МИЯ
«И если это заложено в наших генах, то так оно и есть».
— Кит Ричардс—
Паника. Она вернулась, как и приступ тошноты и чувство страха. Но на этот раз, когда я просыпаюсь, мои глаза открыты навстречу свету, тело чувствует себя комфортно, а на запястьях нет цепей.
Я моргаю. Один раз. Дважды. И смотрю на потолок, украшенный изящной лепниной, которая словно танцует вокруг люстры. Мысли в моей голове путаются, и это чувство кажется мне знакомым, но я не могу понять, почему.
Сев, я с удивлением замечаю, что на мне надето красное шёлковое платье, которое словно расползается по кровати, словно кровавое пятно. Я чувствую себя онемевшей. Голова кружится и в ней невыносимо громко стучит. Стараясь оставаться как можно тише, я позволяю глазам блуждать по комнате: черные обои с золотыми филигранными узорами, с потолка свисает золотая люстра, черные занавески развеваются на ветру, дующем из открытого окна.
Раздаётся звук открываемой двери, ключ поворачивается в замке, затем она со скрипом открывается, и он входит. В тот момент, когда я вижу его, на меня обрушиваются воспоминания.
За мной гнались по дороге.
Тяжёлый стук ног по тротуару позади меня.
Пульсирующий страх.
А потом появился Себастьян. Он обнимал меня, утешал, и я чувствовала себя такой уставшей в его объятиях, что мне просто хотелось спать. Но чего-то все ещё не хватало. Фрагменты были у меня в голове, но словно постоянно ускользали.
— Себастьян? — Неуверенно произношу я, мой голос звучит низко и незнакомо.
— Я вижу, ты проснулась, — отвечает он.
Паника все ещё здесь, она колет где-то в глубине моего сознания, и танцует у меня в груди, мягко отбивая ровный ритм в моем сердце.
— Что происходит? — Снова оглядываю комнату, мои глаза натыкаются на приоткрытую дверцу шкафа, в которой мелькает что-то красное. — Почему я здесь? Где Рокси?
Себастьян подходит к кровати и садится на край, отчего матрас прогибается. В его поведении происходит что-то необычное. В нем появилась спокойная уверенность, которой я раньше не замечала. Вместо прежнего скучающего и наглого выражения на его лице теперь дерзкая ухмылка. Его рука опускается на мою лодыжку — единственную часть моего тела, которая видна под складками ткани. Это кажется мне странным и непривычным. Его прикосновение горячее и тяжёлое.
Мое тело начинает дрожать.
— Что происходит? — Спрашиваю я снова, и мой голос звучит более уверенно, но в нем все ещё слышится страх.
Он нежно поглаживает мою лодыжку, проводя рукой вверх и вниз по ноге. Двигаясь по матрасу, он приближается ближе, в его глазах горит возбуждённый блеск. Наклонившись вперёд, он глубоко вдыхает.
— Наконец-то ты моя, моя сладкая певчая птичка, — говорит он.
Моё сердце замирает, и меня охватывает паника. Я начинаю качать головой, отказываясь верить правде.
— Нет, — говорю я, продолжая дрожать. — Нет, этого не может быть. Ты не можешь быть им.
Он наклоняется ещё ближе, берет мою руку в свои и подносит к губам.
— Да, — шепчет он, — мы наконец-то сможем быть вместе. Больше никаких Райкеров. Больше никакой Рокси. Мой отец больше не будет устанавливать правила. Только ты и я, как и должно было быть всегда.
Мой разум отказывается воспринимать эту информацию. Я отдёргиваю руку, отползаю назад и прислоняюсь к спинке кровати, подтягивая колени к груди, прячась в красных оборках.
— Но Рокси, — говорю я, — ты же любишь её.
Он смеётся, и я никогда раньше не слышала такого смеха. В другое время и в другом месте я бы нашла его красивым. У него черные как смоль волосы, густые брови и широкий рот. Его голубые глаза не такие, как у Райкера. Они напряженные и твёрдые, пронизывающие насквозь.
— Она была не так уж и важна для меня. Ну, не совсем неважна, — он нежно погладил меня по щеке тыльной стороной пальца, оставляя на коже ожог. — Она познакомила меня с тобой, моя сладкая певчая птичка, и я всегда буду благодарен ей за это. — Его рука снова упала на колени. — Но я никогда не любил её. Она была лишь способом скоротать время и иногда показаться в обществе, пока ты не стала моей.
— Чего ты хочешь? — Заикаясь, спрашиваю я, подтянув колени к груди и стараясь унять дрожь.
— Тебя, — сказал он. — Я хочу тебя. — Он опустился передо мной на колени, его тёмные волосы были идеально уложены, зубы идеально ровными и белыми, а глаза сияющими. — Я хочу твоё тело, — прошептал он. — Я жажду твоей любви. Я жажду услышать твой голос, твой пыл и твой талант. — Он придвинулся ещё ближе, положив руки на мои колени и наклонился так близко, что его дыхание касалось моего лица. — Я жажду твоей души, — прошипел он. — Я так долго ждал тебя. Это было подобно пытке. Мне пришлось ждать, пока Райк…
— Он здесь? — Спрашиваю я.
