Любовь Демона

Глава 34

Демьян

Мне не надо долго объяснять.

Притягиваю Ангелину к себе, сжимаю ее талию так, что она хрипло вскрикивает мне в рот, изгибается в моих руках.

Мои губы перехватывают инициативу, и это нихера не нежный поцелуй.

Это голод, накопленный за все дни, недели, годы без моего Ангела.

Нежные губы отвечают, руки хватают меня за плечи, тянут к себе ближе. Она вся подается мне навстречу, и позвоночник пронизывают электрические токи.

Мы больше не прячемся. Я не играю роль мстительного ублюдка, она — холодной ледышки. Между нами искрит, притяжение зашкаливает, никто больше не притворяется.

Запускаю руки в ее волосы, держу за затылок.

— Люблю тебя, Ангел...

Она подтягивается на носочки, накрывает тонкими пальцами мои ладони.

— Я тоже, Демьян. Тоже люблю...

Вокруг нас накаляется воздух, под ногами качается пол.

Мы медленно погружаемся в воронку, которая закручивается и затягивает, отрезая от мира. Мои руки пробираются под халат, касаются нежной кожи, покрытой тонкими волосками. Они сейчас стоят дыбом, и я тяну ее руку к ремню.

— Демьян... стой... — Ангелина останавливает меня.

С трудом отнимаю руки, прерывисто дышу.

— Ангел... — хрипло шепчу, кусая ее за шею, поднимаюсь к мочке, — давай потом. Мы все потом обговорим и обсудим, клянусь... Только не сейчас...

— Нет, я не о том, — она гладит меня по лицу, улыбается. — Я про Миланку. Давай у нее телефон оставим вместо радио-няни. У меня на телефоне есть эта функция.

У меня тоже есть. Я скачал себе, когда внезапно папой стал.

Но мне надо немного больше времени, чтобы сообразить, что она имеет в виду. Ангелина уже тянет меня из номера.

Хорошо, способность мыслить возвращается быстрее чем мы оказываемся перед дверью моего номера.

Стараемся ступать тише, чтобы не разбудить ребенка. Миланка спит крепко, но Ангелина права. Вот что значит мама, мне и в голову не пришло.

Выставляю на своем телефоне нужную функцию, включаю. Ангелина поправляет Миланке подушку, плотнее подтыкает одеяло. Наклоняется, целует в пахнущую макушку.

Подхожу к ней, обнимаю за талию.

— У нас самый лучший ребенок, — говорю, целуя в основание шеи. Беру за руку и веду к двери.

Ангел не сопротивляется, только ее ладонь чуть дрожит в моей.

Как только дверь ее номера закрывается, вжимаю девчонку в стену.

— Теперь не отвертишься.

Рывком срываю с нее халат, руки жадно блуждают по ее охуенному телу.

Хочу ее всю, прямо сейчас, без остатка.

Ее кожа горит и плавится под моими пальцами. Ангел вздрагивает от каждого моего движения. Губами блуждаю по ее шее, прикусываю, оставляя заметные следы. Хочу, чтобы весь мир знал — это моя любимая.

Только моя.

Любимая смотрит широко раскрытыми глазами.

Ее пальцы путаются от нетерпения, когда она стягивает одежду, обнажая мое тело.

Я не мешаю, кайфую, давая девчонке полную свободу действий.

Ангелина трогает меня, ее пальцы обжигают, скользят по коже. Гладят плечи, сползают на грудь и вниз, к прессу. Перебирают короткие волоски на животе, которые спускаются вниз к ремню.

— Расстегни, — говорю хрипло. Она подчиняется.

Берется за пряжку ремня, наклоняется и целует в ключицу. Бросает быстрый взгляд из-под опущенных ресниц и проводит язычком.

Ну все, пиздец.

Подхватываю ее под попку, вскидываю на руки. Стройные ножки обвиваются вокруг моей талии, сжимают коленями.

