Глава 31
Ангелина
Демьян позвонил, что едет. Сказал, что заехал в китайский ресторан и может купить еду к ужину. Специально предупредил, чтобы я не готовила, и при этом было слышно, что он улыбается.
Я только обрадовалась. И сразу согласилась.
Ничего не могу делать, все из рук валится. Спросила только, почему улыбается.
— Я что-то смешное сказала? Или мне показалось?
— Не показалось, — он продолжал улыбаться, — и ничего смешного ты не говорила. Я просто еду в дом, где живут две мои любимые девчонки. Спрашиваю тебя, что купить к ужину. Это так... так нормально, Ангел, ты не представляешь, что это для меня значит.
И все. А мне ему наказание придумывай.
Как, как это сделать, если он на Миланку не надышится?
Он так старается, что я иногда слез не могу сдержать. На все готов, что дочка скажет, все делает. Неуклюже, неловко, но выкладывается на полную.
Косички у него кривые, неодинаковые получаются. Он видеоролик обучающий включает и сидит плетет.
А у него просто руки большие, ладони широкие. У Миланки волосы хоть и густые, но все равно она маленькая. И ему сложно удержать тонкие прядки, еще и пальцы путаются.
Но малышка так любит, когда ей папа косички заплетает! Она так радуется и потом до вечера не разрешает их переплетать.
Разве я этого не вижу?
И как он ее терпеливо выслушивает, хотя она когда увлекается, начинает совсем неразборчиво говорить. Быстро, глотая буквы и слоги.
Я ее обычно останавливаю, прошу еще раз повторить, только медленнее. А Демьян нет. Он изо всех сил вслушивается, а потом задает наводящие вопросы. И в итоге все равно докапывается до сути.
Он с ней вроде и непринужденно себя ведет, виду не показывает. Но когда она засыпает, он такой вымотанный, будто бой выдержал.
— Я так боюсь что-то не так сделать, — признался мне. Я не выдержала.
— Да она сама боится, Демьян! Боится, что ты исчезнешь, и у нее снова не будет папы! А тебе она готова прощать все, я даже иногда ревную. Тебе можно все!
Он так челюсти сжал, что на скулах желваки заиграли.
— Почему она думает, что я исчезну?
— Не знаю. Поверь, я ничего ей не говорила. Наоборот, убеждаю, что ты теперь никуда не денешься, всегда будешь с ней. Только...
Замолчала, и он сам за меня закончил.
— Только ты тоже не веришь, что я никуда не денусь, да? — заглянул в лицо. — Ты именно так думаешь?
— Я не знаю, Демьян, — призналась я честно. — Я теперь уже ничего не знаю. Тогда я тебе верила безоговорочно. Сейчас прости. И хотела бы, но не получается.
Он кивнул, ничего не сказал. А я потом полночи проплакала.
Мне его жалко, и Миланку жалко. Нас с ним жалко тех, влюбленных парня и девушку, которых предали близкие люди.
И теперь Демьян ждет от меня наказания. Сам он всем уже отомстил.
Я как подумаю об этом, меня мутить начинает.
Больше всего на свете я хотела бы никого из них больше никогда не видеть — ни Марго, ни Артура, ни Анну. И не слышать о них. Но они снова появились в моей жизни вместе с Демьяном.
Значит, я никогда от них не избавлюсь?
Он приезжает, мы ужинаем. Миланка виснет на папе. Они идут в детскую, играют, пока я прячусь в кухне. И когда дочка засыпает, понимаю, что ничего так и не придумала.
— Угостишь чаем? — Демьян вырастает на пороге кухни.
— Конечно, — прячу глаза.
Рассыпаю заварку, роняю полотенце, чуть не разбиваю крышку сахарницы. И когда паника уже готова накрыть с головой, обнаруживаю себя в руках Демьяна.
— Ангелина, посмотри на меня, — он держит меня за плечи, вглядывается в лицо. — Что с тобой? Что случилось? Ты сама не своя.
— Ты просил придумать наказание, — даже голос мой звучит жалко.
— Просил... — он продолжает вглядываться и сильнее сжимает плечи. — И... Ты готова?
