Любовь на грани смерти

Глава 57. Тени войны

Вернулся с ужином и клубникой, которую сказал не трогать, пока он не выйдет из душа. Когда мы поели, переставил блюдо с ягодами на кровать и стянул с меня рубашку.

— Хайдар, ты же не собираешься…

— Собираюсь. Слишком много у тебя скопилось энергии, сейчас направим её в нужное русло.

— Я не уверена…

— И не надо, — прошептал он, засовывая мне в рот сочную ягоду и накрывая сверху своими губами.

Он целовал меня каждый день, но в этот раз не стал сдерживать страсти. Поцелуй с привкусом клубники обжёг, твёрдый язык надавил на мой, вовлекая в любовную игру. Прервав поцелуй, толкнулся в мой рот своими пальцами.

— Оближи, Лиза, не жалей влаги.

Влажными подушечками стал нежно тереть верхушки моей груди, затем коснулся губами, а руки опустились ниже, отыскивая ещё более чувствительные места. Постепенно его губы тоже стали спускаться вслед за руками. Прошлись по животу, подарили несколько поцелуев гладкому холмику и накрыли клитор, посасывая и целуя.

Я застонала, когда он просунул прохладную крупную ягоду в разгорячённое лоно, начиная так понравившуюся нам когда-то игру. Жаркие воспоминания полностью стёрли реальность, заставив меня забыть, где я нахожусь. В эту ночь он снова был только моим, купая меня в так несвойственной ему нежности.

— Люблю тебя, Лиза, до безумия люблю, — шепнул на пике нашего общего наслаждения, заливая мой живот горячим семенем. Не стал кончать внутрь, решив повременить с ребёнком. Прислушался к словам врача.

Волновался.

Через две недели, гуляя со мной по саду, Сарбаз неожиданно взял меня за руку, переплетя свои пальцы с моими. Я остановилась, удивлённо глядя на него, изумлённая его касанием. Мы были одни, но, если кто увидит… Да и не свойственны подобные нежности этому мужчине.

— Лиза, я узнал чей вертолёт лежит в том ущелье.

Ещё в больнице я рассказала ему о том, что подумала, когда Дарья сообщила мне о лежащем внизу разбитом вертолёте. Я не спрашивала, можно ли узнать спустя почти тридцать лет о месте, где разбился отец и не просила этим заниматься. Несколько дней назад Сарбаз отвёз меня в полуразрушенные здания, всё ещё сохранившиеся на окраине Джелалабада, где когда-то размещались советские военные. Хайдар, естественно, тоже поехал с нами, но из машины не выходил, решая какие-то свои вопросы по телефону.

После этого мы не вернулись на виллу, а поехали дальше, вдоль реки Кабул. В месте, откуда открывается вид на её разлив, на специально оборудованной площадке для отдыха, на постаменте стоит танк Т-54. Как напоминание о войне 80-х годов. Как мне сказали, здесь любят отдыхать проезжающие водители. А ещё сюда часто приезжают с внуками и детьми участники обеих сторон того конфликта. Многие до сих пор не понимают, за что и почему их товарищи так и не вернулись домой.

Сегодня здесь тоже было многолюдно. Но почти все отошли в сторону, увидев, как из машин выходит группа вооружённых людей. Хотя увидеть здесь человека с автоматом — дело привычное.

Многие украдкой и с любопытством рассматривали нас. Хайдар на этот раз вышел из машины и пошёл рядом со мной. На нём была традиционная одежда из белой рубахи и штанов, на голову намотана чалма. На мне длинное и закрытое платье, украшенное вышивкой. Пальцы и запястья унизаны золотом. Надеть хиджаб меня не заставили, но Хайдар вновь замотал широкий шарф так, что видны были только глаза.

Лишь маленькие, чумазые дети бросились к нашим ногам, выпрашивая деньги. Сарбаз бросил им несколько афганей, затем громко шикнул и мелочь быстро разбежалась.

— Не похожа на ихнею, — донеслось откуда-то сбоку на чистом русском.

