Диего купил детское кресло. Наверное, было глупо думать именно об этом, учитывая все произошедшее за последние часы, но мой мозг упорно цеплялся за то, что на заднем сидении любимого джипа сеньора Солер оказалось сидение для перевозки Саши. Видимо, потому что сопоставить этот невозможный факт с реальностью было проще, чем все остальные.
Я не знала, как сын отреагирует на Ди. Понимала, что нужно его подготовить, как-то предупредить, но все утро, собираясь на встречу, я только открывала рот, а произнести ничего так и не смогла. Простые, казалось бы, слова «сегодня ты встретишься с папой» наотрез отказались произноситься вслух, и в какой-то момент я сдалась. Просто сказала, что Сашу ждет сюрприз. Да, малодушно. Да, трусливо. И, возможно, я бы даже испытывала за свое поведение стыд, но слишком сильно переживала, чтобы за мандражом чувствовать что-то еще.
Но Александр даже в такие сложные моменты оставался собой – непосредственным, легким ребенком, который вдруг признавался, что просил у деда мороза отца. Я этого не знала, а ведь дедом морозом для своего сына была именно я. Я дарила ему игрушки, которые он хотел, и бесполезные сладости, которые в любое другое время никогда бы не купила. Я хотела, чтобы у моего ребенка была вера в чудо, но, оказывается, самым настоящим волшебством для него был его папа.
Я не завидовала. Хотя глупо скрывать, мысли о том, что я начну ревновать сына к Диего, у меня проскальзывали. Но я смотрела на двух мужчин – взрослого и маленького, мирно беседующих, идущих за руку или перекладывающих друг к другу в тарелку картошку фри, и меня затапливало счастьем. Тем самым, с намеком грусти по временам, когда ничего подобного не было. Когда нас не было.
Я видела, каким счастливым выглядел мой сын. Как он смотрел на своего отца с плохо прикрытым восхищением, как жадно ловил каждое слово Ди. И я почти не винила себя в том, что последние годы они оба были лишены такого общения. Наверное, вчерашний разговор с Диего действительно сумел немного примирить меня с действительностью.
Ди донес спящего сына до постели, не позволив мне даже расстегнуть ремни автокресла, хоть сам с непривычки и возился с ними дольше положенного. Сам аккуратно уложил Сашу под одеяло, не забыв аккуратно стянуть с него обувь. А после на несколько секунд прижался своим лбом ко лбу сына и прикрыл глаза.
Это зрелище явно не предназначалось для моих глаз, но я не могла их оторвать. Смотрела, смотрела, смотрела. И умирала от нахлынувших чувств – нежности, любви, тоски и надежды. Я всегда знала, что из Диего получится прекрасный, заботливый папа. Но за сегодняшний день я успела миллион раз в этом убедиться и порадоваться, что именно этого мужчину выбрала в отцы для своего ребенка.
На прощание и мне досталась улыбка, после которой Ди подтвердил, что заедет вечером, позвонив предварительно, чтобы мы успели собраться. А после ушел, оставляя после себя знакомый до боли запах одеколона.
– И как все прошло?
Молча взиравшая на все происходящее из угла гостиной Лера наконец-то отлипла от стены, у которой стояла все то время, пока Диего находился в нашем номере. С видом надсмотрщика она следила за каждым его движением, как львица, готовая в одночасье броситься на защиту своих близких. При этом я не могла сказать, что Лера выглядела недовольной, скорее, настороженной, и после ухода Солер она внимательно вглядывалась в мое лицо, ища там поводы кинуться ко мне с утешениями или поздравлениями.
– Прекрасно, – только и смогла выдавить из себя я, чувствуя, как горло вновь за этот день сжимает от подступающих слез. Счастливых слез впервые за очень долгое время.
– Хочешь порыдать? – верно уловила мое настроение сестра. Я видела, как ее накрывает облегчением, и не смогла не улыбнуться в ответ.
– Очень, – первые слезинки я еще пыталась стирать, но очень скоро их стало так много, что я бросила это бесполезное занятие.
Зато сестра улыбнулась. Понимающе так.
– Тогда налью нам чая, – погладив мою руку чуть выше локтя, поставила она перед фактом. – И ты все в деталях мне расскажешь, пока заливаешь слезами диван.
Рассказ получился долгим, потому что я действительно заливала слезами диван и брала паузы, чтобы успокоиться. Но те самые детали, о которых просила Лера, снова и снова заставляли меня плакать. Видимо, материнство сделало меня слишком ранимой.
– Я, конечно, рада, что Диего и Сашка нашли общий язык, – подытожила мои всхлипывания Валерия, откидываясь на спинку дивана. – Но что вы будете делать дальше? Нам нужно вернуться домой, да и вам решить что-то со своим разводом.
Темы, о которых я запретила себе думать, хотя сама не так давно намекала на них Диего: дом и развод, две вещи, которые еще пару дней назад казались такими четкими и достижимыми, а сейчас меня пугали до дрожи. Потому что я снова начала это чувствовать: что мой дом там, где Ди. Но, что самое страшное, совсем скоро так начнет считать и Александр. Ведь он уже влюблен в своего отца. Сможет ли Саша с ним расстаться?
И да, развод. То, для чего я приехала в Испанию. То, из-за чего я пыталась ненавидеть Ди пару недель. То, что нужно было нам обоим, чтобы двигаться дальше.