— Нет, — мотаю головой, меня начинает бить дрожь, — нет, Демьян. Я не могу. Не проси меня. Я могла тебя любить. Я пробовала тебя забыть. У меня получалось тебя ненавидеть. Но мстить тебе я не буду. У нас ребенок. Как я могу причинить тебе зло, зная, что она тоже будет несчастной? Если бы я могла изменить прошлое, я бы вернулась туда и попробовала. Нашла бы способ достучаться до тебя. Но я...
На губы ложатся теплые шершавые пальцы.
— Шшш... Все, моя, девочка, все, — они же вытирают щеки, и я только сейчас замечаю, что из глаз текут целые ручьи. Просто стекают вниз по подбородку. — Ты снова все пытаешься взвалить на себя. Не надо. Ты можешь прощать меня, можешь не прощать, но я теперь всегда буду рядом. Тебе больше не надо думать, что ты можешь сделать или не сделать. Что должна или не должна. Я просто хочу, чтобы ты знала. Я не переставал тебя любить. Ненавидел. Бесился. И любил. И сейчас люблю. У меня больше никого нет кроме вас двоих. И мне никто не нужен. Просто позволь быть рядом и заботиться о вас. Защищать вас. И может когда-нибудь потом ты сможешь меня простить.
Он осторожно берет меня за затылок, прижимает к груди, и у меня нет сил сопротивляться. Утыкаюсь в его шею и реву, чувствуя как вместе со слезами уходят тревога и сомнения.
***
Демьян
Топольские прилетели в столицу показать деду с бабкой их правнучку. Никитос позвонил и предложил встретиться.
— Демьян, погнали завтра с нами за город. Мы малую нашим оставим, пусть нянчатся. На лыжах покатаемся или на сноубордах, потом в сауну сходим. Ты все еще разводишься или передумал?
— Не передумал, — отвечаю, — уже развелся. Только я не один буду. Со своей девушкой и дочкой.
— Ты уже в отношениях? — удивляется приятель. — Рад за тебя. У вас, я так понимаю, серьезно, раз ты ее ребенка уже дочкой называешь.
— Ты не понял, Кит. Это моя дочка.
— Эмм... Извини. Да понял я, понял. Ну тогда и мы свою возьмем. Будем по очереди круги с колясками нарезать...
— Миланке три года, — перебиваю его, потому что слышу по голосу, нихера он не понял. — Я не знал о ней ничего. Ангелина была моей девушкой, мы расстались. Это было перед моим переездом в Лондон. Мы случайно встретились, мне пиздец повезло. Иначе так ничего и не знал бы.
— Точно пиздец... — соглашается Топольский, судя по голосу, шокированный такими новостями. — Ну, братан, даже не знаю, что сказать. Я в полном ахуе.
— Сам такой, — признаюсь нехотя.
— Так ты женишься? Или...
— Или. Я хоть сейчас готов, но я сильно проебался. Поэтому меня не послали, и я уже радуюсь. Зато дочка меня любит. Не знаю, правда, за что. Может, я только с ней завтра буду.
Никитос переваривает информацию, затем выдает решительно.
— Давай так. Ты сам задай формат встречи, а мы подстроимся. Укатывай свою Ангелину, берите дочку, мы Янку возьмем. Ты Машу знаешь, она с любым общий язык найдет. Будем тебя отмывать и реабилитировать. Чтобы твоя уяснила, что не станут такие прекрасные люди общаться со всякими мудаками.
— Спасибо, Никитос, — благодарю как могу искренне, — умеешь ты, сука, утешить.
— Обращайся, — великодушно разрешает Топольский и прощается, а я смотрю на часы и начинаю собираться домой.
Домой — это к Ангелине и дочке. И пусть официально это ее квартира, я там типа подживаю, но для меня к ним это однозначно означает домой.
Подживаю у них я уже третью неделю. И молюсь, чтобы так все и продолжалось, потому что хоть Миланка и выздоровела, Ангел пока не заводит разговор об отъезде.
За это время я незаметно перетащил к ним половину своих вещей. У меня здесь отдельная комната, но я каждый вечер спрашиваю у Ангела разрешения остаться на ночь.
