За столом оба мужчины пользуются столовыми приборами, но они в минимальном количестве. Мне это только на руку. В тонкостях сложной сервировки я не разбираюсь. Но, раскладывать хлеб и другую еду, тоже стараюсь правой рукой. Леон строго следит за этим, и я уже несколько раз получала от него замечания. В этом плане, как ни странно, со Стасом намного проще. Хотя он был старше, когда они покинули Афганистан.
Я также узнала, что в стране проживает несколько наций. Стас и Леон относятся к одной из наиболее многочисленной — пуштунам. Они разговаривают на языке пушту, который является одним из государственных. Большая часть исповедует ислам суннитского толка, но приоритетным для них является кодекс Пуштунвали, который не всегда согласуется с положениями Корана. Пуштуны считают себя истинными мусульманами и ревностно защищают свою веру.
Возможно поэтому, покинув страну почти тридцать лет назад, Леон всё ещё строго чтит многие традиции. Хорошо хоть меня не кормят в отдельной комнате, а пускают за общий стол.
За столом привычно молчим. Затем пьём кофе со сладостями. Оба Горыныча благодарят за обед, и я начинаю убирать со стола, затем вручную мою посуду на кухне. Её не слишком много. Мне так удобнее, чем загружать большую посудомойку, затем ходить и помнить, что её нужно разобрать.
Чувствую тот момент, когда Бесов приходит на кухню и, опёршись о косяк двери, начинает наблюдать за мной. Не оборачиваюсь, пока не доделываю всю работу.
— Нам не обязательно сидеть весь вечер дома, — произносит мужчина. — Если хочешь, можем куда-нибудь съездить или просто погулять по улице.
— Нужно собираться. Не хочется, — возражаю я. — Вы же ещё работать планировали.
Кабинет хозяина дома находится рядом со спальней. Вернувшись в неё, я вижу, что Леона там нет. Зато приоткрыто окно в режиме «проветривания». Оно выходит во двор. Из него видны широкие мягкие садовые качели. Да и сам воздух, проникающий в спальню, ещё по — летнему тёпл.
Выйдя из комнаты, я негромко постучала в дверь кабинета. Не могу я распахнуть её и без предупреждения завалиться к этому мужчине. Вхожу, лишь получив его разрешение.
Леон работает за ноутбуком разложив на столе кипу документов. Удивлённо смотрит на меня.
— Тебе не нужно стучать, прежде, чем войти.
— Извините, если отвлекла.
— Не отвлекла. Я имел в виду, что тебе не нужно спрашивать моего разрешения, чтобы войти ко мне. Всё же хочешь прогуляться? — решает он.
— Не совсем. За домом есть качели. Хотела там посидеть, пока на улице тепло, — признаюсь я. — Может, книжку в телефоне почитаю.
С места, где он сидит, качели тоже хорошо видны в окно.
— Иди, конечно, — разрешает Бесов.
— А меня охрана из дома выпустит без вашего разрешения?
— Может и не выпустит, — соглашается мужчина и встаёт из-за стола. — Пойдём, я провожу до дверей.
Сбросив обувь, забираюсь на мягкий матрас, удобно устраиваюсь и нахожу любовный роман. Ну что ещё может читать молодая девушка, когда «она устраивает и с ней удобно, а любовь только в книгах и осталась»?
Через десять минут, когда я только познакомилась с героями, ко мне подходит один из парней охраны. Приносит несколько подушек и плед.
— Леон Русланович приказал, — поясняет, замечая мой удивлённый взгляд. Я приподнимаюсь, чтобы охранник мог положить подушки мне за спину. Но тот набрасывает поверх меня плед, а сверху аккуратно кладёт подушки. — Вы сами положите, как вам нужно. Ещё, не дай Бог, дотронусь до вас. Так и без рук можно остаться.
Я хочу улыбнуться в ответ на шутку, но, глянув ещё раз на мужчину, понимаю, что тот совсем не шутит. После памятных событий в кукурузном поле я не питаю симпатий к охранникам, но, кажется, теперь они действительно бояться меня больше, чем я их.