Я осторожно скосила глаза. Недалеко стояла пара: женщина и мужчина за пятьдесят. Видимо, тоже приехали к памятнику. Говорила женщина.

— Не смотри ты так, Тамара, — пропыхтел мужчина. — Не понравится им что, выстрелят без предупреждения.

— А он точно нерусский, — продолжала своё женщина. — Вон сколько на ней золота. Понятно, почему за него пошла. Будет рожать ему каждый год по ребятёнку, а он потом ещё одну, молоденькую возьмёт. У них так принято. На что только наши девки ради денег не соглашаются…

— Может у вас дочка есть? Желательно лет десяти? — обратился к женщине Хайдар. Он не злился, я видела, как смеются его глаза. — Лет через шесть начну себе молоденькую искать. Но воспитывать нужно теперь начинать, чтобы такая же послушная была.

Женщина заохала и прикрыла рот рукой. Её муж стал извиняться, стараясь не смотреть на меня.

— Я люблю тебя, — говорю Хайдару, когда возвращаемся к машинам. — Очень люблю.

— Я тоже тебя люблю, Лиза, — отвечает он. И ночью показывает, как сильно.

Эта поездка не всколыхнула во мне сильных эмоций, не выбила из колеи.

Но то, что теперь говорит Сарбаз….

— Чей вертолёт? — спрашиваю я, невольно сжимая его руку.

— Твоего отца. Я, конечно, не поверил в твоё предчувствие, но решил начать именно с этого вертолёта. Информация, кстати, совсем не секретная. Запутанная, но при желании и наличии времени всё можно узнать.

— Сказал ей? — откуда-то бесшумно появляется Хайдар и прижимает меня к себе. Уже он переплетает мои пальцы со своими.

— Сказал, — отвечает Сарбаз и сразу предлагает. — Если ты хочешь, мы можем спуститься прямо к самому вертолёту. На специальном тросе.

— Это опасно, — не возражает, скорее предупреждает второй мужчина.

Сарбаз качает головой:

— С тобой опасно. Со мной нет. Сама того не желая, ты прошла долгий путь. Готова сделать последний шаг, девочка?

— Готова, — не задумываясь, отвечаю я. Стас прав. Я зачем-то получила эту сомнительную возможность. Словно все события, произошедшие в моей жизни, готовили меня к этому последнему шагу.

В ночь перед полётом я плохо сплю. Мне не снятся кошмары, но сон прерывист и неглубок. Я ворочаюсь с боку на бок и в итоге своим ворочаньем бужу Хайдара. Но мужчина не злится. Притягивает к себе, крепко обнимает, долго гладит по плечам.

— Не уснёшь? — спрашивает, наверное, через час.

— Не усну.

— Ну и не нужно.

Стягивает с меня рубашку и накрывает своим телом. В последнее время он очень нежен, но в эту ночь почему-то особенно.

Яркое, но уже зимнее январское солнце, проснувшись, застаёт нас в объятиях друг друга. Обнажённых, пресытившихся любовью, перепачканных семенем мужчины. Если кто зайдёт в спальню, сразу почувствует тягучий аромат грешного секса.

Мужчина чуть приподнимается, но я снова обхватываю его руками и ногами, тянусь к его губам. Он снова целует.

— Ни на миг тебя не отпущу, Лиз. Ни на миг. Идём в душ.

Наношу лёгкий макияж, заплетаю волосы в косу.

Нам приносят завтрак. Уже привычно кушаем из одних тарелок. Времени хватает, поэтому наслаждаемся едой.

Неторопливо надеваю дорогое бельё, майку и легинсы. Наверх тёплый костюм, который предназначен для горнолыжных курортов. В горах сейчас очень холодно, местами лежит снег. Рассказывать об этом мне не нужно, знаю по собственному опыту. Хайдар тоже надевает похожий, сверху крепит несколько пистолетов. У выхода из дома нас ждёт Сарбаз. Тоже вооружён. Снимает с себя один из автоматов и протягивает Хайдару. Тот небрежно перебрасывает грозное оружие себе через плечо. Затем мужчина набрасывает мне на голову тёплый шарф и вновь заматывает так, что видны только глаза. Вот как у него это получается? Я не раз пробовала, у меня всё разваливалось. Чуть стягивает с носа, чтобы я могла дышать.