При том, что в этот момент мы с дочкой лежим в обнимку у меня на кровати, дочка уже умытая и в пижамке.
Знаю, что играю нечестно. Ангел не может отказать, когда меня за шею цепко держат руки нашей с ней дочки. Но если бы она не хотела меня у себя видеть, точно нашла бы способ это донести.
Так что надежда умирает последней.
Приезжаю домой и озвучиваю предложение выехать на выходные за город покататься на лыжах. Заодно встретиться с моими друзьями.
Ангелина, как я и думал, соглашается не сразу.
— Мне не хотелось бы начинать общение с кем-то из твоих друзей, Демьян, — отвечает ровно, но между строк все отлично читается.
«Потому что ты сам гондон, и твои друзья такие же».
— Ты можешь вообще с ними не разговаривать, Ангел. Я хочу провести выходные с дочкой. И с тобой. Там есть гостиничная зона, можем арендовать коттедж и остаться на ночь. Не хочешь общаться с моими друзьями, пойдешь в спа-комплекс. Там всякие процедуры, массажи, бассейн. Сиди в нем хоть целый день. А захочешь на лыжах или сноуборде, пойдешь с нами.
— Я не умею на лыжах, — Ангелина говорит так, будто ей стыдно за то, что не умеет.
— Значит возьму тебе инструктора. Миланке тоже нужен инструктор, там есть детские, они таких клопов в два счета на лыжи ставят. Я сам сколько раз видел. Те ходить еще толком не могут, а на лыжах уже едут.
— Я мечтала научить Миланку кататься на лыжах, — тихо признается Ангелина, и я снова читаю между строк.
Она тоже мечтала научиться. Но денег на развлечения не было, потому что пришлось самой растить дочку.
— Я хочу, чтобы ты тоже научилась, Ангел. Уверен, у тебя сразу все получится. Не отказывайся.
Моя упрямая девчонка некоторое время борется с собой, но сдается быстрее, чем я предполагал.
— Ладно, Демьян, давай поедем. Только... я не стану изображать семью перед твоими друзьями, — она с вызовом задирает подбородок. — И жить мы будем в разных номерах.
Облегченно выдыхаю.
— Я арендую коттедж. Там несколько комнат, выберешь любую. А мои друзья слишком заняты друг другом и своим ребенком, чтобы еще следить за нами.
И уже когда моя дочка засыпает у меня на руке, внезапно понимаю, какой огромный прогресс наметился в наших с Ангелиной отношениях.
Она больше не запрещает мне называть себя Ангелом.
***
— Так это же... — Топольский запинается и поднимает на меня полный непонимания взгляд.
Конечно, Никитос видел наш рекламный борд. Их только слепой не видел. На тот бюджет, который я выделил на рекламу, можно было голливудский блокбастер снять.
— Узнал? — хмыкаю.
— Узнал, — Топольский переводит взгляд с Миланки на Ангелину. — Она на вас очень похожа.
И улыбается.
Ангелина с дочкой идут смотреть на елочку, припорошенную снегом. Никитос потрясенно смотрит им вслед.
— Ты уже тогда знал, когда выбрал ее лицом рекламной кампании? — спрашивает меня.
— Нет. Я узнал, что Миланка дочь Ангелины меньше месяца назад. Она не хотела, чтобы я знал.
— Мда... пиздец, — качает головой Топольский. — Я так понимаю, обвинения в предательстве были подложные?
Хмуро киваю.
— Помощь нужна?
— Спасибо, Кит, я уже разобрался.
К нам подходит Маша, толкая перед собой изящную белую коляску.
— У тебя такая красивая семья, Демьян!
— Только не вздумай это сказать при Ангелине, — буркаю ворчливо. — Я ей обещал не изображать семью.
— Ты влюблен в нее, Демон! Это видно невооруженным глазом! — говорит Маша негромко, чтобы не разбудить малышку.
— От тебя фонит в радиусе нескольких метров, — поддерживает жену Кит.
Хмыкаю. Это хорошо. Раз Маша с Никитосом заметили, может Ангел тоже это видит?
Просто не подает виду.