Падаю вместе с ней на кровать, не даю ни секунды опомниться.

Нависаю над ней, сжимаю голые бедра. Опускаюсь к ее охуенной груди, и по очереди втягиваю ртом тугие горошины сосков.

Ангелина вскрикивает, извивается подо мной. По ее стонам могу определить, что между ножками у нее уже все мокро.

— Люблю, — коротко выдыхаю и резко врываюсь в тесную влажность. Она сразу обхватывает меня, сжимается внутри, и я с трудом балансирую на грани нормальности.

Выжидаю несколько секунд, давая Ангелу время меня вспомнить. И начинаю толчки.

Сначала резкие, вколачивающиеся, потом плавные, глубокие. Меняю угол проникновения, Выхожу на всю длину и ласкаю ее головкой. А затем снова вбиваюсь.

Ангелина мечется подо мной. Такая красивая. Распластанная, с разметавшимися волосами, с широко раздвинутыми коленями. Сама перекатывает между пальцами соски, мнет грудь.

Моя девочка охуенная.

Ну хватит, поигрались. А то у меня вот-вот сорвет рубильник.

Двигаюсь быстро, жадно. Ангел выкрикивает мое имя, ее ногти впиваются в мои плечи, ее бедра подаются навстречу.

Ее стоны смешиваются с моим рваным хриплым дыханием. Ее тело раскрывается для меня снова и снова. Ее пальцы впиваются, царапают, ее ноги обвивают, не давая остановиться.

Чувствую, как напряглось ее тело, как она выгнулась дугой, и срываюсь на бешеный темп.

Она кончает первой, я почти сразу за ней. Мы оба теряемся в моменте, в ощущениях, тонем друг в друге.

Она еще пульсирует, еще насаживается, но уже дыхание становится спокойнее. Тело расслабляется подо мной, но она не отпускает меня. И я держу крепко.

— Ты больше не уйдешь от меня, — шепчу, прижимаясь губами к густым охуенно пахнущим волосам. — Ты больше меня не бросишь.

Она не отвечает, просто целует в мокрую от пота грудь.

И я боюсь, что моя грудная клетка сейчас взорвется.

Теперь Ангел моя. Навсегда.

***

Ангелина

Я не знаю, сколько раз было у нас с Демьяном. Я отпустила себя, позволила себе ни о чем не думать, растворилась в ощущениях.

Я словно вернулась в прошлое, где мы были только вдвоем, потому и проспала. Проснулась от голоса дочки, звенящего от обиды, страха и отчаяния.

— Папа, мама! Вы где? Пааааап...

Открываю глаза, слетаю с кровати и натыкаюсь на Демьяна, прыгающего на одной ноге. Вторую ногу он на ходу пытается всунуть в штанину.

— Проснулась! — говорим хором. Я хватаю халат, но Демьян меня останавливает.

— Не надо, Ангел, я сам, — натягивает штаны, хватает меня за щеки и жадно целует. Как будто это не он провел сегодняшнюю ночь практически во мне... — Ты иди в душ и спускайся к завтраку. Походу мы проспали.

Хлопает дверью, и уже через секунду я слышу из лежащего на тумбочке телефона его осипший голос.

— Я здесь, папина радость, я никуда не ушел.

Папина радость обиженно всхлипывает. Судя по звукам, доносящимся из динамика, тянется к Демьяну, и тот берет ее на руки.

— Мне было стласно...

— Ну прости, прости, медвежонок, — мурлычет Каренин, в его голосе слышится такая нежность, что в носу начинает щипать.

Чтобы окончательно не раскиснуть, иду в ванную, и когда вижу себя в зеркале, шокировано замираю.

Теперь ясно, почему Демьян отправил меня в душ и не пустил к дочке. Губы покусаны, шея в засосах, голова всклокочена.

Как хорошо, что ребенок меня такой не видел!

Приглаживаю волосы, вглядываюсь в отражение. Зато глаза блестят. И улыбаться хочется, губы сами собой в улыбке растягиваются.