— Порядок, Лиз?

— Да. Немного волнуюсь, — признаюсь мужчине.

— Не нужно. Я с тобой, — неожиданно чуть стягивает шарф и касается моих губ своими, толкается языком, словно стремясь мне передать собственную силу. — Моя любовь всегда рядом с тобой.

Отстраняется и поправляет мой шарф. А я замечаю, что нас вышел проводить сам хозяин дома. Смотрел на наш поцелуй. Опускаю глаза и отступаю за спину Хайдара. Несмотря на то, что этот человек столько раз хотел меня убить, я не боюсь его. Он слаб по сравнению с собственным сыном. Хайдар выиграл у любви, Шир-Диль проиграл. Пусть теперь я стою за спиной мужчины, но, если понадобится, я закрою его своей грудью. Как и Сарбаз. Для Шир-Диля такого никто не сделает. Только выстрелят в спину.

Хозяин дома что-то говорит на афганском, сын отвечает. Когда мы выходим на улицу, я спрашиваю:

— Папа посоветовал оставить меня в горах?

— Нет, — медленно произносит мужчина. — Сказал, что ошибался в тебе.

Прямо во дворе есть вертолётная площадка. Я ожидаю увидеть американский вертолёт, но приземляется русский, точнее советский. В небе кружит ещё один.

— Ведущий и ведомый, — невольно срывается с моих губ.

Сарбаз запрыгивает первым. Я, наверное, могу залезть сама, но Хайдар легко подхватывает меня на руки и передаёт Сарбазу. Тот аккуратно принимает и ставит на пол. Отводит к сиденьям у стены. Помогает пристегнуться. Садится рядом. С другой стороны — Хайдар. Ждём, пока загрузится вооружённая до зубов охрана.

— Зачем так много оружия? — удивляюсь я. — На нас могут напасть?

— Не должны, — пожимает плечами Сарбаз. — А много оружия не бывает.

Я вновь возвращаюсь в горы. Про себя надеюсь, что в последний раз.

Когда вертолёт зависает, к нам подходят несколько человек и помогают Сарбазу пристегнуться к специальному тросу. Затем пристёгивают меня. Мужчина крепко обхватывает меня руками и прижимает к своему телу.

— Только не запаникуй, Лиз. Не смотри ни вниз, ни по сторонам. Лишь на меня.

Я так и делаю. Мы начинаем медленный спуск вниз. Туда, куда падал мой отец.

После того, как мы отстегиваемся, трос поднимают обратно и к нам спускаются ещё двое мужчин. Они зачем-то тщательно исследуют вертолёт.

Мы тоже подходим ближе. Рука Сарбаза всё время обнимает меня за плечи. Если сверху мне казалось, что боевая машина почти целая, то теперь, глядя на обломки, я вижу, что вертолёт разбит вдребезги.

— Что чувствуешь, Лиз? — спрашивает у меня мужчина. — Не торопись с ответом. Нам некуда спешить. Прислушайся к себе.

И я прислушиваюсь. Пытаюсь перед глазами представить образ отца. И представляю. Впервые. Прямо перед собой, словно живого. Смотрю в его глаза и только теперь осознаю, что у меня глаза отца. А ещё… Я всегда это чувствовала, но теперь совершенно уверена в том, что, останься отец в живых, он бы очень любил меня. Также сильно, как и Хайдар.

Только….

Я поворачиваюсь к Сарбазу:

— Сейчас ты снова назовёшь меня дурой…

— Не назову. Что ты чувствуешь, Лиз?

— Его здесь не было. Он пришёл ко мне не со стороны вертолёта. Мой отец не погиб здесь, Сарбаз!