почти сразу сзади хлопает дверь. Легкие шаги вызывают задержку дыхания. Я никогда не переставал так не нее реагировать. Никогда...

— Ты уверен, Демьян? — спрашивает она робко. А еще неуверенно. — Может, все-таки ты поедешь?

Конечно, блядь. Куда на такого еблана ребенка оставлять? Я бы тоже на себя не оставил, а Ангел хорошая мама. Я видел. Она так трогательно себя ведет со своей... моей... нашей дочкой.

Разворачиваюсь.

— Что бы ты обо мне ни думала, я не питаюсь маленькими детьми. И здесь больница набита медперсоналом.

— Я не то имела в виду, не обижайся, — говорит она примирительно и взмахивает рукой. Будто собирается взять меня за локоть, но все-таки не берет. — Капельница это долго, Миланка может начать капризничать. Ее нужно будет отвлечь, что-то рассказать или почитать. Просто успокоить.

— Ты поэтому ее от меня прятала? — смотрю пристально. — Что из меня хуевый отец?

В душе признаю ее правоту. Ну какой я, блядь, отец? Чем я сейчас могу развлечь ребенка, если мои развлечения это бухло, бои без правил и ебля? И почитать я могу только котировки, курсы и новости, касающиеся бизнеса. Законодательство еще могу и правила дорожного движения.

Но ничего больше не говорю. Разворачиваюсь и возвращаюсь в палату.

Да, мне стремно, пиздец как стремно, но я этого никак не проявляю.

Миланка лежит на кровати пугающе маленькая с иглой, воткнутой в руку. От иглы тянется длинная трубка, соединяя ее с бутылкой с лекарством, закрепленной на штативе.

Первое желание, которое возникает при виде всего этого — выскочить обратно. Я сейчас все похерю. Я не справлюсь.

Весь мой опыт с детьми состоит из того, что я знаю, как они делаются. И постоянно эти знания оттачиваю. Это если не считать нескольких фотосессий с Миланкой.

Но в результате таких безответственных действий и появилась эта маленькая девочка. И я не имею права спрятаться в кусты, поджав хвост.

Мысли роем клубятся в голове, но за всем этим чувствую тупую саднящую боль в грудной клетке.

Я один раз круто потрахался и свалил в закат. А дальше все это разгребала Ангелина.

Ангелина с Миланкой, обе.

Сука, у меня все это время могла быть семья. Настоящая, нормальная. Они и были, только без меня. Я и сейчас чувствую себя отдельно от них, словно на улице стою и через забор заглядываю...

Миланка открывает глаза, хлопает, оглядывается по сторонам. Смотрит на меня без страха, но настороженно.

— Дядя? А где мама.

Дядя, блядь. А что ты хотел? Чтобы она крикнула папа и бросилась к тебе на шею?

Правильно, я же для нее дядя с постера. Левый мужик из фотостудии, который максимум, на что годится — угостить конфеткой и подарить медведя.

Хоть медведь ей зашел, она его так и не выпускает из рук.

— Мама скоро приедет, Миланка. Давай мы с тобой что-нибудь почитаем? Или хочешь, посмотрим? Мультик, например.

Достаю телефон. Она качает головой.

— Я к маме хочу!

Приходит медсестра, достает иглу. Заклеивает ручку.

— Зажми ее вот так и держи, — говорит и уходит. Миланка смотрит на свою руку, на дверь, которая закрылась за медсестрой.

— Давай, я подержу? — предлагаю, но она упрямо мотает головой.

— Мама. Потом.

Сползает на подушку, поворачивается спиной. Ее маленькие тонкие плечики вздрагивают, приподнимаюсь, заглядываю...

Она тихо плачет, уткнувшись носом в подушку, и у меня внутри все переворачивается. Грудь затапливает от абсолютно незнакомого чувства — обволакивающего, отрезвляющего. Не просто затапливает, обжигает.

Я больше не думаю о Миланке, как о девочке с фотосессии. Не могу.

Это мое. Похуй, что я так мало поучаствовал, мне тоже больно, словно это мне руку иглой прокололи. Только не руку, а грудь насквозь проткнули здоровенной иглой и несколько раз прокрутили.

Мне так жаль своего ребенка, не могу передать словами. Трогаю ее за плечико, легонько трясу.

— Миланка, не плачь. Не плачь, малышка. Давай вместе ждать твою маму. Только не плачь, пожалуйста.

Она оборачивается, смотрит недоверчиво. И меня прорывает.

— Иди сюда, — обнимаю, сгребаю в охапку с кровати, прижимаю к себе. Глажу по голове — у нее мамины волосы. Точно как у Ангелины. Она на нее так похожа, где были мои глаза?

И вдруг меня как током пронизывает, я даже дышать перестаю — Миланка обвивает руками мою шею и кладет голову мне на плечо.