Но теперь я не знала, где оно, мое «дальше». Куда я должна двигаться, чтобы угодить всем – и сыну, и мужу, и самой себе? Где то самое будущее, в котором я не останусь одна с разбитым сердцем?
Я жила без Диего пять долгих лет, и казалось, что я уже привыкла существовать без него. Но вот он ворвался в мою жизнь снова, и я опять не понимаю, кто я без него. И хочу ли я без него?
Найти в себе силы и разобраться в этом я так и не смогла, поэтому позволила себе просто плыть по течению. Да, я понимала, что все может обернуться еще большими проблемами, чем есть сейчас, но не могла себя заставить копнуть глубже, чтобы вскрыть ту коробку с чувствами, которые я испытывала к собственному мужу. Признаться ему в том, что до сих пор его люблю, хотелось каждый раз, когда Ди оказывался рядом. А рядом он оказывался практически постоянно.
Как Диего и обещал, он уделял сыну каждую свободную минуту. Мог приехать днем, чтобы пообедать с нами. Почти каждый день заезжал вечером, чтобы прогуляться по Барселоне или сводить Сашу на аттракционы. И с каждым днем время, которое Ди проводил с сыном, неумолимо росло.
Я понимала, что становлюсь лишней в их паре, но не находила в себе сил отпустить своих мужчин куда-то одних. Не потому, что не доверяла Диего ребенка. Потому что не хотела тем самым лишать себя общества мужа. Да, он приезжал не ко мне, а к сыну. Да, практически все время он общался с ним, а со мной – лишь на какие-то общие темы или темы, касающиеся Александра. Но одна вежливая улыбка, адресованная мне, и весь мир переставал существовать. Только Ди. И наш сын. Больше никого.
Мы не разговаривали о нашем будущем. Прошла целая неделя, за время которой Диего и Александр узнавали друг друга, и ни разу за это время не прозвучали слова «отъезд» или «развод». Не прозвучали во время нашего общения с сеньором Солер, зато все чаще их называла Лера, когда Саша отправлялся спать.
– Я понимаю, что сейчас ты в эйфории, – выговаривала мне сестра как-то вечером. – Но это все иллюзия, Аньчик. Недолюбовь какая-то и недоотношения. Не спорю, вы выглядите счастливыми родителями, но это до тех пор, пока между вами сын. Убери из этого уравнения Сашку, и что в итоге останется? Кто вы друг другу?
Я не знала ответов на эти вопросы, и на всем свете существовал только один человек, который мог бы помочь мне их найти. Но я откровенно трусила поднять тему наших отношений в общении с Ди.
Зато я видела, насколько раскрепощенным он становился в нашем присутствии. Определенно, так на него влиял Александр, имя которого с разрешения сына Диего теперь сокращал на испанский манер, но и со мной Солер вел себя иначе. Не было никакого напряжения, не было неловкости или недоверия. Мы были как давние знакомые, добрые приятели, почти друзья, которые могли пошутить, обсудить что-то личное или пожаловаться друг другу.
Правда, жаловалась в основном я и лишь на то, что все разговоры в нашем номере теперь сводились к одному: папа то, папа это. Ворчала я, конечно, не зло и с улыбкой на лице, а еще только для того, чтобы Диего улыбнулся мне так, как это умел делать только он: немного хитро, немного задорно, и до одури соблазнительно.
Я заметила, что он чаще стал касаться меня. Какие-то мимолетные прикосновения, всегда оправданные необходимостью – он помогал мне выйти из машины или спуститься по лестнице, приобнимал за талию, когда открывал передо мной дверь в заведение, или придерживал за руку, привлекая к чему-то внимание. Но каждое такое прикосновение длилось больше, чем должно было. Совсем на чуть-чуть, на секунду или две, почти не заметно, но… сначала я была уверена, что мне показалось. Что я приписываю то, чего на самом деле нет, из-за своих чувств к Ди. Но мои сомнения развеяла Лера, однажды присоединившаяся к нам за обедом. Тогда Диего, отодвинув передо мной стул и дождавшись, пока я усядусь, будто невзначай провел ладонью по моему плечу. Он не первый раз так делал, а я не первый раз уговаривала себя, что это ничего не значит. Но, поймав пристальный взгляд Леры с другой стороны стола, которым она провожала руку Ди, я вдруг поверила: нет, мне не показалось. И все то время, пока я пыталась не обнадеживаться, Диего оказывал мне знаки внимания.
Делал ли он это осознанно, или выходило спонтанно? Солер всегда был вежливым по отношению к женщинам, уж в этом пожаловаться на воспитание Габриэллы Солер было нельзя. Но как понять, поступал ли Диего так со всеми, или только со мной? Как узнать, что именно он закладывал в свои действия? Было ли это банальным проявлением вежливости или отражением его чувств ко мне?
Очевидно, нужно было просто набраться смелости и спросить, но как раз смелости-то и не хватало. И я просто позволяла Диего все, и наверняка позволила бы большее, если бы он того захотел.
Но Ди ничего не предлагал. Он вел себя подчеркнуто вежливо, радушно и с явной симпатией, но не более того. И если бы не его прикосновения, каждое из которых заставляло мое сердце трепетать, словно впервые влюбленное, я бы решила, что ничего особенного между нами и не происходило.
Но я чувствовала, что что-то происходит. Только никак не могла это объяснить.