За ранним завтраком Каролины и Влада не было. Зато Стас всё время ворчал по поводу моего желания навестить родителей. Даже есть перехотелось. Неужели Леон не сделает ему замечание? Мы же за столом. Словно услышав мои мысли, Бесов зашипел на свою вторую голову. Та, наконец-то, начала заниматься тем, чем и должна. Пережёвыванием пищи. А её, для поддержания мощной драконьей туши, нужно много.
Для посещения отчего дома пришлось подняться в свою комнату на втором этаже и вытащить из шкафа единственные оставшиеся джинсы и простую майку. Натянув их и начав надевать маечку я поняла, что забыла снять дорогое бельё.
Вдруг, когда стану переодеваться в доме, мама или сёстры случайно увидят? Бельё не слишком открытое и не кружевное, но издалека видно, что не местного производства.
Так как Леон зачем-то пришёл следом за мной, взяла первый попавшийся старый комплект, и зашла в угол между шкафом и стеной, чтобы не раздеваться догола на глазах мужчины. Не могу я прямо перед ним, средь бела дня, снять с себя всё и, прыгая на одной ноге, натягивать другие трусики. Пусть это и будет смотреться скорее комично, чем возбуждающе.
Лифчик выглядит более-менее, а вот на стареньких трусиках полоска тонкого кружева, пришитая к боковому шву, заметно оторвалась. Ничего не остаётся, как вернуться к шкафу и попытаться найти что-нибудь более целое.
— Из самого страшного выбираешь ещё страшнее? — ожидаемо стебётся начальник.
— Нет. Наоборот. Видите, кружево оторвалось. Если меня убьют, то в морге же раздевать будут. Подумают, молодая девушка, а такая неряха. Даже пару стежков иголкой с ниткой поленилась сделать, — нахожу другие трусики и верчу на пальцах. — Эти целые.
Возвращаюсь в свой угол и бубню уже оттуда:
— Леон, у меня в ушах золотые серёжки. Они недорогие. Я их совсем недавно, всего год назад, сама себе на двадцатипятилетие купила. В морге их тоже, наверное, снимут. Родителям отдадут, но они вряд ли мне их назад вдевать будут. Или как память оставят, или продадут. А бабушка отчима, когда умирала, очень переживала, чтобы её без серёжек не похоронили. Говорила, что черви сразу в пустые дырки залезут. Мы тогда смеялись, конечно. А я вот всё утро об этом думаю. Вы, наверное, на мои похороны не пойдёте, но попросите кого-нибудь из девочек-бухгалтеров, чтобы мне уши проверили и серёжки вдели, если их не будет.
— Лиза, — рявкает начальник.
Я быстро натягиваю джинсы и майку. Понятно, злится, что всех своими трусами задерживаю.
— Кого я ещё могу попросить об этом?! Не записку же мне писать и на себе носить! В том же морге её не читая выбросят. Я не хочу, чтобы меня червяки сразу есть начинали! Придумаете, как девочкам это правильнее сказать, чтобы никто ничего не подумал. Леон, подождите, вы мне не ответили! Обещаете?!
Но Бесов выскакивает за дверь и через секунду зачем-то орёт на Стаса. Так разозлился из-за небольшой просьбы? Ну не трусы же я его на мне попросила проверить! А про серёжки я уже давно думаю, ещё с первого покушения. Над бабкой смеялись, а мне теперь совсем не смешно.
Бабку, кстати, с серёжками похоронили. Когда вещи в морг возили, я отдельно об этом женщин из ритуальных услуг попросила.
Нужно будет, если сегодня вернусь домой, Владу рассказать. У него, конечно, память девичья. Но, в столь серьёзный момент, может и вспомнит.
Леон и Стас садятся в свой заметный и дорогой внедорожник. Я — в откуда-то взявшуюся неприметную машину. Водитель и второй парень — оба из охраны, но сейчас одеты в простую одежду, а не строгие костюмы.
— Сейчас мы пропустим машину шефа и вторую, с его обычной охраной. Поедем последними, покружим по городу. За это время ребята понаблюдают за вашей улицей. Пока вы будете в доме, мы будем поблизости, меняя людей и машины. Всем, кто участвует в операции, сказано, что забирать вас будут в семь вечера. Но вы постарайтесь выйти в промежутке от половины шестого до шести, — инструктируют меня по дороге. — Решили подстраховаться. Пусть о точном времени знает, как можно меньше народа. Запомните номера. Ни в коем случае не садитесь в другую машину.