Он отшатывается, словно я ударила его, и в его глазах вспыхивает злоба.
— Забудь о нём. Он не имеет значения. Он просто был тем, кто воспитывал тебя, потому что мой отец думал, что я не смогу контролировать себя. Он думал… Неважно, что он думал. Сейчас это не имеет значения. Ты здесь, и ты моя.
Его взгляд падает на мой рот, и я неосознанно прикусываю нижнюю губу. Он стонет от этого движения и на мгновение закрывает глаза. Воспользовавшись его рассеянностью, я вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери. Схватившись за ручку, я дёргаю её, но дверь заперта. Я продолжаю попытки, стучу в дверь, но всё тщетно. Слезы подступают к глазам, но я их сдерживаю. Сейчас не время для слёз. Мне нужно сбежать. Я не смогу пройти через это снова.
Себастьян поднимается с кровати и медленно приближается ко мне.
— Нет смысла пытаться убежать, моя сладкая певчая птичка, — говорит он. — Это твоя клетка. — Он протягивает руки и кружится вокруг меня, словно я должна восхищаться окружающей обстановкой. — Я создал её специально для тебя. Тебе нравится?
Я прижимаюсь к двери, мои пальцы всё ещё сжимают ручку, словно есть надежда, что это поможет мне выбраться. Вытягивая другую руку, я говорю:
— Держись от меня подальше.
Себастьян заливается смехом.
— Или что? — Его озорная улыбка становится шире. — Что ты собираешься сделать? Зарезать меня, как Райкера?
Я сглатываю.
— С ним всё в порядке?
— Хватит о Райкере! — Он стремительно подбегает ко мне, обхватывает рукой за шею и прижимает к двери, пока мои ноги не отрываются от пола, и я не оказываюсь на цыпочках. — Не упоминай о нём больше! Ты моя. Всё, что было в твоей жизни до меня, больше не имеет значения. Ты существуешь только для меня, понимаешь?
Его пальцы впиваются в моё горло, перекрывая доступ воздуха. Я цепляюсь за них, отчаянно пытаясь освободиться, но его хватка невероятно сильна. Мне хочется пнуть его, ударить коленом, плюнуть в него, выцарапать ему глаза, но он слишком крепко прижимается ко мне. Его пальцы сжаты так крепко, что всё, о чём я могу думать, это о том, как мне не хватает воздуха.
— Ты больше не Мия Купер, — произносит он моё имя так, будто оно наполнено ядом. — Ты моя птичка.
Он отпускает меня, и я падаю на пол, кашляя и отплёвываясь, стараясь вдохнуть побольше воздуха. Я лихорадочно оглядываю комнату в поисках выхода. Занавески колышутся на ветру, и в глубине души я лелею слабую надежду, что смогу выпрыгнуть из окна. Гнев, который бушевал в Себастьяне всего минуту назад, испарился, уступив место спокойствию и самоконтролю. Он подходит к красному плюшевому креслу в углу и удобно устраивается в нем, как на троне. Заметив мой взгляд, он приподнимает уголок рта в лёгкой улыбке. Затем, потянув за верёвку, свисающую рядом с ним, он раздвигает занавески.
— Взгляни, — говорит он.
Я продолжаю лежать на полу, переводя взгляд с него на открытое окно. С этого ракурса я могу видеть лишь голубое небо, которое напоминает мне о моей камере, хотя окно здесь больше, а стены вокруг оклеены черными обоями с рисунком, а не холодным бетоном.
— Давай, — настаивает он. — Взгляни на свой нынешний мир.
Осторожно поднявшись на ноги, я подхожу к окну, вдыхаю свежий воздух и выглядываю наружу. Мы находимся на высоте трёх этажей, и передо мной расстилаются покрытые травой поля.
Себастьян встаёт со стула и, подойдя сзади, нежно касается губами моих волос.
— Добро пожаловать в поместье Аттертон, моя сладкая певчая птичка. Добро пожаловать в твой новый дом. — Говорит он, заправляя прядь волос за ухо. Его голос становится тише, когда он задаёт вопрос: — Тебе здесь нравится?
Я поворачиваюсь и смотрю в его холодные голубые глаза.
— Тебе это с рук не сойдёт, — предупреждаю я.
— А мне и не нужно. — С улыбкой отвечает он, делая шаг вперёд, а я отступаю назад. — Думаю, ты скоро поймёшь, что я неприкасаемый. — Себастьян улыбается, и я удивляюсь, как раньше не замечала этого выражения на его лице. Когда он был рядом с Рокси, он был таким тихим и ненавязчивым, почти скучным, но здесь, в этой комнате, он словно превращается в кого-то другого. Он снял свою маску, и я поражаюсь, как могла не заметить этого раньше.
Он поднимает руку, чтобы погладить меня по щеке, но я отдёргиваю её, запутавшись в складках ткани. Себастьян с недоумением качает головой.
