Любовь на грани смерти

Глава 51. Гостеприимство

В душ мы идём вместе. Я очень устала. Сказывается нервное напряжение последних дней. В машине, пока мы ехали, я тоже спать не могла. Теперь буквально падаю с ног от усталости. Помощь мужчины мне просто необходима. Он сам вытирает меня и надевает симпатичную, но длинную ночную рубашку. Я ещё и шага не сделала, а уже хочется оторвать кусок непривычно длинного подола.

— Это всё, что я смог найти в магазине. Для жён отца одежда шьётся отдельно. У меня не было времени заниматься этим вопросом. Но мы и его решим в самое ближайшее время, — обещает Хайдар. — Поспи до ужина. Тебе обязательно нужно покушать, после чего сможешь спать всю ночь. Я буду в доме, но у меня есть ещё дела. Когда проснёшься, дождись меня в комнате и никуда не уходи, чтобы не попасть в неприятную ситуацию.

— В доме никто, кроме тебя и Стаса не говорит на русском языке? — спрашиваю я.

— Скорее всего. В основном его знает более старшее поколение. Много кто учился в России во времена СССР. Также многие мужчины выучили войной. Женщины нашего возраста, как правило, знают только афганские языки. Некоторые немного говорят на английском. Ложись, Лиз, отдыхай. Каждый день я буду тебе понемногу обо всём рассказывать.

— О том, что нельзя, ты будешь рассказывать, — бормочу и ложусь в кровать. — Можешь не спешить. Я уже поняла, что нельзя всё! Шага без тебя ступить нельзя!

Скоро я узнаю, что далеко не во всех домах есть кровати.

— Потерпи, моя девочка. Потерпи, — мужчина уже надел рубаху и штаны. Прилёг поверх одеяла, которым я укрылась. — Полежу, пока ты уснёшь. Я с тобой, Лиз. Чтобы ни случилось, я всегда буду тебя защищать. Ничего не бойся, я рядом.

Он легко гладит руками мои плечи, осыпая медленными поцелуями. Я почти мгновенно засыпаю.

Просыпаюсь от пристального взгляда. Возле дверей стоит женщина в длинном и закрытом платье. На голову накинут широкий шарф. Она очень симпатичная, лишь, по моему мнению, немного крупноват нос. Скорее всего — моя ровесница. Что там говорил Хайдар о жёнах отца? Похоже на то, что посмотреть на меня пришла Лейла, младшая жена.

Открытой вражды в её взгляде я не замечаю. Интерес вперемешку с презрительностью, так будет правильнее. Что дало ей право так на меня смотреть: то, что я другой веры и национальности; знает о том, что меня надеялись продать в публичный дом; что Хайдар прямо заявил о наших отношениях; что его отец, её муж, никогда не даст разрешения на наш брак? Или всё это вместе?

А сама она лучше: рожает каждый год детей, молясь, чтобы это была не девочка и делит постель с шестидесятилетним мужчиной? Только я её не презираю, а жалею. Что она видела в этой жизни? Ничего. И вряд ли что-то увидит, кроме хорошей еды и килограмма золота, что на ней.

Женщина ставит на низкий столик какое-то блюдо с едой и быстро уходит. Запах, кстати, от него не очень приятный, но перебивается пряностями. Есть я хочу. С удовольствием бы скушала овощного супчика. Но без Хайдара к тарелке даже не подойду. Желательно, чтобы он ещё и сам попробовал.

Его отец всеми правдами и неправдами старался заполучить удравшего наследника. В живом виде. Жёны Шир-Диля не могут не понимать, что одну из них заменят с удовольствием, если окажется, что по их вине Хайдар чихнёт, не говоря о большем.

Сам мужчина появляется через десять минут. Первым делом обращает внимание на тарелку.

— Что это?

Я пожимаю плечами.

— Ты видела, кто это принёс? Узнать сможешь?

— Я решила, что это младшая жена твоего отца. А что там такое? Без тебя я даже с кровати встать побоялась, — признаюсь мужчине. Поднимаюсь и иду смотреть. Какая-то серая жижа непонятно с чем.

— Я лично сказал повару, чтобы тебе сделали лёгкий суп. Повар учился в Европе и прекрасно понял, что я имел в виду. Все супы, которые здесь варят, идут с очень большим добавлением растительного масла, специй и мяса. Все овощи, что туда добавляются, также почти всегда обжариваются на большом количестве масла. Супы очень густые, чтобы их можно было есть, вымакивая лепёшкой. Без ложки. Когда обедают семьёй, ложками суп не едят. Только если приходят гости и то, смотря какие.

В дверь раздаётся лёгкий стук, заходит Стас. В его руках суповая чашка с чем-то горячим.

— Лиза, не выходи пока из спальни. Там со мной пришли мальчишки, помогающие на кухне, сейчас накроют стол. Пока поешь супа. Тонких макарон не нашли, добавили немного лапши. Я попробовал, всё вкусно, — он передаёт мне чашку и ложку. Тоже смотрит на столик. — Что это?

— Жёны отца так шутят, — хмурится Хайдар. — Посиди с Лизой. Нет, выйди, пусть она поест и оденется. Ещё кого принесёт.

Стас выходит, забрав с собой неприятно пахнущее блюдо. Как позже он сам мне расскажет, это был отвар, в котором варились кое-какие неаппетитные части барана. Всё, что не шло на хозяйский стол или оставалось от него, отправлялось на стол работающих в доме и на его территории людей.