Я молча киваю. Только теперь понимаю, что Бесову придётся дополнительно оплатить целый рабочий день десятку людей. Наверное, по какому-то более дорогому тарифу. Как за повышенный риск, что ли. Или у сотрудников охраны он всегда повышенный?
Остаётся надеяться, что за следующий месяц всё разрешится. Второй раз просить Леона о подобной услуге будет очень стыдно. Столько времени, сил и денег. А я ещё со своими трусами! Снова себя последней дурой выставила. Какая разница, что обо мне в морге подумают! А начальнику — тем более!
Когда дома рассказываю о своей новой должности, ожидаемо, получаю хмурые лица родителей. Мама сразу же спрашивает о моей новой зарплате. Я признаюсь, что она в два раза меньше предыдущей.
— Нужно с Димой поговорить, — тут же подхватывается родительница.
— Мама, не нужно, — возражаю я. — Сокращённую ставку назад никто не будет возвращать. Я постараюсь как можно быстрее найти другую работу. Мне очень тяжело без машины добираться на предприятие. Попробую что-нибудь найти в черте города. Чем мне сейчас вам помочь?
У отчима снова обострение грыжи на позвоночнике, поэтому мы с мамой идём копать всё ещё сидящую в огороде картошку. Буквально вчера целый день лил дождь и копать очень тяжело. Мама быстро устаёт. За лопату берусь я. Чувствую, как под перчатками появляются мозоли. Всё же я не привыкла к ежедневным физическим нагрузкам. Вскоре начинает тянуть спину, но я продолжаю копать дальше. Всё равно, кроме меня, помочь некому.
Мама всё время говорит. Хвастается тем, что Кира заняла первое место в смотре талантливой молодёжи в университете. Сестра хорошо танцует. Поэтому и картошку не копали, чтобы у Киры не стали болеть ноги. Вторая, Даша, в этом году перешла в одиннадцатый класс. По субботам она ездила на платные подготовительные курсы при институте, куда собирается поступать следующим летом.
Мама говорит и укоризненно смотрит на меня.
— Лиза, тебя, вот, выучили, теперь сестёр нужно. Ты серьёзнее отнесись к поиску работы, серьёзнее.
Я не напоминаю маме о том, что никто меня не учил. Взяли кредит с отсрочкой. Когда та закончилась, я год мыла полы в частной организации. Там нужно было убирать после ухода сотрудников, а каждую субботу проводить генеральную уборку. Я успевала убирать после занятий в институте, а целую субботу скребла сто метров второго этажа, числившегося за мной. Несмотря на перчатки, ногти на руках до сих пор плохо растут из-за применяемой там химии. А ведь прошло почти пять лет!
Когда читаю в романах фразы о том, как герой целует нежную кожу рук очередной бедной Золушки, целый день занимающейся уборкой, начинаю нервно смеяться. С другой стороны, может, Золушка только пыль смахивала и крупу перебирала, а не отмывала полы, стены и подоконники ядовитой химией.
Через год я перевелась на заочное отделение и с протекции дяди Димы устроилась в компанию Васильевых.
После картошки убираем другие овощи. Мама всё же устаёт от непрерывных жалоб на нехватку денег. А я думаю о том, что, если через месяц мне не удастся уволиться из компании, придётся просить денег у Леона, наплевав на собственные убеждения.
Весь остаток дня я думаю о нём. Нет, не о том, как буду просить деньги. А о том, как мне его не хватает. Как же сильно, оказывается, я привыкла, что он целый день находится в соседнем кабинете, что вечером мы снова ляжем в одну постель. Пусть без секса, зачастую вновь поспорившие друг с другом, но он всю ночь будет рядом!
Что это?! Привязанность, привычка, непозволительная собственная расслабленность? Никто и никогда не решал мои проблемы, не защищал, не держал на руках. Я настолько раскисла, что не представляю, как выйти за ворота его дома и вновь столкнуться с суровой реальностью, никогда не баловавшей меня?
Но это ещё полбеды! Мне его не хватает! Хочу увидеть на себе его взгляд, почувствовать прикосновение его рук, вдохнуть запах его тела. Хочу свернуться на его коленях ласковой кошкой и мурлыкать от удовольствия, когда хозяйская рука нежно погладит меня за ушком. Бред какой-то…
Я, конечно, зайду к нему попрощаться, когда мне отдадут трудовую. Представляю, как попрощаюсь с Владом. Это представляемо. Но с Леоном… Не то, что представить, подумать об этом не могу.