Ласковое дуновенье тёплого ветерка, едва слышный шёпот густой листвы, негромкий цокот кузнечиков, мерное покачивание качелей убаюкивают меня. Я дохожу лишь до половины романа, когда понимаю, что вот-вот усну. Сохраняю книгу в библиотеке, кладу телефон под одну из подушек и мгновенно засыпаю.
Но сон не слишком глубок. Открываю глаза, когда качели начинают раскачиваться ещё сильнее, а меня аккуратно прижимают к мягкой стенке.
— Даже в кабинете слышал, как ты сопела, — смеётся мне в волосы Леон, удобно устраиваясь рядом. Я поворачиваюсь на бок, чтобы освободить для него больше места.
— Я здесь книжку читала, — шепчу ему в ухо.
— Новые изменения в юридической практике? — хмурится он.
— Зачем они мне. Я же теперь у вас секретарём работаю, а не юристом. А читала я о любви.
— Секретарю тоже необходимо повышать собственную квалификацию, — противным комаром начинает зудеть начальник. Замечает, как я страдальчески закатываю глаза и замолкает. Но через минуту уточняет. — Так что ты сказать хотела, Лиз? Книжная любовь не понравилась?
— Понравилась. Хотела, чтобы вы меня поцеловали. Вы девять дней меня не целовали, Леон.
Он тоже чуть поворачивается на бок, закрывая меня своей спиной. Медленно касается моих губ своими, слегка проникая языком, играясь с моим. Поцелуй долог и нетороплив, как этот тёплый, но уже не летний, а осенний вечер. Я вновь засыпаю, придавленная его тяжёлым телом, засунув руки под его майку, касаясь широкой и твёрдой груди.
Ночь проводим в спальне Бесова. Утром я встаю раньше, чтобы не только принять быстрый душ, но и нанести лёгкий макияж. Накрывать завтрак не нужно, так как к семи приходит одна из горничных.
Но Стас что-то по десять раз перепроверяет. В итоге мы из дома выходим с опозданием.
— Скорее, — торопит меня Леон, пропуская впереди себя в машину и садясь следом.
Стас открывает дверцу с другой от меня стороны. В окно я вижу, как к нам идёт охрана и водитель.
— Что, за…, - произносит Леон. — Тишина. Полная. Всем оставаться на своих местах.
Стас подаёт какой-то знак рукой и спешащие к нам люди буквально замирают. Сам мужчина медленно убирает руки от дверцы и тоже прислушивается. Как и я. Где-то тикают часы. У обоих мужчин они имеются на запястьях, но я никогда так отчётливо не слышала их тиканья.
Стас снова делает какое-то движение рукой, и охрана вместе с водителем медленно отходит к самому дому. Те, которые должны были сесть в другую машину, идут к воротам. Главный безопасник становится на колени и заглядывает под днище внедорожника.
— Взрывное устройство? — произносит Бесов.
— Оно, — бубнит второй мужчина. — Приличное, такое. Под водительским сиденьем.
— От чего должно сработать? — уточняет Леон.
— На дистанционку не похоже. Скорее всего, установлено на движение машины. Думаю, должно было сработать сразу за воротами.
— Почему не при включении двигателя?
— Может и при включении, — пожимает плечами Стас. — Но все знают, что за рулём водитель. Мог завести машину, пока тебя не было в салоне. А при выезде из ворот — идеально. Минимум случайных жертв, максимум уверенности, что ты будешь в машине.
— Ты куда целое утро смотрел? Лене под юбку? — не сдержался Бесов и добавил парочку крепких ругательств. — Лучше бы под машину лишний раз заглянул!
— Заглядывал. Не было. Сидите тихо. Я сниму, — пообещал накосячивший Горыныч.
— Сначала Лиза покинет машину, — твёрдо произнёс сидящий рядом со мной мужчина.
— Нет, — отрицательно покачал головой Стас. — Может сработать на изменение веса. Она не успеет добежать до безопасного расстояния.
