Моя сладкая певчая птичка

ГЛАВА 31

МИЯ

Как только дверь за мной закрывается, я позволяю себе расплакаться. Но с каждым судорожным вздохом, с каждым горестным стоном моё тело пронзает боль. В какой-то момент во время моего наказания он вернул меня в мою комнату. Я не помню, когда это произошло. Я не помню, шла ли я сама или он нёс меня. Всё, что я знаю — время словно остановилось, но наказание длилось бесконечно.

Я всё ещё вижу его лицо, искажённое яростью. Он был жесток. Я надеялась, что земля разверзнется и поглотит меня, но этого не произошло. Мне так и не удалось потерять сознание. Мне не удалось обрести покой и мысленно перенестись куда-то ещё. Он заставлял меня присутствовать, используя слова и образы того, как он собирается наказать Райкера и Эверли, чтобы я никогда не смогла от него уйти.

Когда всё закончилось, он издал торжествующий звериный рык, словно вознаграждая зверя, которого выпустил на волю. Именно тогда я поняла, почему его отец поначалу не подпускал его ко мне. Я осознала, почему он настаивал на том, чтобы именно Райкер тренировал меня. Если бы он пришёл ко мне таким в первый раз, я не думаю, что смогла бы выжить.

С трудом поднявшись с кровати, я встаю на ноги, хватаясь за стену, чтобы не упасть. Окно кажется таким далёким, но я медленно добираюсь до него и раздвигаю занавески. Солнце ослепляет меня, оно высоко в небе. Празднества и гулянья предыдущей ночи уже давно прошли.

И Рокси тоже.

И Райкер.

И Эверли.

Я никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Дверь распахивается, но я слишком устала и у меня всё болит, чтобы испугаться. Только когда я поворачиваюсь и вижу испуганные глаза Эверли, моё тело начинает проявлять какие-то эмоции.

Увидев меня, она вскрикивает и бросается ко мне, но Себастьян, схватив её за волосы, оттаскивает назад. Он не спал всю ночь, его глаза безумны и остекленели, а в руках он держит пистолет, словно это всего лишь игрушка.

— Пойдём со мной, — говорит он нараспев, увлекая Эверли за собой. — Пойдём навестим Райкера. — Он сует мне рубашку, приказывая надеть её, затем, обхватив пистолет рукой, сжимает мои волосы и выволакивает нас обоих за дверь.

Коридоры пустынны. Здесь нет никого, кто мог бы спасти нас. Нет никого, кому было бы не все равно. Даже мимолётный взгляд Старшего мог бы согреть моё сердце в этот момент. По крайней мере, он мог бы оттащить своего сына от грани безумия. Но Себастьян просто тащит нас через весь дом на улицу, а Эверли плачет и всхлипывает, умоляя его остановиться. Но он глух к её крикам. Или, возможно, он наслаждается ими. Трудно сказать.

Камни гравия впиваются в мои ступни, но я не чувствую боли. Только когда я падаю на колени и боль пронзает все моё тело, я начинаю всхлипывать. Себастьян помогает мне подняться, ругается и что-то бормочет себе под нос, но я не слушаю его. Мне все равно.

Мы входим в деревянное здание, расположенное вдали от остальных, и нас швыряют на землю. Я поднимаю голову, приоткрываю единственный глаз, который у меня остался, и вижу Райкера. Его руки связаны, он натягивает верёвку, а кляп во рту заглушает его проклятия.

В его глазах столько боли, когда он смотрит на меня и Эверли. Тоска и чувство вины. Они возникают в его голове снова и снова, раскачиваясь, как волны, когда собираются грозовые тучи.

Себастьян рассмеялся:

— О, Райкер, успокойся. Все, что ты сделаешь, это предупредишь ни в чем не повинного человека и втянешь его в эту историю. Ты же не хочешь, чтобы на твоей совести было больше боли, не так ли?

Эверли, подавляя крик, всхлипнула и потянула руки к брату. Она вцепилась в его руки, отчаянно пытаясь хоть немного ослабить натяжение верёвок.

