Любовь на грани смерти

Глава 45. Отцы и дети

Я тоже начинаю верить в себя. Особенно, когда просматриваю последние документы, которые вёл дядя Дима и нахожу в них ошибки. До конца недели мы задерживаемся на работе до семи вечера перепроверяя все текущие дела. Даже Влад начинает читать то, что несут ему на подпись.

Но в пятницу наш рабочий день заканчивается в шесть вечера. С приходом Стаса. После четырёх, когда основной поток сотрудников иссякает, я перебираюсь в кабинет Леона, и мы вместе разбираем то, что мне непонятно или требует лишь его решения.

— Не отвлекай, — просит Бесов, когда Стас заглядывает в кабинет.

— Охрана сообщила, что на проходную пришли мужчина и женщина, которые хотят увидеть свою дочь. Они ждали, что она выйдет со всеми работниками, но так и не дождались. Лиза — это к тебе.

— Но мне никто не звонил, — удивляюсь я.

— А где твой телефон? — уточняет Леон, рассматривая разбросанные по столу документы. — Слушай, сейчас наберу.

Мы все слышим, как идёт гудок, но сам телефон нигде не звенит.

— Наверное, в кабинете остался, — вспоминаю я и бегу назад. Возвращаясь, просматриваю пропущенные звонки. Действительно, за последние полчаса мама звонила пять раз.

Совершенно теряюсь от этой информации и беспомощно смотрю на Леона.

— Я не знаю, зачем они пришли. С мамой разговаривала буквально три дня назад. Она ничего не говорила о том, что хочет приехать.

— Наверное, дядя Дима посоветовал ей устроить тебе сюрприз, — почему-то вздыхает Стас. — Видимо, пришли поздравлять тебя с новой должностью. Леон, будешь и дальше потенциальных родственников на пороге держать? Негостеприимно как-то.

— Скажи кому-нибудь из парней, чтобы проводили сюда, — кивает головой начальник.

Я чувствую, как мои ладони становятся влажными от пота, затем начинают холодеть. И всю меня совсем некрасиво начинает сотрясать самый настоящий озноб. Словно я не с мамой собираюсь встретиться, а с собственным палачом. Теперь я понимаю, что чувствовали ведьмы в ожидании прихода инквизитора.

Мама заходит первой. Отчим, нервно теребя в руках снятую кепку, идёт сзади. Так как я сижу за боковым столом меня хорошо видно прямо с дверей. Как и мне вошедших. С первого взгляда понимаю, что мама на взводе. Её глаза лихорадочно блестят, губы нервно подрагивают, а подбородок заметно трясётся, что говорит о высшей степени нервного возбуждения. Её глаза тоже сразу находят меня. Тут же отмечают и дорогое платье, и лежащий на столе телефон и брендовую сумочку, которую я бросила на край стола. Моя мама всю жизнь проработала швеёй и прекрасно разбирается в дорогой одежде, хотя сама такую не носит. Наш доход не позволяет. Нужно одевать младших сестёр.

Разница со старшей сестрой, Кирой, восемь лет, поэтому мои вещи, которые я носила в её возрасте, морально устарели. К тому же обе сестры на голову выше меня и обладают гораздо более пышной грудью. Им покупают всё новое. А вот мне, до класса пятого, даже бельё доставалось от дочки соседки, хотя та была полнее меня. Но мама аккуратно всё ушивала.

— Значит, Дима сказал правду, — выдыхает мама вместо приветствия.

Замечаю, как одновременно морщатся Стас с Леоном. Наверное, не хуже меня понимают, какую правду мог рассказать Дмитрий Анатольевич.

Мне двадцать шесть лет, а меня сейчас будут отчитывать, как шестнадцатилетнего подростка! Пусть это произойдёт хотя бы не на глазах обоих мужчин. Хорошо, что Влад в последнее время уезжает после работы к собственной матери.

— Мама, дядя Олег, — так я обращаюсь к отчиму. — Давайте перейдём в мой кабинет…

— Твой? — идёт в наступление мама. — Каким местом ты его заняла, дочь моя?! Так отплатила Диме за всё, что он для тебя сделал!

— Присядьте, — пытается вернуть маму к более вежливому общению Леон. — Вы всё же не наедине со своей дочерью.

Теперь мама смотрит на него. И по её взгляду я понимаю и то, что дядя Дима проинформировал мою семью о национальности Бесова. Представители пуштунской народности, к которой относится отец Леона, имеют европеоидные черты лица. Среди них часто встречается зелёный, серый и даже голубой цвет глаз и не чёрный, а тёмный волос. И достаточно высокий рост, в отличии от тех же узбеков и таджиков, живущих рядом.