— А может сработать пока ты будешь снимать, — не согласился Леон. — Риск в любом случае. Лиза, аккуратно выходи.
— Только с вами, — упёрлась я.
— Леон, может замкнуть, — снова предупредил Стас. — Подумайте ещё несколько минут, пока ребята несут инструменты.
Наши взгляды встретились. Бесов протянул руку, чтобы подтолкнуть меня ближе к дверце. Я положила поверх его свою ладонь и переплела свои пальцы с его.
— Лиза, это приказ, — твёрдо повторил мужчина.
Мы не отрываясь смотрели друг на друга. Не знаю, о чём думал он, но перед моими глазами не начали мелькать кадры всей прожитой жизни. С ней я уже успела попрощаться два месяца назад, когда меня едва не расстреляли у подъезда. А вот с ним… С мужчиной, который ворвался в мою жизнь, как и в моё тело — самым настоящим смерчем.
Не предупредив. Не спросив разрешения. Не ожидая взаимности.
Мужчина, прикосновения которого обещают лишь боль. Который живёт лишь по одному ему известным законам. И от которого, я знаю это точно, нужно бежать. Прямо сейчас.
Не за мной идёт смерть. За ним. С самого первого дня его появления на свет. И он охотно делится ею со всеми окружающими.
Но этот мужчина закрывал меня своей спиной. Держал на руках, укачивая, словно маленькую. И называл своей.
И что-то ещё, что я так и не смогла узнать.
Я не думаю о любви. Не ищу её в эти последние минуты. Но мне не страшно рядом с ним.
Перевожу взгляд в окно. Смотрю на ступени дома. Я буду стоять там, а он останется здесь. Но там мне будет гораздо страшнее. Я уже чувствую неприятную сырую липкость заползающего в меня страха.
— Слишком много приказов, Леон, — наконец произнесла я, вновь возвращаясь взглядом к его глазам. — Я ещё ваш последний не исполнила.
— Какой? — нахмурился он.
На несколько минут мы отвлекаемся. Стасу принесли инструменты. Он аккуратно прикрыл открытую дверцу со стороны Леона. Не захлопнул, чтобы не создавать вибрации.
— Никаких лишних движений, — предупредил нас и полез под машину. Стоящий рядом охранник медленно ушёл. Как можно дальше.
Мы остались наедине в закрытом пространстве. Замерли.
Скользим. Вместе. По тонкой и хрупкой грани смерти.
Все мечтают о взаимной любви. Этот мужчина в неё не верит. А я? Я никогда её не знала.
Лишь смерть дышит на нас двоих. Горячо так дышит. Жарко. До бешеного пульса в моём сердце. Превращая в кипяток текущую по венам кровь, наполняя её страстью.
Говорят, что всё самое острое и безумное — только в любви. Неправда! Всё самое острое и безумное вы узнаете лишь на грани смерти. Она подарит вам не ложную надежду, она подарит вам вечность.
Любовь разделит, разобьёт, разрежет, наполнит мучениями и страданиями. Любовь сделает вас одинокими.
А смерть объединит. Её узы — неразрывные, её обещания — самые верные, её чувства — самые прочные, её любовь…
Вы сами уже всё поняли.
Её любовь — самая вечная.
О ней не кричат на каждом углу, даже шёпотом не произносят. Вслух не говорят. Только глазами, прикосновениями, сорванным дыханием. Такая она непонятная, непонятая и совсем не долгожданная. Неидеальная, ненежная, неформатная.
Непрошенная. Явившаяся без приглашения. Зло усевшаяся в самом углу.
Но сегодня у неё праздник. Торжественный выход. Сегодня она не просто между нами. Сегодня она на грани.
Мы оба на грани.
На одной хрупкой грани любви и смерти.
Только любовь — для двоих. Возможно и для троих. Если потесниться. Любовь всеобъемлющая. У неё на всех хватит места.
А на грани места нет. Лишь для одного. И тот скоро упадёт.
Вместе со мной.
Там, где нет места для двоих — он будет держать меня на руках.
То ли на грани любви, то ли на грани смерти.
На грани вечности.