— Все в порядке, Эверли. Ты можешь шуметь сколько угодно. Я хочу, чтобы твой брат услышал твои страдания и понял, что это он во всем виноват. Я хочу, чтобы он услышал твои крики боли. Мои родители тебя не услышат, и даже если бы они могли, я уверен, им было бы все равно. С другой стороны, никогда не знаешь наверняка. Все, что делает мой отец, не имеет смысла. Ему не хватает… — Себастьян не закончил предложение, просто постучал пальцем по голове.

Он осматривает конюшню, и его глаза загораются, когда он замечает ещё одну верёвку. Я пытаюсь закричать, но звук искажается из-за кляпа во рту. Я не знаю, поможет ли мне сказать ему правду, но я должна хотя бы попытаться. Я должна что-то сделать.

— Что это, Мия? — Себастьян приближается ко мне, волоча за собой Эверли. — Ты хочешь, чтобы Райкер тоже услышал твои крики? Жаль, что нам и без него было так весело, не правда ли? — Он хватает меня за узел на затылке и тянет его вверх, забирая с собой пряди моих волос.

— Ты не можешь причинить ей боль! — Я игнорирую боль. Я игнорирую всё, кроме него.

Себастьян моргает.

— Я думаю, что могу. На самом деле, — он перемещает свою хватку с её волос на горло, — я знаю, что смогу.

Я перевожу взгляд с Райкера на Себастьяна и делаю глубокий вдох, боясь, как осознание того, что я собираюсь сказать, повлияет на Себастьяна.

— Она твоя сестра.

Слова слетели с моих уст, и Себастьян замер. Все трое повернулись ко мне, в их глазах читался вопрос. Райкер начал качать головой, словно не верил, что я могла произнести такие слова. Он словно считал, что это лишь моя попытка отвлечь Себастьяна, и что это не лучшая идея.

— Лили, одна из девушек, которых держит твой отец, это её мать. Она сама мне рассказала об этом.

Себастьян прищурил глаза.

— Я думал, ты усвоила урок о лжи, моя сладкая певчая птичка. Твой голос лучше использовать для других целей.

Райкер перестал сопротивляться. Его взгляд встретился с моим, в нём читались боль и замешательство. Он начал понимать, что я говорю правду, а не выдумываю ложь.

— Она дочь твоего отца, Себастьян. Она твоя сестра, твоя родная кровь.

— Ты лжёшь! — Закричал Себастьян, отпустив Эверли, и она упала на землю, задыхаясь. Он нависал надо мной, его тело дрожало от ярости. — Признайся, что ты лжёшь!

Его рука коснулась моей щеки, и я почувствовала вкус крови. Снова. Но я лишь повернула голову к нему, глядя прямо в его безумные глаза.

— Я не лгу, — просто ответила я. — Ты ведь знаешь, что она сбежала, не так ли? Когда ты был маленьким, она сбежала, и твой отец сделал всё возможное, чтобы вернуть её. И вскоре после того, как он вернул её, Эверли и Райкер переехали жить к вам, не так ли? Я знаю, ты этого не помнишь. Ты был тогда маленьким. Но ты слышал достаточно историй. И если ты задумаешься об этом, то поймёшь, что я говорю правду. Иначе зачем бы твой отец хранил их при себе все эти годы? Зачем он так хорошо заботился об Эверли? И почему твоя мать так сильно ненавидит Лили?

— Нет, — он качает головой. — Нет, это неправда.

— Только подумай, как отреагирует твой отец, если узнает, что ты причинил боль его дочери. Его единственной дочери.

Себастьян начинает расхаживать взад-вперёд, пистолет свободно болтается в его пальцах.

Эверли переводит взгляд с Райкера на Себастьяна, и в её глазах появляется замешательство.

— Это неправда, не так ли? О ком она говорит? Кто такая Лили?

— Конечно, это неправда, — шипит Себастьян. — Она говорит это, чтобы отвлечь меня. Она говорит это, потому что думает, что это вызовет у меня хоть какое-то сочувствие. Но этого не произойдёт.

Я поднимаюсь на ноги.

— Я не лгу, Себастьян. Я говорю правду.