Я не заметила сходства Леона с Ангелиной Руслановной, но, одетый в брюки и рубашку, с короткой стрижкой и небольшой бородкой, мужчина не является ярким представителем восточных кровей. В глаза может броситься лишь очень смуглый цвет кожи, но это почти ни о чём не говорит.

Впрочем, маме было достаточно слов Дмитрия Анатольевича. Между Леоном и Стасом она быстро определяет кто есть кто, но, заметно теряется, глядя на Бесова. Я догадываюсь, что она надеялась увидеть невысокого худенького мужичка, похожего на одного из владельцев дешёвого магазина одежды, где я в последнее время закупалась. Мощная фигура Леона, я уже не говорю о Стасе, несколько остужает праведный гнев родительницы.

К тому же Леон старше меня на восемь лет. Ему тридцать четыре, а моей маме — сорок шесть. И он никак не смотрится её возможным сыном. А его прямой и тяжёлый взгляд из любого выбьет всю уверенность.

— Лиза, это наши семейные дела и нам лучше поговорить наедине, — соглашается мама и подталкивает отчима к дверям. Я тоже встаю из-за стола.

— Лиза, сядь, — мягко произносит Леон. Я уже хорошо знаю эту интонацию в его голосе. Она означает, чтобы я близко не думала его ослушаться. Но смотреть мужчина продолжает на моих родственников. Указывает рукой на диван и сам откидывается на стуле, отстраняясь от стола. Повторяет приглашение. — Присаживайтесь. Меня зовут Леон Русланович, и я генеральный директор компании, в которой работает ваша дочь. Так как она достаточно давно перешагнула порог совершеннолетия, я понимаю, что вы без предупреждения пришли к ней прямо на рабочее место по очень важному поводу. Естественно, меня волнуют все вопросы, которые касаются наиболее ценных для меня сотрудников.

Мама сникает ещё больше, а я медленно перевожу дух. Может, не всё так страшно, как мне показалось вначале.

— Дмитрий Анатольевич, на которого, я так понимаю, вы ссылаетесь, совершил непростительный проступок в делах нашего производства. Так как компания полностью принадлежит моей семье, мы понесли убытки в достаточно крупном размере. Я не вижу смысла нашего дальнейшего с ним сотрудничества, — спокойно продолжает Леон. — Вы это хотели узнать?

— Вы не спите с моей дочерью? — лепечет мама.

— Я никогда не предлагал должности женщинам, с которыми занимался сексом, — тем же ровным голосом чеканит Бесов. — Ваша дочь не стала исключением. Но, так как вы задали вопрос прямо, значит готовы к такому же прямому ответу. Я не только сплю с вашей дочерью каждую ночь, но и занимаюсь с ней сексом.

Позже мне расскажут, что сами афганцы никогда не отвечают прямо на любой вопрос. Они могут вам выдать тонну текста, но это не будет прямым ответом на вопрос. И распространённое, в том числе и в Афганистане "Ин ша Аллах" — которое переводится дословно "если Бог пожелает" или "если на то есть воля Божья" совсем не означает положительный ответ. Это скорее наше русское "нет", чем "да". Произнеся его, человек вам ничего не обещает, как думают многие. Наоборот, он снимает с себя всю ответственность за происходящее. Получится, значит, получится. А не получится, значит на то была воля свыше.

Так же в Афганистане не принято прямо говорить, шутить или подкалывать друг друга на любую тему, связанную с сексом. Это полное «табу» даже между близкими мужчинами-партнёрами. Излишне напоминать, что женщина там просто не может заговорить с чужим мужчиной. Впрочем, как и он с ней. Что там говорить, даже смотреть друг на друга запрещается. Глаза в пол — это первое правило, которое мне придётся чётко усвоить.

Свободная Америка быстро научила Стаса вольным шуткам, но я давно заметила, что Леон не приветствует подобной манеры разговора. Даже, если шутки его двоюродного брата направлены не в мою сторону.

Пока мама хватает ртом воздух, просыпается отчим и не находит ничего лучше, как возмущённо добавить:

— Вы с Лизой сожительствуете?!

Я замечаю, как мысленно стонет Стас. Если и его проняло, значит ничем хорошим этот разговор не закончится.

— Отчитываться я буду лишь перед отцом или опекуном Лизы. Вы её не удочерили, поэтому не являетесь ни тем, ни другим. Но, так как она живёт в моём доме, я несу за неё полную ответственность, — любезно поясняет Бесов.

Мама толкает дядю Олега в бок и тот как можно увереннее оповещает:

— Лиза сегодня же вернётся домой!