Едва не половина жителей страны живут за чертой бедности, поэтому супы из субпродуктов для большинства из них — это пища богов. В доме из съедобного, в буквальном смысле до последнего хвоста и копыта, ничего не выбрасывалось. Что работники не съедали, разрешалось забирать домой. Кормили их не в доме, а под специально сооружённым навесом недалеко от кухни, но вдали от внутреннего двора, где могли находиться женщины.

Поев, я надеваю закрытое длинное зелёное платье. Не до пят, но далеко за колено. Сам цвет мне очень идёт. Ткань дорогая и приятно касается тела. Оно мне чуть широковато, так как за последние дни я похудела. Но одежда в этой стране не должна быть облегающей.

— Так как мы дома можно обойтись широким шарфом, — говорит Хайдар, помогая мне его завязать таким образом, чтобы ещё больше закрыть плечи и голову. — Но на улице придётся привыкнуть ходить в бурке.

— Это синий мешок с сеткой для глаз? — уточняю я. — Выражение «небо в клеточку» родилось не в тюрьме, а в вашей стране.

— Пожалуйста, Лиза, при мне говори, что хочешь, — морщится мужчина. — Но даже при женщинах не позволяй себе подобные выражения. Большинство из них воспитаны в традициях страны и гордятся своим хиджабом.

— Извини, я совсем не хотела обидеть ваши традиции. Ты знаешь, к таким вещам я всегда отношусь с уважением, но это перебор! Чтобы пойти в туалет, нужно сто одёжек надеть!

— Кстати, не ищи там туалетную бумагу. В этом доме, как и в большинстве других её нет.

— А… а?

— В этой ванной есть биде. В других санузлах стоят кувшины или литровые кружки для подмывания. Кстати, многие иностранцы думают, что они предназначены для мытья рук. Некоторые ещё и попить с них умудряются. Тогда нашим людям тоже есть с чего посмеяться, — поясняет Хайдар. — Сарбаз, присмотри за Лизой. Я схожу за отцом.

— Зачем? — пугаюсь я и хватаю мужчину за руку. — Хайдар, не нужно никуда ходить. Пошутили и пошутили. Ну кому приятно жить под одной крышей с проституткой? Вряд ли жёны твоего отца с ними сталкивались. Может, они решили, что такие, как я именно такой едой питаются.

— Лиза, мне лучше знать, что делать, — раздражается мужчина, но меня не отталкивает.

— Как ты не понимаешь, тогда меня точно возненавидят! Подумают, что я тебе нажаловалась! Только хуже станет! — возражаю я. — Я скажу, что не видела, кто заходил в комнату.

Хайдар кивает и уходит.

— Ты права, — соглашается со мной Стас. — Но, если сейчас эту шутку спустить на тормозах, будет не лучше, а хуже. Хайдар должен показать, насколько ты ему дорога и что он тебя уважает. Здесь правит страх, покорность, уважение, послушание. Любовь здесь очень сложно приживается, Лиз. Есть, конечно, но не в этом доме. Я подожду за дверью. Мне нельзя находится с тобой наедине.

Никогда, никогда мне не принять эту страну!

Вскоре возвращается Хайдар с отцом. Сзади семенят три синие тени. Я послушно смотрю в пол. Изучаю рисунок на ковре. Теперь понятно, почему арабские ковры считаются лучшими в мире. Что здесь женщины больше всего видят? Только пол. Изготовление ковров вручную — очень тяжёлая работа. На Востоке их ткут в основном мужчины. Я это знаю, но не поворчать не могу.

Ожидаемо Шир-Диль спрашивает, кто мне принёс миску с едой. Продолжая глядеть в пол, я уверенно отвечаю, что не видела. Хайдар переводит. Но продолжает говорить дальше, спокойно, но чётко произнося слова, чтобы дошло до самого непонятливого.

Я всё же слегка скашиваю глаза в сторону и вижу, как дёргаются желваки на лице его отца. Этот человек хотел убить меня, ни разу не видев. Теперь он точно жалеет, что убить меня можно будет лишь один раз.

— Лиза, посмотри на меня, — приказывает старший мужчина.

Я смотрю, но не в упор, вызывающе, а почтительно, чуть прикрыв ресницы.

— Лиза, в этом доме тебе не причинят вреда и впредь будут относится так, как хочет мой сын, — обещает мужчина и идёт к выходу. Три тени послушно следуют за господином. Одна из них забирает ранее принесённую миску. Из-под синего покрывала на секунду показывается немолодая рука. Скорее всего первая жена и хозяйка дома — Фариза.

«В этом доме», — сказал Шир-Диль. Но я слишком поздно поняла значение его слов.

— Что ты им сказал? — спрашиваю я, когда за посетителями закрывается дверь.

— Что они поступили очень плохо.

— Хайдар!

— Я сказал, что если бы они жили в моём доме в статусе гостей, а ты была бы хозяйкой, то никогда бы так не поступила, потому что уважаешь и чтишь своего мужа. Ценишь каждое его слово. Не оскорбишь ни словом, ни взглядом, ни поступком. Пусть теперь отец сам решает, либо его жёны плохо понимают его слова, либо он сам им говорит не то, что я хочу слышать в отношении тебя. Пойдём кушать.