— Так, так, так. Я думал, Райкер научил тебя большему, чем это.
Я пытаюсь отодвинуться от него, но мой зад упирается в подоконник, и прохладный ветерок ласкает мою обнажённую спину. Себастьян продолжает приближаться, пока я не оказываюсь почти на грани падения из окна.
— Осторожнее, — шепчет он мне на ухо. — Ты же не хочешь упасть.
Без предупреждения он толкает меня в грудь, и я отшатываюсь назад, вынужденная схватиться за края окна, чтобы не упасть. Сделав шаг назад, он складывает руки на груди.
— Видишь? Ты действительно хочешь остаться.
Прижав пальцы к стене, я отодвигаюсь в сторону, подальше от него, подальше от окна. Сердце бешено колотится в груди, а во рту пересыхает. Тошнотворное чувство паники нарастает под моей кожей.
— Ты должен отпустить меня, Себастьян. Полиция будет тебя искать. Они найдут тебя.
Себастьян задёргивает шторы и возвращается в своё кресло, напоминающее трон.
— Я сомневаюсь, — он протягивает руку, словно рассматривая свои ногти. — Раньше они никогда не пытались. К тому же, мой отец знаком со всеми нужными людьми в нужных местах. Он занимается этим уже много лет.
— Похищает женщин?
Себастьян моргает, в его позе нет ни капли раскаяния или стыда.
— Да, хотя я бы поспорил с тем, что нельзя украсть то, что принадлежит тебе, а ты принадлежишь мне, Мия. Но мы никогда не похищали кого-то так близко от дома. В этом есть что-то дерзкое, тебе не кажется? Захватывающее.
— Мои родители не сдадутся. Они будут продолжать искать меня. — Я продолжаю двигаться боком, прижимаясь спиной к стене, медленно продвигаясь обратно к двери.
— Я знаю.
— А что насчёт Рокси?
Он хмурится, между его бровями появляется морщинка, и прядь его идеально ухоженных волос выбивается из причёски.
— А что с ней?
— Что ты собираешься рассказать ей обо мне?
— Зачем мне ей что-то рассказывать? Я же говорил тебе, она несущественна.
— Несущественна?
— Нет необходимости повторять то, что я уже сказал, Мия.
По какой-то причине, когда он называет меня по имени, это звучит более жестоко, чем когда он называл меня своей «певчей птичкой». Это напоминает мне о том, кто я есть на самом деле, а не о том, кем он хочет меня видеть.
— И тебе лучше прямо сейчас выбросить из головы мысли о побеге. — Он кивает в сторону двери. — Есть только один ключ, и он у меня. — Он дёргает за цепочку на шее, и из-под рубашки выглядывает ключ. — Видишь? — Я жадно слежу за ключом глазами. — Я буду рад, если ты попытаешься и посмотришь, сможешь ли ты его достать. — Он раскачивает его взад-вперёд. — Давай, моя милая певчая птичка. Он прямо здесь. Всё, что тебе нужно сделать, это взять его.
Не дав ему возможности подготовиться, я бросаюсь на него, словно торнадо из кулаков и ярости. Он поднимается мне навстречу и смеётся, когда я наношу удары. Я бью, пинаюсь и извиваюсь, пока он не обхватывает меня руками, крепко прижимая к себе, словно напоминая, что я ему не ровня. Его сердцебиение гулко бьётся и вибрирует во мне.
— Тебе нравится? — Спрашивает он, тяжело дыша мне в ухо. Его язык скользит по моей шее, и он издаёт стон. — Потому что я точно хочу этого. — Он усмехается, когда я пытаюсь сопротивляться, и снова лижет меня. — Ты такая вкусная, моя сладкая певчая птичка. Такая моя. Такая невинная. Ты знала, что это я сказал Райкеру не причинять тебе вреда? Он сказал тебе об этом? Ты знала, что именно я дал ему правила твоего обучения?
Я отчаянно пытаюсь вырваться из его объятий, но чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он сжимает меня.
— Ты можешь подумать, что это из-за того, что я не хочу причинять тебе боль, — его голос становится зловещим шёпотом, — но ты ошибаешься.
Я пытаюсь высвободить локоть и ударить его в бок, но он отклоняется, все ещё крепко удерживая меня.
— Продолжай сопротивляться. Мне это нравится, — он холодно смеётся. — Но я сказал ему все это только для того, чтобы он не причинил тебе боль. На меня эти правила не распространяются. Я могу делать все, что захочу, потому что ты моя. Твоя боль — моя. Твоё тело — моё. Ты. Вся. Моя.
Он отпускает меня, отталкивая, и я, спотыкаясь, падаю на пол, протягивая руки, чтобы смягчить падение.
— А теперь, — он подходит ко мне, — давай посмотрим, были ли тренировки Райкера такими же бесполезными, как и он сам. — Теперь он стоит прямо надо мной, его льдисто-голубые глаза сверлят мои. — Не говори ни слова.