— Зачем? — искренне удивляется мой босс. — Она одета, обута, накормлена. И силой её никто ни к чему не принуждает. Что ей делать в вашем доме, если она не находится под вашей опекой? Насколько я разобрался в сложившейся ситуации, вы сами отправили её работать. Она даёт вам деньги, и вы их принимаете. То есть, она является для вас источником дохода?

Теперь мысленно стону я. Только Леон мог так вывернуть ситуацию. Причём в нужную ему сторону.

— В нашей стране, молодой человек, — слегка оправляется мама от растерянности. — Молодая девушка не может просто так жить с мужчиной.

— На моей Родине не может, — качает головой Леон. — А у вас это широко распространено. Уверен, что подобная разница лучше известна мне, чем вам. Согласен с вами лишь в одном. Так, как вы её мать и принимая в виду отсутствие отца, я, конечно же, не буду забирать Лизу просто так.

Мужчина быстро набирает код на сейфе за собственной спиной. Я знаю, что там, кроме особо важных бумаг, всегда находятся деньги.

— Лиза говорила, что у вас финансовые трудности в связи с низкими доходами, болезнью мужа, платной учёбой ещё одной дочери. Этот вопрос легко решаем. Я хочу и могу вам финансово помочь.

Бесов кладёт на стол несколько пачек крупных купюр, опечатанных банковской лентой. Я невольно складываю в уме пачки. Сумма примерно равняется двадцати тысячам долларов.

— Стас, передай.

Не стал этого делать сам. Брезгует.

— Мама, — зову я родительницу, пока Стас несёт ей деньги. Неужели она не понимает, что происходит. — Мама!

Но мама не смотрит на меня, а берёт деньги.

— Вы их нам одалживаете? — всё же уточняет у Леона.

— Разве Лиза вам одалживала? — вновь удивляется мужчина. — Как видите, у вашей дочери много работы и некоторое время она не сможет вас навещать.

— Да, конечно, понимаю, — бормочет родительница.

— Мама, верни! — повышаю голос я.

Но на меня лишь Стас бросает быстрый взгляд. И я замечаю, как сильно у него сжаты губы. Неужели, впервые на моей памяти, он не согласен с собственной тенью?

Леон тоже слышит мой голос. Медленно передаёт Стасу ещё одну пачку купюр. На меня не смотрит. Но я понимаю, что сам процесс доставляет ему изощрённое удовольствие. Посыльный передаёт деньги маме, а Бесов, словно на замедленном повторе, тянет очередную.

— Стас, отдай! — приказывает, когда друг не возвращается за новой порцией моего унижения.

Тот что-то негромко, но резко произносит в ответ на афганском.

— Отдай деньги! — настаивает Леон.

Стас всё же выполняет просьбу и несёт очередную пачку.

— Кладите в сумку, — говорит моей маме. — Я вас провожу к выходу и прикажу, чтобы отвезли на машине прямо к дому. Незачем с такой суммой ждать автобуса.

— Пусть Лиза заберёт свои вещи и наведёт порядок в квартире, — сообщает у дверей отчим. — Со следующей недели будем искать квартирантов.

Не попрощавшись, как и не поздоровавшись, родители поспешно покидают кабинет генерального.

Мы с монстром вновь остаёмся вдвоём. Оба понимаем, что только что произошло. Он купил меня! Я уже не содержанка, а самая настоящая рабыня!

— Видишь, как всё легко решается, — наконец произносит мужчина и выключает компьютер. — Поехали домой.

Я молчу. Тоже выключаю компьютер, но продолжаю сидеть за столом.

— Лиза! — Леон встаёт и становится напротив меня.

— Ненавижу тебя! — чётко проговариваю и смотрю в его лицо. — Как же я ненавижу тебя.

Он делает шаг к моему столу. Я тоже встаю и отступаю к стене. Дальше некуда. Недолго думая, вообще не думая, снимаю с ноги туфлю и бросаю в него. Попадаю в плечо. Бросаю вторую. Её он ловит.

— Юбку. Дальше снимай юбку, — то ли подсказывает, то ли приказывает мне. — И я трахну тебя прямо на этом столе.

Легко перепрыгивает через стол и вжимает меня в стену.

— Или на столе в приёмной. А лучше прямо в коридоре, — давит на мои губы своим ртом. — Моя! Вся моя!

От злости и собственного бессилия кусаю зубами за его нижнюю губу. Тут же чувствую своим ртом сладкий привкус крови. Сразу зажмуриваюсь, понимая, что нанесла сильное повреждение. В следующую секунду оказываюсь лежащей животом на столе. Юбка взлетает вверх, поднятая одним движением его руки, а ягодицы обжигает сильный шлепок, второй, третий…