Он проводит рукой по волосам, все ещё сжимая пистолет в пальцах. Райкер замечает, что я смотрю на него. Он видит, как мои глаза сосредоточены на пистолете, на его руках и на его рассеянной и безумной позе. Он снова качает головой. Я делаю шаг вперёд. Эверли все ещё съёживается на земле, не зная, кому или чему верить.

Я приближаюсь ещё на шаг. Если бы я могла просто игнорировать боль, смогла бы я одолеть его? Смогла бы я вырвать пистолет у него из рук и использовать его против него?

Я уже готовая броситься на него, когда он краем глаза замечает движение и поворачивает ствол, направляя его на меня.

— Не делай этого, — предупреждает он. — Ты пожалеешь об этом, если сделаешь.

Я поднимаю руки и опускаюсь обратно на землю, опускаясь на колени у его ног.

— Ты не обязан этого делать, Себастьян. Давай найдём твоего отца, и все выясним. Он скажет тебе правду.

— Мне не нужен отец! И даже если то, что ты говоришь, правда, Райкер все равно никто. Он никто, просто сын шлюхи, — говорит он, меняя цель пистолета и направляя его в голову Райкеру.

— Себастьян, не надо! — Эверли бросается к его ногам.

Он отталкивает её, и она отползает, прижимая колени к груди и всхлипывая. Пистолет дрожит в руках Себастьяна.

— Черт! Это не входило в мои планы. Ты портишь мне веселье! — Себастьян снова хватает себя за волосы, дёргая их у корней, и пистолет начинает беспорядочно раскачиваться в разные стороны.

Эверли с облегчением вздыхает, когда Себастьян начинает ходить по конюшне, обыскивая шкафы и контейнеры. Наконец, он находит что-то и улыбается с триумфом.

— Тупые курильщики, — с маниакальным смехом говорит он, поднимая зажигалку в воздух. — Вот в чем особенность этих старых конюшен. Они сделаны из дерева, и мой отец отказывается ими больше пользоваться, так что они годятся только для хранения. — Он пинает тюк сена, и в воздух поднимается пыль. — Мия, Эверли, выйдите.

Я качаю головой и отползаю на коленях назад, поближе к Райкеру. Себастьян, с невозмутимым лицом, прижимает пистолет к голове Эверли.

— Сейчас, — приказывает он, и она поднимается на ноги и быстро направляется к двери. Себастьян следует за ней.

— Мне так жаль, Райкер. Мне так жаль, — с трудом произносит она между рыданиями.

Он качает головой, уговаривая её уйти, в его глазах — слезы гнева.

— Я жду, — окликает меня Себастьян. — Не заставляй меня возвращаться за тобой.

Отведя взгляд от Райкера, я выхожу на улицу, отчаянно оглядываясь в поисках помощи, кого-нибудь, кто мог бы прийти на помощь. Но мы были одни, слишком далеко от других конюшен, чтобы кто-то заметил или обратил на нас внимание.

Рыдания сотрясают моё тело, паника и ужас переполняют меня. Себастьян, кажется, потерял всякий здравый смысл. Я подбегаю к Эверли, которая съёжилась у забора, и обнимаю её.

— Всё будет хорошо, — говорю я, пытаясь успокоить её. — Всё будет хорошо.

— Это правда? — спрашивает она. — Я действительно его сестра?

Себастьян на мгновение исчезает за углом, и я подумываю о том, чтобы убежать, моё тело наполняется адреналином. Но он возвращается прежде, чем я успеваю пошевелиться, с канистрой бензина в руках.

— Я собирался отложить это на потом, после того как мы немного повеселимся, но твои недавние откровения, так сказать, поставили точку.

Он начинает разливать бензин у входа в конюшню, время от времени останавливаясь, чтобы помахать пистолетом в нашу сторону. Эти движения вызывают у Эверли новую волну паники, и она так сильно сжимает мою руку, что я уверена, что из-под её ногтей пойдёт кровь.

— Мы должны остановить его, — всхлипывает Эверли. — Мы не можем позволить ему навредить Райкеру.

