Любовь на грани смерти

Глава 50. Рабыня

Он хмурится, но голос по-прежнему ласков и нежен:

— Постарайся так меня больше не называть. Отца это будет ещё сильнее злить. Я сказал ему, что без тебя мне ничего не нужно. Хочет, чтобы я оставался рядом с ним, значит ты тоже должна быть со мной рядом. Лиза, мы не сможем покинуть страну без помощи отца. У него здесь очень много власти. Я, конечно, попробую что-нибудь придумать, но мне нужно время.

Мужчина говорит негромко. Его голос непривычно тягуч, словно он пытается меня усыпить. Часто целует меня в лицо и волосы, шепчет нежности. А за окном машины тусклая и унылая, выжженная солнцем, безжизненная земля. Редкие метёлки сухих трав, скелеты безликих кустов да верблюжьи колючки. Я никогда их не видела, но узнать нетрудно.

Иногда нам попадаются то по одному, то небольшими кучками хилые глинобитные дома. А по бокам дороги остовы сгоревших машин, как призраки не только прошлого, но и будущего.

Нет, не будет мне счастья в этой чужой воющей стране. Впереди вздымаются острые гряды невероятно высоких гор. Как ворота в логового настоящих Горынычей. Только не сказочно всё здесь, совсем не сказочно…

Постепенно мы словно спускаемся в низину, появляются островки живой зелени, вдали виднеется голубая лента реки. Но моё настроение при виде этих признаков жизни не улучшается, а дурное предчувствие не уходит.

Заметив мой интерес, Хайдар начинает рассказывать про Джелалабад. Город является столицей области Нангархар и в отличии от всех других крупных городов страны, лежит в настоящем горном оазисе. Климат здесь субтропический, поэтому в городе растёт много фруктовых деревьев, начиная от пальм с бананами, заканчивая лимонами, апельсинами и мандариновыми деревьями. Также распространены абрикосы, персики, вишни, гранаты.

Город не очень большой и почти полностью торговый. Над центральным «Хинду-базаром» натянуты одеяла и тенты, но торговля идёт почти по всем улицам. Позже я отмечу вполне сносную чистоту, сравнив, например, с самой столицей.

Пока проезжаем по одной из улиц, Хайдар поясняет, что базар — это не только рынок в понятном нам смысле слова, но и «бизнес-центр». Здесь заключаются крупные сделки и собираются джирги — встречи авторитетных пуштунских старейшин, которые решают разные вопросы, начиная от наследственных споров и заканчивая другими деловыми распрями. Шир-Диль, отец Хайдара, также присутствует на подобных собраниях.

Я сильно удивилась, узнав, что город является столицей афганского крикета, где часто проводятся соревнования. В городе ежегодно проводится фестиваль поэзии под названием «Цветок апельсина» в конце марта-начале апреля, когда начинают цвести апельсиновые деревья и город наполняется их ароматом. А ещё в Джелалабаде находится Нангархарский университет. Это второй по величине университет страны. Когда это был медицинский колледж. Сейчас там более тринадцати факультетов.

Машина покидает пределы города и двигается дальше.

— Я подумала, что дом твоего отца находится в городе? — удивляюсь я.

Мужчина отрицательно качает головой. И рассказывает мне о том, что большие деньги в этом месте, как правило, зарабатывают не на оливках, которых здесь целые плантации и не на мандаринах. Как и везде, здесь процветает коррупция, торговля запрещёнными веществами и всё то, о чём мне лучше не знать.

Именно поэтому, за городом вырастают шикарные виллы. Вдали от столицы Афганистана — Кабула, где размещена центральная власть, вопросы о происхождении состояния задают редко. Многие из хозяев подобных вилл имеют не одну машину без номерных знаков и настоящую собственную армию. Совсем не на сотню человек.

Именно в ворота такой роскошной виллы въезжает наш внедорожник без номеров. Территория огромного двора носит заметные следы дизайнерского оформления. Здесь есть шатры, беседки, увитые цветами, красивые кусты и деревья и даже небольшой фонтан.

Когда идём по дому, мужчина сообщает мне о том, что в настоящий момент у его отца три жены: Фариза, Ясамин и Лейла. Куда уж без Лейлы. По словам Хайдара, Лейла является младшей женой и моей ровесницей. На ней Шир-Диль женился лет восемь назад, после смерти одной из своих жён. При родах. Когда начались схватки, мужчина был далеко от дома. Пока решили кто будет сопровождать женщину в больницу (в семье Шир-Диля женщина не может покидать пределы дома без мужчины-опекуна), у бедняжки открылось кровотечение и в больнице ничего сделать уже не смогли. Ребёнка тоже спасти не удалось. До этого, по разным причинам, у отца Хайдара умерли ещё две жены. Сбежавшую мать старшего сына он тоже причисляет к мёртвым. То есть, умерших уже четыре.