Спохватываюсь, что Демьян с Миланкой ждут меня к завтраку. Ныряю под душ, наспех подсушиваю волосы. Смазываю губы гигиеническим блеском, засосы прячу под воротником гольфа. Почти до подбородка дотягиваю.

В двери номера раздается стук.

— Маааам! Мама! — требовательно зовет дочка.

Распахиваю дверь. Миланка бросается ко мне, обхватывает ноги.

— Доченька, доброе утро! — поднимаю малышку на руки, целую, а сама тону во взгляде, которым окутывает меня Демьян.

— Папу обними! — требует наша неугомонная дочка. Демьян хитро ей подмигивает.

— Я лучше сам вас обниму. Обеих.

Берет в замок, сцепляет руки, и мы с Миланкой оказываемся прижатыми к широкой твердой груди.

— Задусыс! — хохочет дочка, держась одной рукой за его шею, другой за мою.

— Давайте уже пойдем завтракать, — предлагает Демьян, — я такой голодный, что сейчас съем одну маленькую девочку!

Миланка визжит, спрыгивает с моих рук и бежит вперед.

— Стой, — ловит меня Демьян за локоть, когда я собираюсь идти за ней следом.

Разворачивает, одной рукой зарывается в волосы, второй сжимает бедро. Быстро целует, глубоко, рвано. Снизу вмиг бьет волна жара, колени слабеют, в голове мутится.

Из груди вырывается короткий глухой стон.

— Я уже соскучился... — хрипло шепчет Демьян в губы.

— Надо идти... — шепчу в ответ.

Мы еще раз жадно целуемся и с трудом отрываемся друг от друга.

Если бы можно было выбирать, я не задумываясь променяла бы завтрак на еще одну порцию секса. Но Демьян явно проголодался, к тому же у нас уже большой ребенок. Теперь до дневного сна ни о каком сексе можно даже не мечтать.

Топольские уже в ресторане. Не знаю, что такого на нас с Карениным написано, но Маша с Никитой сегодня смотрят на нас совсем иначе.

Если вчера в их глазах читалось напряжение и сочувствие, особенно у Маши, то сегодня у обоих во взглядах явно сквозит облегчение.

При этом они оба деликатно молчат. Только улыбаются и особенно нежно смотрят друг на друга.

Любовь она такая странная вещь. Заразная...

— Тебе сегодня наверное лучше не кататься, — говорит Никита Демьяну.

— Да, не буду, — мотает головой тот. — Только Миланку с Ангелиной отведу.

— А давайте лучше на коньках покатаемся, — предлагаю в свою очередь. — Здесь такой большой каток!

— Миланка умеет? — спрашивает Демьян.

— Исчо как умею! — встряхивает кудряшками дочка. — Меня мама научила!

— Мы с ней кататься начали, как только она ходить научилась, — говорю с тайной гордостью. — Сначала на коньках, потом летом на роликах.

— Вот это да! — восхищенно восторгается Никита и поворачивается к жене. — Мы свою так же тренировать начнем, да? Она у нас уже плавает!

— И я плаваю, и я плаваю, — Миланка хлопает в ладоши и прыгает возле Демьяна.

— У меня брат такой как Миланка, — говорю Топольским, — мы с мамой их вместе в бассейн водили.

— У нас с Никитой тоже есть брат, Максим, — улыбается Маша, — ему четыре.

— Наши с Машей родители поженились, — объясняет Никита в ответ на мой непонимающий взгляд. — Мой отец влюбился в ее маму, и они наградили нас брательником.

— Он вылитый Никита, — добавляет Маша, с любовью глядя на мужа.

— Это все хорошо, ребята, — говорит Демьян, — но есть одна неувязочка. Я не умею ездить на коньках.

Миланка взбирается к нему на колени и крепко обнимает за шею.

— Не бойся, папочка, — громко шепчет в самое ухо, — я ядом. Я тебя научу.