Себастьян снова поворачивается к нам спиной, отбрасывая пустую канистру из-под бензина в сторону. Держа пистолет в одной руке и зажигалку — в другой, он щёлкает ею, и вспыхивает маленькое пламя. Его глаза дикие и безумные, он словно погрузился в мир, откуда нет возврата.

— Ты должна мне помочь, хорошо? — Шепчу я ей. — Когда я скажу «сейчас», мы набросимся на него, хорошо?

Она кивает, её глаза широко раскрыты от страха.

Себастьян медленно поворачивается.

— О чём вы там шепчетесь, девочки?

Эверли сначала кивает, а затем трясёт головой.

— Ни о чём. Мы ничего не говорили.

Он смотрит на меня прищурившись, но затем отворачивается к конюшне и наклоняется, чтобы поднести зажигалку к стогу сена.

Я поворачиваюсь к Эверли и говорю: «Сейчас». Мы одновременно встаём и быстро подбегаем к Себастьяну. Я прыгаю ему на спину и прижимаю его к земле как раз в тот момент, когда пламя молниеносно охватывает конюшню. Пистолет выпадает из его руки, и Эверли быстро хватает его.

С рёвом Себастьян отбрасывает меня в сторону, вскакивает на ноги и несколько раз бьёт меня ногой в живот. Боль настолько сильная, что я сворачиваюсь в клубок, закрывая голову руками.

— Стой! — Кричит Эверли, ее голос дрожит, но звучит громко. В её руках пистолет.

Себастьян не обращает на неё внимания. Он опускается на колени, чтобы убрать мои руки от головы, и обхватывает пальцами моё горло. Я отчаянно пытаюсь отнять их, но у меня не хватает сил.

— Остановись! — Эверли снова начала кричать, на этот раз её голос был сильнее и громче. Она подошла ближе к Себастьяну, направив пистолет ему в голову. Её рука дрожала от страха.

Себастьян отпустил меня и поднялся на ноги. Его движения были плавными и неторопливыми, словно он выслеживал добычу.

— Ты не сможешь убить меня, — прорычал он.

Эверли вздёрнула подбородок, слегка отстраняясь от него.

— Возможно, нет. Но это не значит, что я не буду стрелять, — сказала она, опуская дуло пистолета ниже к его телу.

Он сделал ещё один шаг вперёд, и Эверли выстрелила в землю, отшатнувшись всем телом от шока. Но её руки больше не дрожали.

Себастьян остановился и поднял руки, принимая её слова всерьёз. К этому времени пламя уже подбиралось к стенам конюшни. Я неуверенно поднялась на ноги, морщась от боли, пронзающей меня. Я не могла стоять прямо, но всё ещё могла двигаться, волоча себя к конюшням. К Райкеру.

— Эверли, держи его на прицеле. Не своди с него глаз ни на секунду. Я собираюсь освободить Райкера.

Она послушно выполняет мою просьбу, не отрывая взгляда от Себастьяна, который стоит перед ней на коленях, подняв руки вверх, и кивает.

Себастьян с улыбкой спрашивает:

— Итак, сестрёнка. Ты собираешься меня застрелить?

Я врываюсь в конюшню, где уже царит густой дым. Опустившись на четвереньки, я подползаю к Райкеру и вытаскиваю кляп у него изо рта.

— Где Эверли? — Спрашивает он, кашляя, когда дым заполняет его лёгкие.

— Она снаружи. У неё пистолет.

Верёвка на его запястьях толстая, и узлы трудно развязать.

— У меня за поясом нож, — говорит Райкер, поднимая руки вверх и предлагая мне свой торс. Я просовываю пальцы ему под пояс, ощупываю все вокруг, пока не нахожу нож, вытаскиваю его и начинаю перепиливать нити верёвки.

Жар пламени становился всё ближе. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я смогла его освободить. Снова опустившись на четвереньки, я прокладываю путь к открытым дверям. Земля горячая, на ней разбросано обугленное сено, которое обжигает мою кожу.

— Нам нужно уйти до того, как они придут. Пожар предупредит… — его слова прерывает звук выстрела, раздающийся в воздухе. Вскочив на ноги, Райкер бросается вперёд сквозь пламя, повторяя имя своей сестры.