«Как удобно, сменил старых на молодых. А я ещё Леона Синей Бородой обзывала. Есть в кого», — думаю я про себя.

Всех своих сестёр Леон не знает не то, что по именам, но и в точном количестве. Их что-то около пятнадцати. А братьев было восемь. Четыре погибли, двум ещё три года не исполнилось. И двум что-то около шести и семи. Как я позже узнаю, один из самых младших мальчиков, сын средней жены Ясамины болеет с рождения и в будущем на него рассчитывать не придётся.

Ни одна из жён хозяина дома не говорит по-русски.

Мужчина поясняет мне, что на вилле также есть разделения на мужскую и женскую часть дома. Женские помещения находятся в глубине и выходят во внутренний двор. Это сделано для того, чтобы какой-нибудь зазевавшийся гость ненароком не зашёл к женщинам. Понятно, что никакие гости- мужчины женщин не видят. Но, если гость пришёл с собственной супругой, тогда её проводят на женскую половину и предложат угощение и подарки.

Дети живут вместе с женщинами. Правда, я так и не узнала до какого возраста.

Комнаты Хайдара находятся в углу дома. Это и не мужская и не женская половина. Что-то непонятное. Потому, что он решил жить со мной. Самих комнат несколько, и они по-своему роскошны и красивы. Есть хозяйская спальня, гостиная, небольшая комната с кроватью и милый будуар. Имеется ванная.

С канализацией в Афганистане всё очень плохо. Её фактически нет даже в столице, как и горячей воды и водопровода в целом. Но на вилле она есть, как и горячая вода и душевая кабина. Ванны здесь не любят. Уже позже мне расскажет Стас, что мыться в стоячей воде, то есть в ванне, считается дурным тоном. Вода обязательно должна быть проточной. Опять же, я не знаю распространяется ли это правило на всю страну, но в этой семье всё именно так.

Хозяин дома очень чтит традиции и никакие нововведения здесь не приветствуются. Ещё Хайдар говорит о том, что в доме есть прислуга. Молодые люди в мужской половине и девушки в женской. А за еду отвечает повар-мужчина. Он единственный, кто может разговаривать с хозяйкой дома, старшей женой Фаризой. При этом сама Фариза, сорока пяти лет, выходит к нему полностью закутанной в синюю паранджу. В которой есть лишь небольшое отверстие для глаз, закрытое густой сеткой.

У меня пока возникает и просится наружу лишь один вопрос:

— Хайдар, а кто я для тебя здесь? Насколько я понимаю, наложницы здесь не в почёте?

— Лиза, как только я смогу убедить отца, сразу женюсь на тебе. Но сделать это в нашей стране, без его одобрения, я фактически не могу. Пока не могу, — признаётся мужчина. Я уже достаточно хорошо его знаю, чтобы видеть, что он не врёт. Понимаю, что подобный вопрос действительно его волнует. Сильно волнует.

— Это из-за того, что я не мусульманка?

— Не совсем. Мы имеем право жениться на христианках и иудейках. Девушка-мусульманка не может выйти замуж за немусульманина. Здесь уже никак. Отец придерживается традиций. А пуштуны, как правило, женятся только на своих женщинах.

— Возможно, тебе разрешат стать третьей женой, — доносится с порога голос Стаса. Сарбаза, тут же поправляю я себя. — Первая жена станет хозяйкой дома. Ты не можешь быть выше её. Да и вторая будет обижаться. Четвёртая часто является самой молодой и любимой.

— Прекрати её пугать, — начинает злиться Хайдар. — Ещё ничего не ясно.

— Она должна знать. Ты не сможешь вечно держать её в собственной спальне. Как минимум, пролежни появятся. Пусть понимает, почему жёны твоего отца станут плевать в её сторону.

— Потому, что для них я — проститутка, — наконец осознаю до конца своё собственное положение.

— Лиза, дай мне время, — просит мужчина. — Я всё сделаю ради тебя. Я всё делаю ради тебя.

— Бери всё, что хочешь, — горько улыбаюсь я. — Я уже даже не наложница, я — рабыня.