На улице постоянно шумят проезжающие машины. Это меня дополнительно напрягает. Не могу отделаться от слов Леона о том, что может пострадать вся моя семья. А когда недалеко раздаётся рёв мощного байка едва подавляю в себе силы броситься в дом и закрыться на все имеющиеся там замки.
Ещё никогда день в родительском доме не казался мне таким долгим и тяжёлым. Из ворот выхожу ровно в назначенное время и за ближайшим углом вижу очередную неприметную машину с нужными номерами.
В салоне знакомый водитель и охранник. Они рады меня видеть. С моим возвращением для них тоже закончился сложный и нервный рабочий день. К моему удивлению, едва выехав за посёлок, машина останавливается, и я вижу припаркованный на обочине внедорожник Бесова.
— Вас ждут, — сообщает мне охранник и, выйдя из машины первым, открывает для меня дверцу. Задняя дверца внедорожника тоже распахивается, и я попадаю прямо в крепкие руки Леона.
— Живая, — шепчет он в мои губы, тут же вгрызаясь в них злым и яростным поцелуем. — Лиза, я весь извёлся за этот день. Я не знаю, что с тобой дома сделаю!
Я отвечаю на его грубый поцелуй. И его совсем не нежные слова не пугают меня настолько, насколько должны. Да пусть делает всё, что угодно, лишь бы только вот также крепко держал в своих руках.
Открыв глаза на несколько секунд встречаюсь взглядом с глазами Стаса в зеркале автомобиля. Замечаю в них тревогу. А ему чего бояться? Его обожаемый друг цел и невредим. Мы сворачиваем с объездной дороги на прямую, ведущую в элитный частный сектор. Там всё время дорогу патрулируют машины вневедомственной охраны и ГАИ. Маловероятно, что кто-то может попытаться на нас напасть.
— Ты кушать хочешь? — спрашивает у меня мужчина. — Пойдём ужинать или сразу в кроватку?
— Вы устали? — удивляюсь я. Вроде бы он не брал с собой никаких документов на выходные. — Работали целый день? Видите, моё отсутствие пошло вам на пользу. Кушать не хочу. Ужинали с родителями перед тем, как я ушла.
— Очень пошло на пользу твоё отсутствие, — гаркает со своего места Стас. — Целый день кататься кругами. Да я все кусты по обочинам выучил. Карту местности с закрытыми глазами нарисую.
— Вы не возвращались домой? — спрашиваю у Бесова. Он не отвечает, так как мы уже въезжаем в ворота нашего двора. Я чувствую, как сжимаются на моём теле его руки, и ответ мне больше не нужен.
Мужчина, всё ещё держа меня за руку, ведёт в сторону своей спальни. Отпускает, когда заканчивается пространство холла и начинается коридор. Далее по нему расположена спальня, кабинет и небольшая гостиная. Далеко не в первое моё посещение этого дома, я заметила, что вначале коридора, оказывается, есть тяжёлые высокие двери, которые всё время, что я помню, находились открытыми. Сейчас Леон снимает их со специального держателя и собирается закрыть. На замок.
— Леон, пусть Лиза сегодня спит наверху, — неожиданно произносит Стас и выставляет свою ногу так, чтобы друг не смог закрыть дверь. — Ты перенервничал. Сорвёшься. Ничего хорошего из этого не получится. Завтра сам обо всём пожалеешь.
— Не сорвусь, — цедит Леон. — Ты тоже устал. Отдыхай.
— Дверь не закрывай, — не убирает ногу начальник безопасности. — Она тебе чем мешает?
На этот раз Леон отвечает на непонятном мне языке. Диалект пушту. Я уже знаю его название. Несколько минут мужчины яростно спорят. В итоге Бесов буквально толкает друга в сторону и закрывает дверь. Я только теперь понимаю, что просто выбить её ногой — невозможно. Мужчина поворачивается ко мне и прижимает к стене собственным телом. Его руки забираются под маечку и нетерпеливо мнут мою грудь, рот жадно впивается в мои губы.
— Хочу тебя, Лиза. Ты представить не можешь, как сильно хочу. Придушить или любить, даже не знаю, что больше.