Я иду за ним, не замечая боли и жары, и пробираюсь через дым, пока не оказываюсь снаружи. Эверли лежит на земле, из раны в боку сочится кровь. Райкер, охваченный безудержной яростью, навалился на Себастьяна, нанося ему удары по лицу снова и снова.

Я подбегаю к Эверли и падаю рядом с ней. Она смотрит на меня с ужасом в глазах.

— Он одолел меня, — шепчет она, и слезы катятся по её щекам. — Я не смогла его остановить. Я…

— Ш-ш-ш, — говорю я, срывая с себя футболку и сворачивая её в ком, прижимая к потоку крови. — Райкер!

Я смотрю туда, где он все ещё сидит на Себастьяне, и безумная ярость управляет его действиями. Снова и снова его кулаки бьют Себастьяна по лицу, а пистолет валяется в стороне.

— Райкер! Нам нужно отвезти её в больницу. Райкер! — Но он словно потерян для всего, и безумные крики ярости срываются с его губ.

И тут я слышу их в отдалении. Крик. Приказ.

— Они приближаются, Райкер, нам нужно уходить. Нам нужно немедленно убираться отсюда! — Но он, кажется, не слышит меня. — Райкер! — Кричу я, все ещё прижимая руки к груди Эверли.

Он резко поворачивает голову, и в его глазах я вижу всю ту боль и обиду, которые он испытывал. Райкер тяжело дышит, его грудь поднимается и опускается, а лицо забрызгано кровью Себастьяна.

— Нам нужно уходить, — повторяю я. — Ей нужно в больницу, и как можно скорее!

Райкер слезает с Себастьяна и встаёт на ноги, несколько мгновений пошатываясь. Затем, спотыкаясь, он подходит к Эверли, которая лежит на земле. Она слабо улыбается ему, и он поднимает её на руки, крепко прижимая к груди.

— Сюда, — говорит он и, пошатываясь, направляется в противоположную сторону от особняка.

Крики и призывы становятся всё ближе. В любой момент они могут настигнуть нас. Хотелось бы сказать, что я бросаю последний взгляд на Себастьяна или пытаюсь причинить ему хотя бы часть той боли, которую он причинил мне, но он — последнее, о чём я думаю, следуя за Райкером.

Я даже не думаю о нём. Он остаётся там, где ему и место, окровавленный и избитый лежит в грязи.

Не знаю, как мы преодолеваем путь через поля, но каким-то образом нам это удаётся. Райкер приводит нас к старой машине, оставленной на обочине, и просит меня найти ключи, спрятанные в руле. Отперев машину, я помогаю ему опустить Эверли на заднее сиденье. Теперь она без сознания, её лицо бледно от потери крови. Прежде чем сесть рядом с ней, Райкер снимает свою футболку и протягивает её мне.

— Ты же голая, — говорит он, видя моё растерянное выражение лица.

Я смеюсь. Это довольно необычный звук. А затем я начинаю плакать, громкие рыдания вырываются из моего тела, причиняя боль. Но я не обращаю внимания на слезы и надеваю футболку через голову, прежде чем сесть за руль.

— В какую сторону? — Спрашиваю я, глядя на пустую дорогу перед собой.

Время словно замедляется. Райкер двигается как в замедленной съёмке, указывая в нужном направлении. Я наблюдаю, как поднимается его рука и вытягивается палец. Я вижу, как его взгляд падает на Эверли, и он нежно убирает волосы с её лица, беззвучно произнося молитву.

Ключ медленно поворачивается в замке зажигания, и двигатель пытается завестись снова и снова, прежде чем, наконец, издаёт низкий рокот. Мои руки, крепко сжимающие руль, дрожат, костяшки пальцев побелели.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем машина наконец выехала на дорогу и двинулась по бледным линиям вдоль серой полосы. Затем время снова ускорилось, и мир пронёсся перед моими глазами как в тумане. В моей голове кто-то кричит. Я думаю, что это я.

В зеркале заднего вида я ловлю взгляд Райкера.

— Мы должны позвонить в полицию, — говорю я.

Он качает головой, и я замечаю кровь из раны Эверли, растёкшуюся по его груди.

— У Аттертонов есть связи. Если мы обратимся не к тем людям, они получат предупреждение. Они скроют улики и скажут нам, что мы ошиблись, — говорит он.

Я киваю, как будто в этом есть смысл. Оглядываясь назад, я вижу, как он нежно гладит Эверли по щеке.

— Это правда? — Спрашивает он.

Мне не нужно спрашивать, что именно.

— Да, — отвечаю я.

— Мы должны спасти её, — говорит он, и моё сердце наполняется решимостью. Я не знаю, кого он имеет в виду: Эверли или Лили. В любом случае, это не имеет значения.

— Мы должны спасти их всех, — говорю я.

Эверли все ещё была без сознания, когда я подъехала к отделению неотложной помощи больницы. Её дыхание было поверхностным, а тело обмякло, когда Райкер внёс её внутрь.

— Помогите! — Закричала я.

На мгновение все в шоке смотрят на нас. Зрелище как из фильмов ужасов: почти обнажённая девушка, избитая и покрытая синяками. Окровавленный мужчина без рубашки, держащий на руках почти мёртвую девушку.

И тут они начинают действовать.

Для Эверли подкатывают каталку, раздаются инструкции и приказы, медсестры и врачи суетятся вокруг. Райкер падает на пол, когда её увозят, позволяя эмоциям захлестнуть его. Он плачет, и я падаю рядом с ним, заключая его в объятия, стараясь утешить, как могу.

— Всё хорошо, — говорю я, и на этот раз мои слова искренни. — Всё будет хорошо. С Эверли всё будет в порядке. Врачи её вылечат. С ней всё будет хорошо.

Отпустив его, я опускаюсь на пол, оказываюсь перед ним и, взяв его руки в свои, заглядываю ему в глаза.

— Ты сделал это. Ты спас нас.

Райкер не то смеётся, не то плачет.

— Я ничего не сделал, — говорит он. — Это всё ты. Ты спасла меня. Ты спасла нас.

Мы стоим, прижавшись друг к другу, посреди больничного этажа, среди инвалидных колясок и кроватей, пациентов, врачей и медсестёр, которые окружают нас плотным кольцом. Проходит много времени, прежде чем я замечаю направленные на нас пристальные взгляды и шёпот. Телефоны подняты над головами, камеры направлены в нашу сторону. Моё имя витает в воздухе.

Подняв голову, я встречаю виноватые взгляды, но люди держат свои телефоны высоко поднятыми, записывая всё происходящее.

— Вы — это она, не так ли? — Окликает кто-то.

Я моргаю.

— Девушка, которую похитили?

Я осматриваю зал ожидания, встречая любопытные взгляды.

— Мия Купер? — Слышу я.

Слегка неуверенно поднимаюсь на ноги и подхожу к женщине, которая назвала меня по имени. Она внимательно изучает меня, подмечая синяки и ссадины, которые едва скрывает футболка Райкера.

— Вы записываете? — Спрашиваю я.

Она кивает.

— Я веду прямую трансляцию. Вы в порядке? — Спрашивает она, поднося камеру ближе к моему лицу.

Я издаю звук, колеблюсь между желанием отбросить телефон в сторону и рассказать правду всему миру.

— Не совсем, — отвечаю я.

— Вы — это она? — Уточняет женщина.

Я киваю.

— Что с вами произошло? — Спрашивает она. Вокруг нас начинает собираться всё больше людей, они достают свои телефоны, стремясь увидеть свидетельства этой драмы.

Подняв подбородок, я подавляю страх и смотрю ей прямо в глаза.

— Меня зовут Мия Купер, и я была похищена, удерживалась в плену и подвергалась избиениям и насилию со стороны Себастьяна Аттертона-младшего. Его отец, Себастьян Аттертон-старший, уже много лет держит в заточении двух других женщин в своём доме. — Я снова сглатываю, стараясь сдержать слезы. — Сегодня мне удалось сбежать.